Праволюция

Праволю́ция — антоним леволю́ции. В отличие от леволюций, проводившихся угнетёнными, праволюции совершались угнетаторами, недовольными по разному поводу, в основном потому, что им принадлежало слишком мало угнетённых.

Как исторический феномен, праволюция представляет собой уникальный объект для изучения. Все праволюции были выдуманы историками; праволюционеры же, праволюцируя, и не думали называть свои выступления «праволюциями». Более популярными в их среде были названия «Надо Же Чем-то Занять Этот Вечер», «Землю Нам, Фабрики Тоже» и «Ну Кто Там Опять Расшумелся».

Ни одна праволюция не была доведена до логического конца, потому что праволюционеры не могли свергнуть сами себя, а свергать слабых и бедных было вроде бы неоткуда. В связи с этим праволюции принято называть провалюциями.

Восстание против фараона Лесостепа (XVI век до н. э.)

В качестве фараона Лесостеп был хорош или, по крайней мере, лучше, чем его отец Бромацетон и дед Пенобетон. Он делал всё, чтобы потом не спрашивали «А был ли фараон?». В частности, не менее пяти минут в день мозолил глаза своему советнику, остальные 23 часа и 55 минут пребывая на чердаке и размышляя о божественной природе божественности. Также он заказал 40000 своих статуэток, а ночью бегал по городу и подбрасывал их, а потом даже ловил.

Как бы то ни было, не все были довольны правлением Лесостепа. Партия Радикальных Библиотекарей даже составила словарь того, чего фараон не сделал. Например, он не играл на волынке и не изобрёл колесо. Последний факт возмутил ту общественность, которая разъезжала по столице на носильщиках. Общественность носильщиков тоже хотела возмутиться, но её хозяин уже вышел из ресторана и приказал ехать в следующий. Некоторые горячие головы призывали поместить фараона в пирамиду, в куб и даже в усечённый конус (неслыханное оскорбление для уважающего себя фараона). Участились случаи расступания морей и сотворения миров. Субботним вечером двое неизвестных вошли во дворец и помыли пол. Дочь фараона поймала живого страхового агента. а на каждом кирпиче фараоновой пирамиды загадочным образом появилась надпись «Пни меня».

Утром понедельника агрессивно настроенная толпа старших писарей, старших надсмотрщиков и старших братьев скопилась перед дворцом, покурила и пошла на обед. Это повторилось ещё три раза, после чего фараон вышел на балкон и пригрозил перестать раздавать им обеды. Вечером того же дня зашло солнце, мяукнула кошка и в социальном слое старших писарей наступила отрыжка.

Во вторник жрец храма Исиды сказал, что в гробу он видал всю эту пустыню, и собрался свалить на Канары, но ему помешали лень, пустыня и гроб. Голос жреца, доносящийся из-под песка, заставил молодого служку немедля поверить в Исиду, в Осириса, в разводные мосты и в три метра высотой.

Лицезрея столь неудачное восстание против себя, фараон Лесостеп чихнул два раза, оставил карьеру и ушёл заниматься наскальной живописью. Власть приняла на себя его дочь Нуитити, которая действительно оправдывала своё имя, но суд счёл её оправдания неоправданными и предложил ей руку и сердце неизвестного солдата.

Хэйан-но фукугэн (794 год)

Монументальный трактат «Тёва-но кёику» сообщает нам, что для японской девушки честь важнее фамилии, имени и даже фотографии в паспорте. Однако любой иностранец, пробывший в Японии дольше 45 секунд, может с ходу назвать более семнадцати исключений из этого правила и заодно из школы. Когда даймё Юдзи Нагано, у которого был большой, огромный камидати-рю, пришёл к известной красавице Томоко Иватани и в семнадцати слогах вопросил её на предмет лиственности или жизни, её не было дома. Но речь не об этом.

В 794 году от Рождества Христова (в 57 году правления Камму и в 546443 году по версии двустворчатых губок) Фудзивара-но Мисинаги решил перенести японскую столицу из Нары в Хэйан, но отмёл эту идею как несоответствующую занимаемой должности разносчика древней пиццы. По иронии судьбы, сарказму рока и юмору н-ролла в тот же день император Камму одобрил упомянутое отметание идеи и нотариально заверил парочку скриншотов, подтверждающих соответствующий пост. Некто, чьё имя мы, честно говоря, забыли, заявил о своём несогласии с позицией императора по отношению к инициативе трудящихся классов. Император счёл его доводы разумными, поменял позицию и оказался как раз на нужном расстоянии, чтобы снести этому Некто голову.

Поступок императора возмутил советников, сослуживцев, сотрапезников и собак. Они послали ему ноту протеста, которая напоминала си-бемоль в двоичной раскладке. Случилось так, что все эти люди давным-давно жили в Хэйане, а император, как дурак, один сидел в Наре. Так что письмо шло два месяца, а дойдя, было сразу же отправлено в Канцелярию по делам Спама.

Вероятность замутить с японкой прямо на месте повышается по мере продвижения от аэропорта к центру Токио. Такими сведениями снабдил нас итальянский путешественник эпохи Возрождения по имени Капитано Обвиозо, который сам узнал об этом из первых попавшихся рук. Неудача даймё Нагано была связана с тем, что красавица Иватани жила где-то в районе аэропорта и имела возможность быстро свалить из города. Но речь не об этом.

Император Камму был опечален тем, что остался жить во дворце один, и поэтому решил напиться. К сожалению, выпивку в округе делали только в доме Нагано, и он отправился туда, не забыв прихватить надёжную защиту от элоквенций даймё. Даймё пребывал в глубоко отчаянном положении, потому что в Нару уже третий год не приезжал бродячий цирк гимнасток, о чём он и известил императора, попутно недвусмысленно намекая на размеры своего камидати-рю. Камму пообещал всё исправить сразу после энной рюмки (от старояп. энно — «чувствовать себя так, будто ты совершил харакири и твои внутренности жрут жадные вороны, а посмотришь — ан нет, вроде бы всё в порядке, но пить больше в жизни не буду, мамой клянусь»).

На следующее утро император пребывал в состоянии энно, а про гимнасток и про то, что они могут вытворять, даже слышать не желал, потому что врач запретил ему слушать в ближайшие два-три дня. Когда даймё, также будучи в упомянутом состоянии, но имея камидати-рю как раз подходящего размера, чтобы пересилить волю бога Данунах, пришёл во дворец, то не обнаружил там императора, так как последний под воздействием алкоголя воспылал желанием уехать в деревню, к тётке, в глушь, в Хэйан, и таки сделал это. Таким образом, хэйанская фукугэнция всё же свершилась, а даймё, понуро возвращаясь домой, обнаружил в некоей луже красавицу Иватани и немедленно посвятил этой луже оду любви, да и лёг туда же, потому что голова болела ужас как.