Гиерофобия

Реакция гиерофоба на освящение куличей

Гиерофобия (от др.-греч. ἱερός — священный, божественный и φόбов — страх) — это не ваш банальный воинствующий атеизм из паблика для мамкиных циников. Это лютая, бешеная НЕНАВИСТЬ и вселенская попоболь, которые по какой-то злой иронии судьбы мутировали, обзавелись собственным наукообразным термином и прописались в медицинском справочнике. Суть явления — иррациональный, неконтролируемый и совершенно первобытный ужас перед всем, что хоть как-то связано со священным. В зону поражения попадают не только священнослужители, но и их артефакты, локации и даже заклинания: иконы, кресты, храмы, запах ладана, заунывные песнопения и прочая атрибутика, от которой у нормального человека максимум сведет скулы от скуки. Гиерофоб же рискует отъехать в мир иной от банального инфаркта, просто столкнувшись нос к носу с бородатым дядькой в черном платье. И не стоит путать нашего пациента с обычным сетевым борцом с мракобесием. Борец строчит гневные комменты про яхты патриарха, сидя в уютном кресле. Гиерофоб же при виде крестного хода испытывает гамму ощущений, сопоставимую с высадкой на Омаха-бич под шквальным огнем: его бросает в холодный пот, сердце пытается пробить грудную клетку, а единственным желанием становится немедленная аннигиляция или телепортация куда-нибудь на Альфу Центавра.

Посев панических зерен

Откуда же берется эта диковинная хворь в наш просвещенный век? Как и любая уважающая себя фобия, гиерофобия не возникает на пустом месте. Она — результат долгого и кропотливого взращивания, эдакий продукт селекции из детских страхов, взрослых обид и информационного шума. Чтобы вырастить образцового гиерофоба, не обязательно даже участие злобного попа, покусавшего пациента в нежном возрасте, хотя интернет-истории утверждают, что и такое возможно. Чаще всего почва для будущего невроза удобряется куда более прозаичными методами.

Представим себе неокрепший разум маленькой личинки человека. Этот разум — чистый лист, на котором заботливые родители могут начертать что угодно. И если родители — адепты секты Свидетелей Научпопа и воинствующие атеисты до мозга костей, то с младых ногтей ребенку вдалбливается простая истина: религия — опиум, церковь — инструмент порабощения, а все ее служители — хитрые жулики и проходимцы. Вместо сказок про Бабу-Ягу ему рассказывают страшные истории про инквизицию, вместо мультиков показывают документалки про финансовые махинации религиозных организаций. В результате такого интенсивного курса молодого бойца мозг ребенка формирует прочную нейронную связь: борода в рясе равно опасность, крест равно угроза, храм равно логово врага. И когда подросшее чадо впервые в жизни сталкивается с объектом этих страшилок, его подсознание бьет тревогу, запуская протокол Беги или умри, совершенно игнорируя доводы разума о том, что это всего лишь пожилой мужчина с интересным хобби.

Другой, не менее плодородный путь к гиерофобии лежит через личный негативный опыт. Здесь все еще проще и обиднее. Достаточно одного раза. Например, попасть на отпевание любимой бабушки, где равнодушный батюшка, отбывая номер, бубнит что-то невразумительное про кару господню, пока ты стоишь, раздавленный горем. Или быть притащенным в детстве на многочасовую пасхальную службу, где в душной, потной толпе, среди запахов ладана и чужих тел, ты медленно теряешь сознание от гипоксии, пока взрослые самозабвенно бьются лбами об пол. Всё. Один такой эпизод — и в подкорке навсегда отпечатывается якорь: церковь — это место тоски, удушья, страха и лицемерия. Любой последующий контакт с этой средой будет лишь воскрешать те самые ощущения, доводя их до уровня полноценной панической атаки.

Ну и, конечно, нельзя сбрасывать со счетов могущество современных СМИ и интернетов. Наша медиасреда обожает жареные факты, а церковь — их щедрый поставщик. Достаточно открыть новостную ленту, чтобы погрузиться в дивный мир священников-педофилов, монахов-убийц, епископов-бизнесменов и попов-гонщиков на спорткарах. Для впечатлительной и тревожной натуры этот поток негатива становится неопровержимым доказательством того, что все детские страхи были не напрасны. Каждый храм начинает казаться не домом божьим, а штаб-квартирой преступного синдиката. И вот уже человек начинает шарахаться от любой колокольни, подозревая, что из-за угла сейчас выскочит инквизитор и потащит его на костер. Вишенкой на этом торте ужаса становится хоррор-культура. Бесчисленные Экзорцисты, Проклятия монахини и Омены давно превратили образ священнослужителя из доброго пастыря в либо беспомощную жертву демонических сил, либо в их прямого пособника. После пары таких киносеансов даже самый закоренелый скептик начнет нервно озираться в темном переулке, а что уж говорить о том, чей разум уже подготовлен к восприятию подобного.

Ареал обитания

Вопреки стереотипам, типичный гиерофоб — это не обязательно мрачный гот или сатанист с перевернутым крестом на шее. Куда чаще это самый обыкновенный, серый и неприметный анонимус, который до определенного момента и сам не догадывался о своей пикантной особенности. Болезнь может тихо дремать в глубинах подсознания, пока случай не вытащит ее на свет божий. Таким случаем может стать приглашение на венчание к лучшему другу, крестины племянника или необходимость зайти в храм, чтобы просто поставить свечку по просьбе верующей мамы. И вот тут-то и начинается представление.

Короче, позвал меня Димон шафером на свадьбу. А он, прикинь, венчаться надумал, типа, так скрепнее. Ну, я костюм надел, все дела. Заходим в эту их церковь. Внутри полумрак, золотом все блестит, бабки какие-то шепчутся. Уже тогда мне как-то не по себе стало. А потом вышел он. Главный. Такой, знаешь, огромный, борода лопатой, ряса до пола, а на пузе крест с кулак. И как он на меня глянул, у меня аж в ушах зазвенело. А потом он кадилом этим своим как махнет, и на меня облако этого их дыма. Я думал, все, конец, сейчас задохнусь. У меня перед глазами все поплыло, ноги ватные стали, я реально чуть там не упал. Кое-как выполз на крыльцо, сел на ступеньки, а самого трясет, как будто я с похмелья и минус тридцать на улице. Димон потом выбежал, ржет, говорит, ты чего, бледный такой, как будто невесту увидел. А мне вообще не до смеха было. С тех пор я эти заведения за версту обхожу, ну его нафиг.

— Крик души анонимуса

Вне зоны действия раздражителей гиерофоб — абсолютно социализированный индивид. Он ходит на работу, смотрит сериалы, платит ипотеку и даже может травить анекдоты про священников. Но его жизнь подчинена сложной системе избегания. Он прокладывает маршруты на работу в обход церквей, он никогда не согласится на экскурсию по Золотому кольцу, он судорожно переключает канал, если натыкается на трансляцию службы. Его внутренний радар постоянно сканирует окружающее пространство на предмет религиозной угрозы. Особым испытанием для него становятся крупные праздники вроде Пасхи или Рождества. В эти дни интернет превращается для него в персональный филиал ада. Ленты социальных сетей забиты фотографиями куличей, икон и сияющих лиц родственников на фоне храмов. Пациент вынужден либо уходить в полную цифровую аскезу, либо рисковать словить паническую атаку от безобидной гифки с ангелочком. Его жизнь — это вечная партизанская война с невидимым, но вездесущим врагом.

Анатомия панического припадка

Что же происходит с нашим героем, когда избежать столкновения с ужасным не удалось? Представьте: вы спокойно идете по улице, думаете о своем, и вдруг из-за угла выруливает крестный ход. Или вы заходите в гости к новому знакомому, а у него в красном углу — иконостас. Для обычного человека — ноль реакции. Для гиерофоба — запуск программы самоуничтожения. Все начинается с ледяной волны, которая прокатывается по спине. Мозг мгновенно отключает все высшие когнитивные функции и передает управление древнему, рептильному отделу, который знает только три команды: бей, беги, замри. Сердце, получив команду тревога!, срывается с цепи и начинает колотиться с частотой отбойного молотка, пытаясь вырваться на свободу. Легкие сжимает спазм, воздуха катастрофически не хватает, каждый вдох дается с трудом, будто вы дышите густым киселем. Ладони мгновенно становятся мокрыми и холодными, по всему телу пробегает мелкая дрожь. Мир вокруг теряет четкость и краски, сужаясь до одной точки — источника угрозы. Возникает жуткое ощущение дереализации, будто вы смотрите на происходящее в кино, а главный герой, который вот-вот опозорится на всю улицу, — это вы. Мысли в голове превращаются в белый шум, из которого вырываются только обрывки фраз: я умираю, я схожу с ума, надо бежать. И все это венчает всепоглощающий, животный, иррациональный ужас, который невозможно контролировать или объяснить. Это и есть паническая атака во всей ее неприглядной красе — биохимическая буря, которая превращает взрослого, разумного человека в испуганного зверька.

Пути исцеления

Можно ли излечиться от этого странного недуга? Официальная медицина утверждает, что можно, и предлагает для этого свои, проверенные временем инструменты. Самым надежным считается когнитивно-поведенческая терапия. Пациента усаживают на кушетку и начинают методично ковыряться в его голове, помогая осознать всю иррациональность его страхов. Ему объясняют, что бородатый дядя в рясе — не демон из преисподней, а просто человек на работе. Затем начинается самое интересное — экспозиционная терапия. Это как закаливание, только для психики. Сначала бедолаге показывают картинки с церквями. Если выжил — дают посмотреть документальный фильм про жизнь монастыря. Потом выводят на прогулку в ста метрах от храма. Потом в пятидесяти. Венцом этого мазохистского марафона должен стать триумфальный заход внутрь и покупка свечки. В особо запущенных случаях, когда пациента кроет от одного слова аминь, в ход идут колеса — транквилизаторы и антидепрессанты, чтобы хоть как-то стабилизировать расшатанную нервную систему.

Но анон был бы не аноном, если бы не искал свои, особые пути. Народная мудрость и коллективный разум интернетов предлагают альтернативные, куда более захватывающие методы лечения. Например, радикальный метод клин клином вышибают: пойти и устроиться работать в церковную лавку. Идея в том, что ежедневный контакт с объектом страха в конце концов вызовет привыкание. Правда, есть риск, что вместо излечения пациент получит нервный срыв и начнет отбиваться от прихожан подсвечником, но кого волнуют такие мелочи. Другой путь — сублимация страха в творчество и лулзы. Можно начать коллекционировать самые нелепые и смешные фотографии священников, рисовать на них мемы, придумывать циничные анекдоты. Превратив грозный и пугающий образ в объект для насмешек, можно существенно снизить градус ужаса. Смех — это ведь тоже форма контроля над ситуацией. Ну и самый абсурдный, но оттого не менее прекрасный способ — найти себе новую, еще более нелепую фобию. Например, начать панически бояться воздушных шариков (глобофобия) или пуговиц (кумпунофобия). На фоне перспективы умереть от ужаса при виде рубашки, страх перед священными предметами покажется легким и незначительным беспокойством.

В мире, где люди всерьез боятся уток, которые за ними следят (анатидаефобия, и это не шутка), панический страх перед зданиями с золотыми куполами уже не выглядит таким уж экзотическим. Это просто еще один баг в нашей прошивке, забавный и трагичный одновременно. И, возможно, самое страшное в этой истории — не сам страх, а то, сколько прекрасной архитектуры, исторических памятников и просто забавных жизненных ситуаций проходит мимо человека, вынужденного всю жизнь играть в прятки с религией. Хотя, если вдуматься, цены на свечи и записочки в некоторых храмах действительно способны вызвать паническую атаку у любого, даже самого здорового человека. Но это, как говорится, уже совсем другая история.