Абсурдотека:Дешёвый триллер

Материал из Абсурдопедии
Перейти к навигацииПерейти к поиску
— Ах, голос по ночам слышишь? Значит, он чего-то хочет…
~ Психоаналитик, мысли вслух.

Век высоких технологий, одним словом — современность. Рутинную работу детской поликлиники в областном центре нарушает посетитель, одетый в рясу. Вызван наряд полиции, но нарушителя общественного порядка и след простыл. Просмотр видеозаписи привёл к переквалификации происшествия и обращению к делам давно минувших дней. Дело поручено опытному следователю, который приготовился спокойно встретить старость. А для этого жизненно необходимо перекрыть канал общения с потусторонним миром…

Пролог[править]

Давным-давно, в веке эдак в десятом (а кто проверит или опровергнет безумных учёных?!) здесь было поселение древлян. Об этом в преддверии Олимпиады-80 всему миру поведало случайно обнаруженное археологами экскаватором древнее кладбище. Возможно, здесь было и капище.

Данное утверждение историков и экспертов зиждилось на фактическом материале. Ибо до этого археологами было обнаружено кладбище двенадцатого века — это когда новостройки возводить стали. Напоролись на первую могилу. Народу понабежало, журналистов, криминалистов (первыми ведь милицию вызвали). А милиция в те годы грамотная была, сразу археологов вызвали. Приехали археологи с кисточками и прочими прибамбасами и датировали захоронение двенадцатым веком. А это, выражаясь современным языком, была настоящая сенсация. Ибо до этого считалось, что после расцвета древнего города и последующим разграблением монгольскими татарами на долгие годы жизнь в нём остановилась. Раскопки доказали, что это заблуждение: город восстал из пепла и продолжал жить.

Дальше — больше. Начатое грандиозное строительство продолжалось бешенными темпами. В лучших худших традициях СССР надо было успеть к определённой дате и точка. Неутомимый экскаватор зацепил очередную могилу. На этот раз сразу же вызвали археологов, хотя и милицию поставили в известность. Однако на этот раз могила, обнаруженная в хорошем состоянии, была датирована десятым веком.

«Не может быть!» — хором ахнули многочисленные зеваки. Оказывается, может. Дело в том, что в глине тело, которое веками никто не тревожил, прекрасно сохраняется. Всё это происходит за счёт удержания постоянной влажности глинистой почвой. Мёртвое тело не мумифицируется (иссушается и обезвоживается), как в песчаной пустыне, а превращается в своеобразную куклу из жира и воска. Ну, прям музей мадам Тюссо… только с костями.

Тем временем археологи извлекли глиняную бутыль, которая покоилась в ногах покойницы (а это была женщина с длинными и светлыми волосами, одетая в истлевшее рубище, дорогих украшений при ней не было). Особо недоверчивым зевакам предложили поискать такую же бутыль в соседней рюмочной. А любителям приключений предложили продегустировать содержимое. Толпа не сговариваясь сделала шаг назад. Казалось, не найдётся смельчаков в двадцатом веке. Но тут раздался хриплый и сиплый голос: «Пропустите ветерана!» Вперёд вышел местный запойный алкоголик, мечтавший опохмелиться, но никак не находивший субстрата. В мгновение ока глиняная бутыль была распечатана. Разумеется, Хоттабыч из неё не явился. Она, как и полагается, была заполнена под самое горлышко. Сделав несколько крупных глотков местный алкоголик резюмировал, что уксус мог быть и получше…

Медицинский эксперт, прибывший вместе с нарядом милиции, мрачно констатировал, что подлинность древнего вина установить проще пареной репы. Вино от старости превратилось в уксус.

Решили копать в стороны и… снова могилы. С одинаковой ориентацией и приблизительно на равном расстоянии друг от друга. Больше сомнений не осталось — официальное городское кладбище десятого — двенадцатого века. Уместно будет напомнить молодым читателям, что в двадцатом веке страной и городом в частности пра́вила руководящая и направляющая сила. Она являлась рулевым и по сути решала всё и за всех. Именно оттуда и прозвучал казённый окрик с металлом в голосе: «Кладбище сравнять с землёй перезахоронить и строительные работы продолжить». Жилой массив древнему городу оказался важнее, чем какие-то захоронения десятого века… Вот так возле здания роддома выросли жилые дома. Само собой разумеется, что счастливые обладатели хрущёвок-новостроек (за редким исключением особо проницательных экземпляров) не имели ни малейшего понятия о снесённом кладбище.

Глава 1. Происшествие, которое сложно назвать сверхъестественным…[править]

Для любителей читать заголовки — краткое содержание первой главы.
Глава первая, в которой происходит событие, которое с большой натяжкой можно назвать из ряда вон выходящим. Вызвана полиция. Просмотр видеозаписи вынудил начать расследование, которое привычным жестом отложено в долгий ящик. Щепетильная глав. врач, прислав письмо, наполнила о служебном долге и делах давно забытых дней. Пришлось опытному оперативнику собирающемуся на заслуженный отдых отправится на поиски.

Был очень обычный, несолнечный день. Входная дверь детской поликлиники не знала покоя. Затруднительно резюмировать связан ли сей факт с её нерациональным устройством либо несовершенством неприспособленного для массовых посещений поликлиники помещения. Следует уточнить, что этот вход для посетителей был не только главным, но и единственным. Тем не менее, через неширокую одностворчатую входную дверь с тамбуром постоянно сновали посетители. Многие, разумеется, были с детьми разного пола и возраста. За происходящим торжественно и неусыпно наблюдала одна из двух видеокамер, установленных для порядка. Всё было как всегда. И ничто, как говорится, не предвещало…

В половине двенадцатого, с северо-запада (то бишь, выражаясь простым, понятным многим языком, со двора), со стороны главной камеры видеонаблюдения, в поликлинику вошёл внешне малоприметный человек. Он был среднего роста, неопределённого возраста без каких-либо особых черт. Одет он был в чёрную рясу. Действительно, у кого могло вызвать подозрение внезапное появление в дверях детской поликлиники одинокого священнослужителя, как говорится в полном боевом снаряжении? В дверь вошёл он степенно, однако дороги не уступил никому. Посетители, увидев человека в чёрных одеждах в скуфее и с массивным крестом белого металла на солидной цепи, висевшим на шее, предпочитали расступиться. Многие делали это интуитивно по древней традиции трёх Д, сложившейся веками: Дай Дураку Дорогу. Оставшееся меньшинство делало это толи с почтением, толи с подобострастием. Ну, и что из этого? Стоило ли столько времени отнимать у читателей на никому не нужные и малоинтересные подробности? Отнюдь! Ибо всё начинается с мелочей!

Успешно миновав последовательную цепочку одностворчатых современных металлопластиковых дверей, для большей солидности укомплектованных мощными пружинами, чёрный человек направился к лестнице. В холле поликлиники царил традиционный энергосберегающий полумрак, и камера видеонаблюдения фиксировала весьма посредственную картинку. Лестницу практически невозможно было назвать парадной, но она была центральной, а две другие были попросту закрыты. Одна из них на ремонт, а вторая навсегда, ибо давным-давно была признана аварийной. Итак, на этом информация с камер видео наблюдения заканчивается. Больше камер в здании установлено не было, да и зачем? Остальная информация была заботливо предоставлена очевидцами и свидетелями развернувшихся событий. А для пущей сохранности была заботливо запротоколирована и приобщена к делу.

Далее, если верить сумбурным и сбивчивым свидетельствам посетителей поликлиники, как только человек в рясе поднялся по лестнице на второй этаж, всю степенность как ветром сдуло. Он начал бегать по узкому коридору между скамьями, на которых ожидали своей участи посетители поликлиники, и что-то бессвязно бормотать. Некоторым показалось, что бормотание было связным, но сбивчивым и временами напоминало молитву. Опять же, ну и что? Мало ли в современном компьютерном веке бесноватых? Дело в том, что побродив по второму этажу, человек в рясе снова вышел на лестницу и поднялся на третий этаж. То есть стала прослеживаться определённая закономерность и последовательность в его действиях. Но внимания тогда не обратили…

Посетители третьего этажа вспоминают, что к ним на этаж быстрой походкой вошёл человек в чёрном с большим крестом на груди и начал в голос выкрикивать нечто, слабо связанное и мало понятное для большинства. Опять же некоторым это напомнило молитву и они стали креститься. Человек в рясе не обращал на них никакого внимания, что истинно верующим показалось странным. К тому же, на уточняющий вопрос следователя-дознавателя они затруднялись ответить какую именно молитву произносил или бормотал человек в чёрном. Кто-то из посетителей попытался сделать ему замечание, типа кругом дети и не всегда здоровые. Ответа и какой-либо реакции не последовало. У очевидцев создалось впечатление, что человек в чёрном просто не замечал того, что творится вокруг. Сообща, они решили, что он попросту был не в себе.

В эру мобильной связи в каждой отдельно взятой руке никто не догадался вызвать полицию. Возможно, в силу быстроты и даже стремительности развития событий, а может и в силу ригидности и косности мышления большинства обывателей, занятых играми на своих ненаглядных гаджетах, кто знает? Тем временем, человек в чёрном вновь оказался на единственной лестнице. На сей раз он с выкриками, перескакивая через две ступеньки взбежал на четвёртый этаж и безошибочно свернул в сторону приёмной. Поясним, что для удобства посетителей данной поликлиники, приёмная располагалась в самом дальнем углу четвёртого (верхнего) этажа. При этом действовавший десятилетиями пассажирский лифт, сразу же после переезда приёмной с первого этажа, был отключён. Разумеется, это случайное совпадение и не более того.

Успешно миновав длинный пустынный коридор административно-хозяйственной части поликлиники и оказавшись в приёмной, человек в чёрном начал кричать что-то несвязное. Затем разбросал бумаги на столе секретаря и без стука ворвался в кабинет заместителя главного врача по медицинской части. Там он продолжил кричать и разбрасывать листы, разложенного на столе квартального отчёта. На должности заместителя в тот момент была доктор-невролог. Она избрала единственно верную тактику толстовского непротивления злу насилием. Проще говоря, спокойно созерцала за происходящим и жалела только об одном, что не успела внести обобщённые данные в компьютер, который не привлёк никакого внимания человека в рясе. Излишним будет отметить, что как только человек в чёрном вошёл в кабинет начмеда, секретарь позвонила в полицию.

Долго ли, коротко ли ехала доблестная полиция — не знает никто. Но факт остаётся фактом: к приезду наряда чёрного человека в поликлинике уже не было.

Ленивым шагом в здание вошли двое полицейских в чёрной форме с чёрными резиновыми дубинками и с наручниками на поясном ремне. Не долго думая они направились в регистратуру и спросили охранника. В это время с четвёртого этажа по лестнице спустился удивлённый охранник, которого вызвали в приёмную, а затем «обрадовали» скорым приездом полиции. Человека в чёрном он не застал и не видел. Очень странно, однако им удалось разминуться на единственной лестнице…

Охранник кратко изложил суть проблемы, особо подчеркнув, что лично он ничего не заметил и информацию получил сугубо сверху. Полицейские уточнили не нанесён ли ущерб кроме морального, а в ответ получили ответ, что ущерба и жалоб нет. Скорее для проформы они попросили посмотреть записи с камер видеонаблюдения. Охранник связался по проводному телефону с приёмной, доложил о прибытии полицейских и передал просьбу просмотра видеоматериала. Получив устное разрешение, охранник широким жестом пригласил полицейских к монитору. Полицейские поправили макияж, а это были две молодые девушки, и со скучающим видом присели к монитору.

Сказать, что охраннику самому не терпелось посмотреть записи — это ничего не сказать. Полицейским, напротив, не терпелось поскорее замять инцидент, чтобы не возиться с бумагами и не составлять протокола. Так как камер было только две, начали с камеры главного входа. Промотав запись в ускоренном режиме, быстро обнаружили кадры входящего в поликлинику человека в рясе… разумеется, со спины. Для проформы, полицейские попросили сделать стоп-кадр и увеличить, но ничего необычного в чёрном силуэте не просматривалось. Нетерпение охранника нарастало. Наконец, в кадре видеокамеры главного входа появился выходящий человек в чёрном. Охранник был уверен на все сто процентов, что видел его впервые и на лестнице до этого с ним не встретился. Девчата полицейские, видя его волнение, поспешили успокоить, что он, вероятно спустился на единственном работающем лифте в соседнем от приёмной крыле. Охранник успокоился и начал демонстрировать запись в покадровом режиме. Внезапно, в кадре появилась длинноволосая женщина-блондинка с распущенными волосами, одетая в рубище (длинную рубаху и юбку из грубой толстой ткани), на плечах накидка по типу плаща, а на ногах — онучи. На следующем кадре её уже не было. Охранника прошиб холодный пот, а девчата даже не заинтересовались, подумаешь, технический сбой цифровой камеры и появилось глючное изображение. Однако последующие кадры повергли их в откровенное уныние. Нет, женщины больше не было ни в одном кадре ни до ни после случайного дополнительного изображения. Можно было традиционно вытереть запись и забыть обо всём — мало ли когда на дурке выпадет амнистия. А традиция ряженых среди славянского люда воистину неувядающая… Нет. Появилось отчётливое изображение хулиганящего в рясе, то есть даже не фоторобот. На последующих кадрах человек в рясе резко остепенился, приобрёл свой изначальный неспешно-торжественный, полный чувства собственного достоинства образ, поднял голову и медленно троекратно перекрестился. Разумеется, что верующие, случайно оказавшиеся рядом также остановились и видя крестящегося (благословляющего?) священника, перекрестились. Что же тут интересного, подумаешь, из дверей детской поликлиники в самом разгаре рабочего дня вышел священник и перекрестился. Вот только, если верить записям и рассказам очевидцев, человек в рясе перекрестился в первый и последний раз за всё время инцидента…

Недолго думая, девчата полицейские достали рацию и вызвали наряд оперативников. После чего достали пудреницы и томительное ожидание прибытия бригады провели с пользой для собственного имиджа (то есть вывески). Трудно было их заподозрить в злоупотреблении или халатном отношении к служебным обязанностям. Всё это вполне соответствовало брошенному в массы лозунгу о полиции с человеческими лицами.

К подъезду поликлиники причалил видавший виды УАЗик без особых опознавательных знаков. Бдительная дворничиха с метлой наперевес бесстрашно бросилась в атаку с криком: «Сюда нельзя. Запрещено. Въезд только со двора!». Этот поток был быстро пресечён вышедшими из УАЗика людьми в форме. Для полной убедительности они предъявили документы в развёрнутом на главную видеокамеру виде.

— Приехали, — сказала одна девушка другой, и обе синхронно закрыли пудреницы.

Охранник вышел из регистратуры в холл и, встретив оперативников, проводил их к монитору. После краткого обмена сведениями девчата сели писать протокол. Бригада оперативников, просмотрев кадры видеозаписи, не проронив ни слова, отправилась осматривать здание и искать свидетелей и очевидцев. Среди маститых и умудрённых опытом следователей особо выделялся молодой лейтенант. Вот ему-то и поручили искать и опрашивать свидетелей. Когда лейтенант ушёл, оставшиеся участники группы поинтересовались, где находится лифт и отбыли сразу на четвёртый этаж. Ничего нового они там не узнали, но пришлось собственноручно записывать сбивчивые показания секретаря и других очевидцев событий. С досадой было обнаружено отсутствие видеонаблюдения и записи на четвёртом этаже. Тем не менее, лифт заинтересовал всех. Это был старый ручной лифт, то есть с лифтёром. По пути на четвёртый этаж удалось выяснить, что никого подозрительного в лифте не было, лифтёр всегда одна и ключи от лифта только у неё и завхоза. После сбора данных, оформления протокола и прочих подробностей, оперативники спустились по лестнице, заглянув на каждый этаж, пока наконец не встретили своего стажёра. В кратчайшие сроки ему удалось собрать большое количество свидетельств и показаний. Вот только длинноволосую блондинку в рубище никто не видел…

Завершив формальности, оперативники погрузились в УАЗик и под пристальным взглядом дворничихи, взявшей неразлучную метлу «на караул», отправились восвояси.

Машина спокойно ехала по гладко заасфальтированным улицам города. Первым, как и полагается, молчание прервал старший.

— В этой жизни везёт только дуракам и пьяницам. Что ж, сразу открутиться не удалось. Много шума и управление подключили. Подержим пару недель на контроле и, как водится — в архив. Жертв (физических) и разрушений нет. Официальных заявлений пока не последовало. На записи практически ничего нет. Можем напрячься и найти человека в чёрном с большим крестом белого металла на шее, а зачем? Что ему предъявят в суде, кроме мелкого хулиганства? Только бумаги тонну изведём.

— Товарищ майор, а как же та странная женщина на двадцать пятом кадре? — поинтересовался стажёр.

— Эх, молодёжь… что вы видели в жизни кроме учебников и компьютера?! Ответь, кто её видел и как ты думаешь её искать? С такими приметами её невозможно было не заметить! Но, насколько я понял, кроме единственного, подчеркну — единственного кадра записи её нигде нет. Сбой в записи, напряжение скакнуло… В отчёте лучше не упоминать вовсе — лишние вопросы, проблемы, объяснительные и экспертизы.

— Но, товарищ майор, человек в рясе её тоже видел, аж креститься начал, значит — видел раньше. Не за ней ли он пришёл?

— Да, да, ещё перемотку и стоп-кадр включил, чтобы лицезреть двадцать пятый кадр… нет, перекрестился он по привычке, выходя из храма. В данном случае, храма милосердия и оказания помощи страждущим, где служат люди в белых одеждах, в большинстве своём достойные носить именно белые одежды, а не чёрные как у чернецов. Вот только не надо мне рассказывать и приводить примеры из жизни. Сразу отвечу коротко: в семье не без урода и всё!

— Товарищ майор… Анатолий Петрович, выходит я — зря старался?!

— Нет, конечно, Никандр. С одной стороны — дополнительная тренировка. Спасибо, что практически не задержал нас в этом заведении. За качество не переживай: всегда можно при желании собрать дополнительную информацию, ибо нельзя объять необъятное. С другой стороны, ты говорил, что родители в духе времени решили дать тебе двойное имя Николай (от греческого побеждать, в том числе и собственный народ, ха-ха) и Андрей (от греческого мужественный, храбрый). Вот только было в древности такое греческое имя — Никандр. Означало оно побеждающий людей. Скоро окончится стажировка. Ты отправишься в самостоятельное плавание в бурном море событий, преступлений, предательства и разочарований. Тебе каждый раз придётся выходить победителем из создавшихся ситуаций. Некоторые дела придётся сдать в архив, как не раскрытые… Увы, бывает в нашей профессии и такое. Ответь, зачем мне на старости лет оставлять после себя нераскрытый «висяк»? Да ещё в административном деле, на которое зачем-то вызвали опергруппу…

Остаток пути оперативники провели в молчании. Возможно, молчание было философским, кто знает?

Так же неспешно видавший виды УАЗик въехал в ворота и остановился у подъезда. Майор отправился на доклад. После доклада, в кабинет начальника зашёл секретарь и доложил, что получена почта от глав. врача поликлиники. Полковник Кобзев нахмурился и, посетовав на чудеса современной техники, велел распечатать текст электронной почты. Секретарь принёс дымящийся чай и отправился в приёмную за текстом письма.

— Да, Петрович, были времена… а теперь мгновения. Вот раньше пока отправят, пока почта всё от штемпелюет, рассортирует, переправит, примет, отсортирует и принесёт в мешке, пока секретариат входящий номер проставит — от трёх дней до недели уходило. Теперь секретарь на том конце маляву отпарит, даст глав. врачу ознакомиться и на наш адрес «по Емеле» перешлёт, а нам нужно оперативно реагировать… Ты чайку-то попей, настоящий Индийский из старых запасов.

— Разрешите? — вошёл секретарь с листом бумаги.

— Спасибо, принесите сегодняшнюю прессу, — сказал полковник Кобзев и взял в руки ещё тёплый белоснежный лист. Быстро пробежав глазами текст протянул лист оперативнику:

— Вот полюбуйся, они уже оказывают на нас давление!

Прочитав письмо, адресованное его непосредственному начальнику, старый оперативник понял одно: покоя нет для грешных. Не дадут ему почивать на лаврах и спокойно уйти в отставку. Интересно, откуда они узнали про двадцать пятый кадр? Ну да, оригинал записи остался у них.

— Что скажешь, Петрович?

— А что тут скажешь… стажёра не забирайте до окончания следственных действий.

— Да, похоже, Петрович, это единственное, что я могу для тебя сделать в возникшей ситуации.

— Разрешите идти?

— Удачи! Не тяни. Собери данные, напиши отчёт и дело в архив. Одним висяком больше… На всякий случай, я тебе пропуск в Государственный архив закажу, полистаешь материалы. Мутная была история и до сих пор секретная.

Майор вышел в холл, отёр выступивший пот носовым платком. Затем достал сложенный вчетверо лист и в очередной раз прочитал следующее:

Начальнику управления полковнику Кобзеву лично, срочно.
Добрый день!
У меня возникли вопросы по поводу Вашего расследования.
После отъезда оперативной группы мы посмотрели видеозапись. На одном из кадров случайно обнаружили женщину, которую разыскивают много лет. Изображение совпадает с описанием пострадавшей роженицы не так ли?
Напишите нам или сообщите каким-либо другим способом, если хоть что-то станет известно. Пожалуйста!
С уважением — Свирепова Л. В.

Свирепова, Свирепова, Сви… ах, да. Конец семидесятых, начало войны в Афгане и подготовка к Олимпиаде. Одно из засекреченных дел. О нём рассказывали в академии. Замылить не удалось, пронюхали журналисты и были публикации в газетах, которые не успели предотвратить (виновные были обнаружены и наказаны, а толку с того?). В итоге — классический висяк с кучей разного рода несвязух и отсутствием не то, что преступника, но даже и подозреваемого… майор в очередной раз отёр пот с лица и присел в кожаное кресло, стоявшее возле приёмной начальника управления. Воспоминания не замедлили всплыть из памяти и нахлынули с новой силой.

Глава 2. Призрак бродит по роддому, призрак…[править]

Для любителей читать заголовки — краткое содержание очередной главы.
Глава вторая, в которой впервые упоминается о появлении призрака, которое является предвестником несчастий и неминуемой гибели. Записана со слов очевидцев событий.

Лето. Жара. На пороге Олимпиада, которую не начавшись уже бойкотировали ряд ведущих капиталистических стран. СССР увяз в интернациональной помощи ограниченным военным контингентом в демократической республике Афганистан. Оттуда уже прибывают первые закрытые гробы. Сверху поступила секретная директива: «не замечать и не драматизировать!» Вот так и хоронят без особых эмоций на недавно открытом новом городском кладбище закрытые гробы «оттуда», куда «мы их не посылали!». Действительно, формально это были военные специалисты-добровольцы. Гробы все одинаковые цинковые и запаянные. В некоторых есть стеклянное окошечко, в большинстве и оно запаяно. Вскрывать категорически запрещено. Гробы в морге выдает представитель КГБ СССР непосредственно под роспись о неразглашении ближайшим родственникам погибших. Усилен контроль за общественным порядком, мало ли что (это из-за Олимпиады). Все неблагонадёжные элементы посажены или изгнаны туда, куда Макар телят не гонял. То есть подальше от крупных городов. До Олимпиады остаётся меньше месяца. привлечено огромное количество добровольцев-комсомольцев, которые спешно изучают иностранные языки. Итак, главная новость в газетах, на радио и телевидении — Олимпиада-80. Это, чтобы была понятна царившая вокруг атмосфера.

В родильный дом областного центра поступает роженица. Да мало ли их тогда поступало. Действительно, в этот день, как и во все предыдущие она поступала не одна. Следует напомнить, что количество родов за сутки достигало тогда десяти — двенадцати. Персонал работал в прямом смысле не покладая рук. Нет, это не был конвейер. Женщины поступали на сохранение беременности, на роды, а некоторые и на аборты по медицинским показаниям. Это те поздние аборты, которые были в СССР официально разрешены. Те, которые делали официально. Все остальные, сделанные вне стен медицинского учреждения, назывались сухим языком закона криминальными абортами и за них полагалось наказание, если поймают. Здание было построено после войны и уже порядком устарело как морально, так и физически. Все жили обещаниями скорого строительства нового современного здания и мужественно переносили все тяготы и лишения.

Итак, как было сказано выше, однажды в среду в родильный дом областного центра поступает роженица. Поступает одна из района. В приёмном покое её осматривает дежурный врач акушер-гинеколог и не находит никакой патологии. Говоря человеческим языком, делает благоприятный прогноз на родоразрешение. Внимательно изучив сопроводительные документы, врач обнаружил только, что роды первые, а возраст первородящей женщины за тридцать. Анатомические размеры, указанные в обменной карте, указаны вполне допустимые и совпали с полученными данными при осмотре в приёмном отделении роддома. Срок беременности указан верно. Никаких признаков заболеваний не выявлено. При опросе беременной никакой проясняющей информации получить не удалось. Дежурному врачу ничего не оставалось, как поднять роженицу в чистое акушерское отделение (все анализы и документы были в порядке). То есть показаний для госпитализации в карантинное отделение, именуемое сокращённо на французский манер обсерватор, не было. Ещё раз внимательно изучив обменную карту, доктор, вспомнив замкнутость и неразговорчивость роженицы, решил, что это очередная пациентка, направленная в областной центр по блату. Напомним, что в СССР существовала широкая и разветвлённая сеть так называемых ФАПов или фельдшерско-акушерских пунктов, на которых физиологические (то есть не осложнённые) роды принимались массово, а в город посылали только тех, кому требовалась врачебная помощь (кесарево) или течение беременности отличалось от физиологического. Окончив осмотр, дежурный врач отдал распоряжения акушеркам и отправился снимать пробу пищи, приготовленной на обед. Напомним, что число родов за сутки в те далёкие времена превышало десять и это была далеко не единственная роженица на весь роддом. Как и положено женщинам, доставленным КСП (Каретой Скорой Помощи) из района, она поступила в первую половину дня в начале суточного дежурства и в самое рабочее время, когда в роддоме, кроме дежурной смены трудится максимальное количество врачей, акушерок, медицинских сестёр и санитарок.

Женщину подняли на больничном лифте, то есть с лифтёром, на третий этаж в первое акушерское отделение. Почему акушерское, а не родильное? Из района женщина была доставлена без признаков начавшейся родовой деятельности, но по срокам уже было пора. В Таких случаях предпочитали по возможности госпитализировать заранее, чтобы не создавать себе проблем в процессе родов. У первородящих такое бывает часто: всё хорошо, а к вечеру — бац и началось. Где здесь искать машину для перевозки в район? Как доставлять среди ночи, когда в роддоме останется только один дежурный акушер-гинеколог, да и тот может быть задействован на родах. В двух словах ничего интересного, обычная повседневная текучка. В отделении её осмотрел врач, который работал в дневное время по будням. Он также определил анатомические размеры и отсутствие признаков начала родовой деятельности. Женщину определили в палату и сказали, что обед будет ровно через час в столовой в холле отделения.

Женщина оказалась в светлой трёхместной палате, в которой находилась ещё одна роженица. Она сдержанно поздоровалась, но от расспросов и откровений уклонилась, в силу природной замкнутости характера. Жизнь в роддоме продолжалась своим чередом. Рождались новые люди, иногда по два или три сразу. Три — редко, поэтому на это событие подключали ещё пару врачей-гинекологов и обязательно педиатра-неонатолога, ибо дети из многоплодных беременностей, как правило, слегка недоношены и нередко травмируются в родах. Своевременное вмешательство специалиста всегда способствует нивелированию проблем и смягчение возможных последствий возникших проблем в будущем.

По свидетельствам очевидцев, женщина во́-время пришла в столовую, спокойно поела, так ни с кем и не общалась. Тогда это никому не показалось странным, ибо многие первородящие традиционно погружены в себя, когда их не беспокоят другие проблемы. Бывают замкнутыми, так как над ними довлеет неизвестность. Уместно будет напомнить особенности советских родильных домов и ФАПов: посторонним вход был строго запрещён. То есть за пределы стерильной зоны или обсерватора никому, кроме персонала входить не разрешалось. А встречи с родственниками были возможны только в выписной или для пациенток акушерских отделений в, так называемой, справочной комнате. В отличие от современных родильных домов, временами напоминающими проходной двор, советские были предельно закрыты для посторонних.

Майор вспомнил пожелтевшую папку дела из архива, которую он, проходя стажировку в академии попросил посмотреть в архиве под личное поручительство преподавателя криминалистики. В числе прочих бумаг, там было заявление, собственноручно написанное потерпевшей на имя главного врача родильного дома. Разумеется, дословно текст этого заявления он не помнил. Не только из-за того, что прошло много времени, но и из-за особенностей изложения. В своём заявлении женщина писала, что оставшись одна (вечером её соседку по палате в связи с начавшимися схватками перевели в родильное отделение) она решила пройтись перед сном по роддому. К тому времени уже стемнело и в роддоме осталась только дежурная смена. Успешно миновав акушерский пост (рабочее место дежурной акушерки в коридоре отделения) роженица беспрепятственно покинула отделение. Акушерка, судя по показаниям, подтверждённым показаниями пациентки, в это время оказывала помощь в палате. Закрывать двери отделений на засов в советское время также было не принято. Достаточно было перекрытия дверей между приёмным отдалением, работавшим круглые сутки и остальной частью роддома.

Оказавшись на лестничной клетке, потерпевшая почему-то решила прокатиться на лифте. Это был стандартный для СССР пассажирский лифт, рассчитанный на перевозку четырёх человек без сопровождения лифтёра. Его основное предназначение способствовать внутренним перемещениям персонала между этажами. Женщин возили исключительно на больших больничных лифтах с лифтёром. Лифтовые шахты располагались внутри отделений (лифтёр также дежурила круглые сутки). Итак, женщина почему-то решила вечером покинуть отделение и прокатиться на служебном лифте. Странно, но кто их поймёт этих беременных женщин? Вот только служебный лифт, в числе прочего, останавливался и в подвале роддома…

Здесь также следует уточнить для непосвящённых читателей, что роддом строился сразу по окончании Второй Мировой войны То есть в эру, так называемой «холодной войны» и существования «железного занавеса». С занавесом всё понятно: строжайшая секретность везде и во всём плюс КГБ к месту и не к месту. А вот причём к роддому холодная война? Всё просто: пока школьники на уроках НВП (Начальной Военной Подготовки) по 45 минут сидели в противогазах (как оказалось больше высидеть было практически невозможно) по всей стране создана и развёрнута сеть убежищ, до которых необходимо добежать в случае тревоги. Подвал роддома, построенного по современным стандартам послевоенного времени и был таким убежищем. В подвал ходили практически все лифты. На них можно было эвакуировать не только персонал, но и оборудование, а также рожениц и родильниц с младенцами. Подвалом помещение можно было назвать с большой натяжкой. Окна были заглублены и выходили на поверхность в специальных нишах, поэтому днём было светлее, чем в обычном подвале. Компоновка очень напоминала обычную палатную секцию: длинный общий коридор. палаты по обе стороны. В одном торце санузел и душевая, а в противоположном — операционная и родовая. Отопление и водопровод были выполнены по независимой схеме. То есть вода поступала в подвал без напора по отдельной от основного здания самотёчной сети. Даже существовал норматив времени эвакуации и развёртывания операционной в подвале роддома. А что делать: война — войной, а роды и потребность в проведении кесарева сечения есть всегда.

Итак, оказавшись в пассажирском лифте, женщина нажала на самую нижнюю кнопку и… оказалась в подвале. Подвал был освещён в дежурном режиме, то есть непроглядного мрака там не было. Если бы там была тьма Египетская, то женщина, скорее всего нажала бы на кнопку своего третьего этажа и ничего бы не случилось и никто бы никогда не узнал об этом. Но в коридоре, высотой два с половиной метра (всего на метр ниже стандартного роддомовского коридора) был неяркий свет. Женщина даже не поняла, что оказалась в подвале. Она была уверена, что это первый этаж и хотела выйти наружу, чтобы подышать тёплым свежим летним воздухом перед сном. Чего тут предосудительного для сельской женщины? В заявлении было указано, что пройдя по коридору в поисках выхода, женщина свернула в какое-то помещение. Нащупав на стене выключатель она включила свет. Осветилось небольшое помещение с двумя дверями. Она решила, что это выход. Открыла первую попавшуюся дверь, за которой оказалась кромешная тьма. С начала, женщина думала закрыть дверь и открыть соседнюю, но её удивило наличие толстой металлической решётки во весь проём, в которую она собственно и упёрлась всем телом. Как пишет потерпевшая, она решила, что это сберкасса…

Действительно, во времена ГОСТов в СССР были одинаковые решётки в банках, оружейках и прочих секретных помещениях. Вот только откуда секретка в подвале роддома? Поначалу майор решил, что это комната для хранения наркотических аналгетиков. А сейчас его резанула мысль: зачем комната для хранения самого необходимого и срочного находится в закоулке подвала? Надо будет спросить… У кого, ни роддома, ни очевидцев практически не осталось. Ещё и дважды ремонт проведен после оптимизации и переделки в поликлинику. Попробуй отыскать следы… Дальнейшее описание он помнил отчётливо, ибо оно поразило его молодой мозг и въелось в память навеки.

Итак, понемногу глаза женщины освоились с царившим полумраком и она стала отчётливо различать детали. Увидев в открывшемся дверном проёме солидную металлическую решётку, она закрыла дверь и открыла дверь рядом. Там оказалась крохотная комнатка без мебели, окон и выхода. Замка́ в двери почему-то не было. Женщина опять вернулась к двери, за которой была решётка. Она разглядела кирпичную стену в нескольких сантиметрах от стальной решётки. Подумав, она рассудила, что это выход, только он закрыт от посторонних. Вот только почему там стена? В своём заявлении женщина ясно указывает, что стена заинтересовала её внимание. Стена оказалась из красного кирпича, уложенного на ребро, то есть толщиной всего со спичечный коробок, не более. С досады он стукнула рукой по стене. Стена заколыхалась. За стеной пустота, догадалась женщина. Просунув руку в ячейку стальной решётки, роженица отклонилась назад и всем телом навалилась на стену, стена проломилась в пустоту. Женщина едва успела отскочить в сторону, так как кирпичи сверху просто обрушились вовнутрь. В лицо ударил прохладный вечерний воздух, на небе были отчётливо различимы звёзды, откуда-то тянуло дымком. Женщина вспомнила родную деревню. Для пущей картины не хватало собачьего лая. Присмотревшись внимательнее, она различила нечто, похожее на улицу. «Улицу» она описала подробно: тёмная, без колеи и асфальта, без фонарей заборов и тротуара. Чуть правее виднелась убогая халупа без трубы. Окна были очень мелкие и мутные. Из провала в стене выходила струйка дыма и видно было, что в середине помещения что-то светится, как костёр. Всё это происходило в абсолютной тишине, то есть никаких звуков, ни потрескивания, ни разговоров. Даже сверчков не было слышно. Поначалу женщина рассудила, что это выход во внутренний двор роддома. Затем решила немного постоять и подышать свежим воздухом перед сном, чтобы затем вернуться в свою палату. Внезапно, именно что внезапно, потому что совершенно беззвучно, в проёме показалась женщина. Она вышла из халупы и направилась в сторону «улицы». В сумерках было видно, что женщина с длинными светлыми волосами. Одета как-то мешковато и не современно. При этом перемещалась она беззвучно. Оглядевшись привычным взглядом, длинноволосая взяла ведро у стены халупы и двинулась навстречу. Изумлённая роженица отчётливо разглядела деревянное ведро, то есть ведро с обручами по образу бочки. О таких она только слышала в школе на уроках истории, а в жизни увидела впервые. Именно так она объясняет, что кроме ведра никаких других подробностей не рассмотрела. Тем временем, длинноволосая привычным маршрутом шла с ведром, вероятно по воду. Расстояние сокращалось. Теперь было очевидно, что длинноволосая блондинка одета в рубище, то есть деревенскую одежду из грубой толстой ткани с прорехами и заплатами. Особых украшений на ней не было. Выглядела она лет на пятьдесят, однако походка была пружинящей и лёгкой. Как и следовало ожидать, глаза их встретились. Роженица оторопела, ибо поняла, что её заметили. Длинноволосая отбросила ведро в сторону и уверенной походкой двинулась навстречу пролому в стене. Опять же всё это было беззвучно. Инстинктивно роженица начала пятиться назад, поначалу забыв закрыть дверь. Длинноволосая беззвучно приближалась, однако возле пролома остановилась. В этот момент роженице показалось, что всё ей попросту привиделось, никого там нет и никто её не заметил. По-прежнему в подвале царила тишина и полумрак. Собравшись с духом, роженица снова подошла к двери. Глаза их снова встретились. В полной тишине она увидела сверкающий взгляд бесцветных глаз. Длинноволосая рассматривала её практически в упор. Роженица взялась за ручку двери и захлопнула её. Именно захлопнула, ибо этот внезапный громкий звук она услышала в звенящей тишине отчётливо. Осмотрелась, под ногами было по-прежнему чисто, никаких следов строительного мусора и грязи — всё попа́дало за дверь. Испуганная женщина ещё раз осмотрела дверь: замка́ на двери не было. Странно, ведь если за дверью стальная решётка и кирпичная стена, то почему на двери нет никакого замка́? Тут она снова вспомнила лицо длинноволосой: волосы до пояса, распущенные, чёсаны гребнем, вероятно деревянным. Серёжек и признаков косметики не было. Лицо с морщинами, не выражавшее практически никаких эмоций: ни испуга, ни удивления. Звуков и запахов, кроме дыма из халупы, не ощущалось. Дыхания также не видно было и не слышно, не было звука отброшенного деревянного ведра и шагов. Может всё же привиделось? Говорила акушерка на ФАПе, что беременным и не такое мерещится. Ну, добралась до запасного выхода, ну сломала стену, ну жжёт дворничиха костёр по вечерам из листьев, что из того? А почему не орёт, не ругается? Ну да, по режиму, как это у них называется «лечебно-охранительному», что ли… Однако любопытство взяло верх. А вдруг привиделось, надо ещё раз глянуть. Итак, первый раз они заметили друг друга, когда длинноволосая отбросила ведро, второй раз, когда они только что встретились глазами. Всё хорошее — до трёх раз, внезапно вспомнила роженица и снова открыла дверь. Длинноволосая по-прежнему стояла у полуразрушенной стены не выражая никаких эмоций. Глаза их предсказуемо встретились. Но на этот раз бесцветные глаза длинноволосой стали светиться в темноте. Родильница мгновенно закрыла дверь, ручку которой держала в руке и стала пятиться как в первый раз. Однако, на этот раз в очертаниях двери проступил силуэт длинноволосой. Внезапно женщина в рубище, преодолев закрытую дверь, оказалась в комнате. Неяркий свет осветил её фигуру без признаков лишнего веса, тень на двери не обозначилась. Захлопнутая дверь по-прежнему была равномерно освещена рассеянным светом дежурного освещения подвала. Глаза длинноволосой светились тем же светляковым светом. По-прежнему не было никаких звуков, кроме стука сердца и дыхания самой роженицы. Продолжая пятится, она нащупала выключатель на стене и автоматически выключила его. Светляковый свет померк, а фигура растворилась в темноте. Не помня себя, роженица быстро пошла по коридору, освещённого неярким дежурным освещением к лифту. Лифт по-прежнему был в подвале. Нажала на кнопку и дверь открылась. Вбежала в кабину и нажала третий этаж. Посмотрела в закрывающиеся двери в освещённый коридор и никого не увидела. Выйдя из лифта, открыла дверь в акушерское отделение и направилась в свою палату. На посту сидела акушерка, которая спросила, что случилось. Женщина честно призналась, что ходила дышать воздухом. Никаких подозрений эта ситуация ни у кого не вызвала.

Войдя в палату, женщина подошла к раковине, умылась и посмотрела в зеркало. На неё смотрела бледная и немного напуганная до боли знакомая с детства физиономия. В это время в палату вошла дежурная смена. Женщина как раз успела вернуться к вечернему обходу. Дежурный врач, тот самый, который принимал её сегодня днём в приёмном покое, внимательно осмотрел её и не обнаружил никаких признаков родовой активности. Однако в истории родов отметил появившуюся бледность и тахикардию у пациентки. По записи акушерки родовой активности также отмечено не было.

Окончив вечерний обход, дежурный врач перебросился парой слов с акушеркой. Женщина из района — странная. Сначала, без видимых причин поступает в областной роддом в состоянии полного покоя, а теперь, когда она в палате и ничто не предвещает неприятностей стала бледная и нервничает (тахикардия аж зашкаливает), при этом показатели плода в норме и никаких признаков приближения родов.

— Николай Григорьевич, не переживайте. Я её видела несколько минут назад: она перед сном решила прогуляться по роддому, подышать, так сказать. Вероятно, прошлась по лестнице… — бойко отрапортовала акушерка.

— С чего бы это вдруг да по лестнице? Роды стимулировать, выкидыш провоцировать? Опять же поздняя первородящая. Не ходила она по лестницам! Нет у неё признаков одышки, только сердцебиение. Тахикардия, понимаете? А это только от неспокойных нервов бывает. Вот и пойми, что у неё на душе. Вся замкнутая, практически не разговаривает и спросить не у кого. Вот зачем её в областной роддом доставили заблаговременно? О чём-то фельдшер думал, когда подписывал направление на перевозку?

— Не переживайте, Николай Григорьевич, мало ли через наш роддом по блату прошло, не сосчитать. Может она из райкома.

— Не похоже. От райкомовский и обкомовских столько шума кругом и пустозвона, что даже от работы отвлекает. Все звонят и интересуются, как там?

— Николай Григорьевич, а если она не жена, а любовница? Такие вещи тишину любят…

— И то верно. Ладно, увидимся через два часа, мало ли что. С этими первородящими надо держать ухо в остро…

Странно, даже этот диалог в деле записан, причём как в показаниях врача, так и дежурной акушерки и всё слово в слово совпадает. Возможно, сговорились. В документах, приобщённых к делу, есть справка на обоих. опытные специалисты со стажем, «проколов» в работе не фиксировалось, любовной связи тоже не наблюдалось. Оба семейные, да и дежурства редко совпадали. Далее ещё одни показания с вечернего осмотра в двадцать два часа, так сказать на сон грядущий. Записано всё скрупулёзно, нет родовой активности, ни тебе раскрытия, ни схваток, вот только тахикардия чуть больше стала у роженицы и тревога в глазах читается. На вопросы отвечает, что всё в полном порядке. Одним словом, отбой по роддому. Дежурный врач в приёмное принимать городскую роженицу, повторнородящую привезли со схватками и отошедшими водами, короче роды в ходу. Приняли перевели в обсерватор, приняли роды. Крепыш родился три восемьсот, голосистый. Артистом будет, наверное. Только к груди приложили, так начал уплетать, как говориться, за обе щёки. Да и родильница молодец — родила легко и без разрывов. Только перевели в палату, звонок из акушерского:

— Беда, Никоглай Григорьевич, поздний выкидыш в пятерке… — срывающимся голосом доложила акушерка.

— Что за наваждение? Пятёрка — пятая палата, та самая роженица без признаков родовой деятельности с отличным сердцебиением плода и нарастающей тахикардией… Как же я выпустил её из вида? Ах да, роды в обсерваторе… — дежурный врач бежал через ступеньку вверх по лестнице с первого на третий этаж. Тут уже не до сантиментов. ЧП (чрезвычайное происшествие) уже случилось. Войдя в отделение переоделся в халат отделения и вошёл в пятёрку. Там уже был дежурный реаниматолог, анестезистка и акушерка.

— Никаких признаков жизни, Николай Григорьевич, — мрачно констатировал дежурный реаниматолог. — Роды произошли ночью без схваток и стремительно. Вместе с околоплодными водами был изгнан и плод. Классический поздний выкидыш. Кровотечения не последовало. Ожидаем отделение последа в ближайшие десять минут. Осмотрим плаценту вместе.

— Как же так… — неуверенно начал Николай Григорьевич.

— Как же так, когда я ложилась спать я отчётливо слышал сердцебиение своего ребёнка. Спала спокойно, без сновидений. Проснулась от резкой боли, а в ногах что то мокрое лежит и не шевелится… Я позвала акушерку и она тут же вошла и зажгла свет, а там… мой ребёнок — и зарыдала, без истерики, не в голос, но с душевным надрывом и неизгладимой тоской.

В палате стало тихо и жутко. Каждый думал о своём, но все мысли были связаны с роженицей и ЧП. Внезапно, всеобщее оцепенение было прервано твёрдым женским голосом, вновь обретшим уверенность и силу:

— Я хочу сделать заявление главному врачу! — сказала потерпевшая.

— Но это невозможно, четыре часа утра…

— Дайте бумагу и ручку!

— Но сейчас должен отойти послед, вам нельзя вставать.

— Хорошо, я напишу, как только мне позволят…

— Пуповина сместилась, — сказала акушерка.

— Да, я увидел, спасибо. Ну вот и послед. — сказал Николай Григорьевич.

Послед выложили на поднос, стоявший на столе и освобождённый от стаканов. Ничего подозрительного обнаружено не было.

— Мистика какая-то, — еле слышно, одними губами произнёс анестезиолог. Он был опытен и любознателен. Прекрасно знал Николая Григорьевича и верил ему. Не могли они пропустить начавшихся родов и возникшей угрозы плоду. А вот на тебе… и плацента здоровая.

— Давайте каталку, — сказал Николай Григорьевич.

В комнату закатили каталку, на которую доктора переложили роженицу и отвезли в смотровую. Внимательно осмотрев родовые пути в зеркалах, Николай Григорьевич констатировал, что разрывов и кровотечения нет. Женщину перевезли обратно в палату и дали ей лист бумаги, ручку и разрешили написать заявление лёжа на кровати. текст заявления мы уже знаем. Утром на оперативке традиционно передавали смену, обо всём доложили администрации, передали главному врачу заявление.

Разумеется была вызвана следственная бригада, психиатр и представители КГБ. Однако информация всё-таки просочилась к репортёрам.

Представитель КГБ хотел сразу же забрать родильницу куда следует, но ему сказали, что может случиться кровотечение и женщина ещё сутки должна быть под наблюдением в роддоме. Охрана у палаты выставлена не была. У женщины взяли показания не только органы МВД, но и КГБ СССР. Также все сопричастные дали показания и расписку о неразглашении, но город уже гудел слухами, причём самыми чудовищными.

В этой чехарде роддом продолжал работу. Дети рождались, проводились операции кесарева сечения, ушивания разрывов и другие необходимые манипуляции.

Внезапно в приёмное отделение влетел бледный завхоз и запинаясь произнёс, в подвале на полу женщина и кровь, много крови…

Следственную бригаду вызывать не пришлось. Следователи спустились из отделения, в котором собирали документацию и опрашивали свидетелей и очевидцев.

В деле есть и фотографии. Чёрно-белые, зато хорошего качества. Лицо женщины перекошено от ужаса, глаза на выкате. Как будто она увидела нечто ужасное. Лежит она в противоестественной позе на полу в растёкшейся луже собственной крови. В руке зажата ножка стула. Также приложены фотографии двери. Обычной закрытой двери в подвале, оборудованном под убежище. Без номера и таблички. Действительно, дверного замка́ в этой двери нет. Но дверь заперта, и что за ней не видно. Зато на двери многочисленные следы ударов ножкой стула. Женщина, чего-то испугавшись, схватила стул и начала молотить им в закрытую дверь. Стул сломался и она продолжила бить ножкой стула. У неё открылось массивное кровотечение и она упала замертво. На шум прибежал завхоз и застал уже бездыханное тело…

При жизни психиатр осмотреть потерпевшую не успел, поэтому в деле приложена посмертная психиатрическая экспертиза. В которой, разумеется, женщина представлена шизофреничкой. Дело было закрыто. Вот только пара справок в деле привлекла внимание. Первая о передаче дела в КГБ и вторая о его возвращение в МВД, где дело было окончательно закрыто за отсутствием состава преступления. Проведено должностное расследование, врач вышел на пенсию, а акушерка уволилась по собственному желанию и куда-то уехала.

— Прошло столько времени, открыты архивы КГБ… Кобзев прав: придётся запросить дело оттуда, — размышлял майор по дороге в Государственный архив.

Глава 3. Тайны КГБ неисчерпаемы…[править]

Для любителей читать заголовки — краткое содержание очередной главы.
Глава третья, в которой майор отправляется в Государственный архив в надежде пролить свет на события сорокапятилетней давности. По-прежнему вопросов возникает больше, чем ответов.

Предъявив необходимые бумаги и документы майор уютно устроился за столом с зелёной настольной лампой и придвинул поближе одну из привезенных ему папок с грифом «Секретно. Хранить вечно. ДСП» в данном случае ДСП (Для Служебного Пользования) означало, что дело до сих пор никому нельзя выносить за пределы архива.

— Вот такой, понимаешь ли читальный зал получается, а что делать? — резюмировал майор, осмотрев титульные листы привезённых ему папок с документами.

Опустим ненужные подробности для сериалов, в которых режиссёры любят детально показать традиционно прерываемый рекламой процесс слюнявленья пальцев и перелистывания пожелтевших от времени страниц в поисках какой-либо информации. Стоп, а фото??? Майор подошёл к дежурной и поинтересовался.

— Вот, как раз привезли. — На столе дежурной оказалась увесистая бандероль, за которую пришлось расписаться отдельно. — Извините, товарищ майор, но смотреть фото вы будете здесь и в моём присутствии, заранее извините.

Фото были того же высокого качества, что и в деле МВД. Заветная дверь на них была открыта. За ней действительно была стальная решётка. Бросалось в глаза то, что она была не на замке́ и петлях. Её просто приварили наглухо, без возможности открывать в будущем. За решёткой действительно была полуразрушенная кирпичная кладка «на ребро», за которой было видно небо (снимок был сделан днём). Все остальные фото, детализировавшие картину за разрушенной стеной были обесцвечены, а негатив засвечен, о чём имелась справка в деле. Фотограф погиб на следующий день при странных обстоятельствах, подручные тоже пропали.

— Выходит была дверь, решётка и стена. Но как можно было пройти сквозь такую преграду не оставив следов даже на полу? — продолжал размышлять майор.

Было приложено заключение судебно-медицинского эксперта, который в комментариях отмечает странность возникновения такого обильного кровотечения. Также невероятна гибель абсолютно здорового, полностью доношенного, но не дышавшего плода мужского пола, без каких либо признаков удушения, либо утопления. Заключение подтверждало правоту всех показаний. Тут же приложены заявления родственников, отказывавшихся от каких-либо претензий и давших подписку о неразглашении. Есть объяснительная записка молодого фельдшера ФАПа, который объясняет своё направление роженицы в областной центр отсутствием акушерки и своей неопытностью. То есть, роженицу переправили из-за сложившихся на ФАПе временных трудностей, а не по умыслу и не по блату. Оказывается, бывает и такое…

Там же, в архивном деле КГБ майор обнаружил ещё два документа. В одном дежурный доктор обязуется уйти на пенсию и не поддаваться ни на какие уговоры остаться. А в другом дежурная акушерка первого акушерского отделения обязуется уехать на родину к родителям, если ей там предоставят собственное жильё и работу. Согласно справкам, приложенным к делу, ей была предоставлена отдельная квартира и работа в родильном доме. Оба дали подписку о неразглашении.

— Ну, это всё понятно и скучно, а о чём остальные тома, приложенные к этому делу? Полистаем…

Снова майора прошиб пот. Оказывается до этого в роддоме было ещё одно событие, которое и привело к передаче дела роженицы в КГБ, а потом обратно, но с сохранением подробностей в деле КГБ. Главный врач роддома решил пристроить в подвале дополнительную территорию для каких-то не совсем законных нужд и подальше от любопытных глаз. Ему надо было помещение с отличной вентиляцией и не на виду. Он нанял рабочих, согласившихся за умеренную мзду наличными вырыть пристройку к подвалу с отдельной вентиляцией, выходящей в саду во внутреннем дворе роддома. Копали они в тёмное время суток, а также по выходным дням и праздникам. Решение было принято оригинальное: копали с того торца убежища, где был санузел и душевые, то есть недалеко от пассажирского автоматического лифта. Вот таким образом, вместо запасного выхода оказалась подземная пристройка в торце подвала.

— Ну и работа была у КГБшников во времена СССР, — подумал майор, — всё скрупулёзно собрано, расписки и заявления подшиты, везде секретность. Игрушки какие-то, но в чём секрет? Стоп, а где это помещение с хорошей вентиляцией??? Его нет. Читаем дальше… Ага вот оно, началось!

Показания выжившего из ума строителя. Он копал и куда-то провалился. Дело было в воскресенье. Он увидел солнце и решил, что случайно вышел на поверхность.

— Только это был не двор роддома… Там была хижина музейная и утварь старая. Только руками взять нельзя было. Смотришь — есть, а рукой щупаешь — нет. А если наступить на предмет, то нога насквозь проходит. И звуков там никаких нет. Осмотрелся и назад пошёл, а следов не видно. Вроде как бы земля, мягкая, значит, а следов от подошв нету. Смотрю, колодец. Такой же, вроде и вода, да не зачерпнёшь, наступил и… в подвале нашем оказался. Сказал бригадиру, а он меня сначала на дурку послал, а уж оттуда прямиком к вам отправили.

Чего только не хранят архивы КГБ. Что же дальше? Ого, показания бригадира. Решил проверить и попал в «неестественную среду, сродни безопорному пространству, только с ощутимой силой притяжения»… Ишь, образование даёт о себе знать! Типа, анализировать пытался. И тоже пока колодец не нашёл, назад вернуться не мог. Позвали они главного врача и повели его на экскурсию. Странно, почему никто не сообщил археологам или историкам? Ага, вот, приложено письмо:

— Товарищ майор государственной безопасности, как вы и велели, обследовал свою находку с помощью приборов и попытался взять пробы. Пробы взять не удалось, так как они не берутся и не набираются. Вода в колодце тоже не жидкая. Совсем никакая. Как будто воздух из подвала беру (в примечаниях корявым почерком указано, что проба помеченная как «вода из колодца» — воздух идентичный подвальному. Впрочем, как и все остальные пробы). В общем пока я пробы для вас собирал, невесть откуда баба появилась. Длинноволосая, лет пятьдесят, не меньше. Глядит на меня и молчит. А глаза аж сверкают. Я её громко вежливо спросил (два раза) чего она молчит. А ответа нет. Глухонемая, что ли. Решил я её огреть, чтобы не дразнилась. Вот только кроме пробников и прибора ничего в руках нету. Прибор жалко стало, хотя он всё равно ничего не показывал, а пробником решил её угостить. Прошёл пробник сквозь неё без препятствий и захлопнулся сам. Как из руки не выпал, не знаю. Стрёмно мне стало и ретировался я в колодец, а она за мной не пошла. Только глазами светила вслед (примечание тем же почерком: снова воздух подвала в пробе). Очутился я в подвале. Оглянулся, а она там стоит и тени не отбрасывает… еле добежал до почты, до сих пор руки дрожат и пить я не могу и спать. Агент Копатель.

Опять справка, отсылающая к делу о странной и неясной смерти строительного рабочего, упавшего с лесов. Алкоголя в крови не обнаружено и всё такое. Куча свидетелей: начал кричать что-то. Затем бросился бежать, будто бы вдогонку за кем-то невидимым. Бросил вдогонку молоток и сам выпал за пределы строительных лесов шестого этажа. Смерть наступила мгновенно. Приложена справка. Заключение психиатра: Алкогольный делирий. То есть — белка по понятному.

Стоп, значит он её увидел снова? А где этот объект? Ага рядом, практически напротив, через дорогу. Что дальше? Так показания напарника. Расписка о неразглашении. Осмотр с агентами КГБ места событий. Все видели и трогали и пробы взять не смогли. И женщину тоже видели…

Заключение института прикладной физики. Активности приборы не фиксируют. Защита возможна при сочетании кирпича и металла в виде создания заглушки. Женщины в рубище они не видели.

Снова странные смерти. Все, кто видел длинноволосую женщину погибли при странных обстоятельствах. После этого проём в подвале был замурован по совету физиков, проверен на герметичность с помощью их техники. Главный врач родильного дома уволился и уехал. Где он — неизвестно.

Теперь понятно, что за двери там в подвале. Из одной сделали заслон, а пространство другой ограничили подобием кладовой, так как она не сообщалась с потусторонним миром. Тогда о чём вся эта вязанка папок?! Майор снова погрузился в чтение архивных дел. В какой-то момент он закрыл глаза и стал мысленно выстраивать последовательность из прочитанных материалов дела.

В одной из операционных роддома, шло плановое оперативное вмешательство. Иными словами, производилось плановое родоразрешение путём проведения кесарева сечения. Хирургическая бригада в деловитой манере сноровисто и споро готовила доступ для извлечения крупного плода. Опытная бригада осуществляла анестезиологическое пособие. Возле наркозной аппаратуры на высоком табурете сидела врач-анестезиолог и удерживала маску на лице роженицы. Рядом ассистировала молодая анестезистка, готовая незамедлительно и чётко выполнять поступающие указания. Всё было как обычно. Наступал кульминационный момент операции кесарева сечения: после извлечения плода (отделения пуповины) можно было доводить глубину наркоза до оптимальной, без опасений нанесения вреда новорожденному. Женщина, подвергнувшись воздействию наркотиков, уже была без сознания и практически не ощущала боли. Однако доза лекарственных препаратов была минимально необходимой. Привычным взглядом анестезиолог следила за цветом кожи пациентки и серебристыми поплавками дозаторов кислорода и закиси азота. Анестезистка следила за частотой капель внутривенно вводимого раствора и периодически измеряла артериальное давление.

Зимний день давно уступил место тёмной снежной ночи. За окнами мела метель, но в операционной было тепло и спокойно. Гинеколог-хирург стояла в бахилах на босу ногу на простыне, распростёртой на полу. Это была её особенность и манера. Она так привыкла. Все остальные были в бахилах, повязанных поверх внутрибольничной обуви. В ногах роженицы традиционно располагался стерильный столик с хирургическими инструментами. Это был своеобразный капитанский мостик операционной медицинской сестры, её владения. Мало кто рискнул бы в них вторгнуться, даже случайно, ненароком. Хирург негромким твёрдым голосом отдавала сухие команды, понятные всем присутствующим. В ответ операционная медицинская сестра точным, быстрым и уверенным движением вкладывала названный инструмент в протянутую руку хирурга или ассистента.

Итак, всё шло как обычно. Операционное поле было освещено лампой, висящей над операционным столом. Несколько минут назад анестезистка направила свет точно в сделанный хирургический разрез. Ассистент удерживал ранорасширители и зеркала и готовился передать их санитарке, стоявшей на подхвате. Для удержания расширителей больших знаний не требуется, а лишней пары рук во время оперативного вмешательства никогда не бывает. Особенно, если это грамотный ассистирующий хирург, готовый в нештатной ситуации работать с хирургом в четыре руки. С минуты на минуту должно было произойти отделение плода от чрева матери, а здесь могло случиться что угодно. Возле столика операционной сестры уже стояли акушерка с пелёнкой, готовая принять из рук хирурга новорождённого и педиатр-неонатолог. Молодая педиатр заметно нервничала. Нет, это не было первое кесарево сечение, на котором ей выпала честь присутствовать. Вероятно, по этой причине возникло волнение. Это не был страх неизвестности. Скорее всего, это был охотничий азарт сеттера, почуявшего фазана. Всё зависело от того, сколько времени прошло с момента начала оказания анестезиологического пособия до извлечения ребёнка. Говоря человеческим языком, насколько успел опьянеть новорожденный от действия наркотиков, полученных матерью для обезболивания. Именно по этой причине внутренне напряглась и собралась опытнейшая анестезиолог. Часы на наркозном аппарате отсчитывали время наркоза. Всё укладывалось в допустимые нормы. Однако, в случае возникших задержек с извлечением плода, сразу после максимального углубления наркоза матери анестезиолог подключалась к реанимационным мероприятиям, проводимым неонатологом. К счастью, такое случалось не часто.

Внезапно, анестезиолог заметила в операционной длинноволосую женщину, одетую в рубище. Однако, в силу собственной близорукости, отчётливо разглядеть пришелицу ей не удалось. От неожиданности анестезиолог несколько раз поморгала, повернула голову вправо-влево, но видение осталось. Собрав всю волю в кулак, она стала быстро соображать. Двери в операционный блок закрыты для посторонних. Во время операции там есть санитарки, которые не допустят никого даже и близко. Как здесь оказалась эта женщина и почему она так одета? Почему свободно перемещается по операционной, причём совершенно беззвучно? И самое главное, её никто не видит. Сейчас анестезистка смотрит прямо на неё и не замечает, или…

— Галина, давление?

— 130 на 90, Лариса Витальевна, — ответила анестезистка.

Лариса Витальевна была самым опытным анестезиологом в роддоме. Сегодня смена началась с утра в абортарии. Потом было кесарево сечение. После обеда она осмотрела женщин, планируемых на завтра, чтобы уточнить детали предстоящего наркоза. Эта операция сегодня была последней. Видение не только осталось, длинноволосая подошла к изголовью и оказалась рядом. Она стояла между анестезиологом и анестезисткой. «Сейчас проверим», — подумала она и протянула руку. Рука, не встретив сопротивления, совершила странный и неожиданный для окружающих жест.

— Лариса Витальевна, вам плохо? — немедленно обернулась анестезистка.

— Всё в порядке, просто рука занемела, — ответила она, глядя сквозь рубище длинноволосой, за которой стояла анестезистка. Мысли пронеслись вихрем: вижу только я. Она не материальна. Что это? Она меня видит. Мы смотрим друг на друга. Никаких посторонних звуков. Глаза пришелицы начали светиться. Эх, сколько раз я говорила завхозу, что просто необходимо подключить шланг к выпускному клапану наркозного аппарата, чтобы отводить остатки наркозной смеси за пределы операционной. Надышалась. В самом начале надышалась. Голова ясная. Шума и звона нет. Тошноты и головокружения тоже. Свой голос она также слышала отчётливо. Значит только визуальные галлюцинации. Надо держаться. Достоять до окончания наркоза. Почему она так одета? Кстати, посторонних запахов тоже не ощущается. Смотрит на роженицу, странно. Время на пределе, чего они возятся? Смотрят на меня.

— Лариса Витальевна, что с вами? Вы цвета простыни, — встревоженно спросила операционная сестра. — Дать нашатыря?

— Спасибо, пока не требуется. Время поджимает.

— Готово, извлекаем! — скомандовала хирург.

По этой команде столик операционной сестры, её капитанский мостик и святая святых, был отодвинут в сторону. А сама она сделала несколько шагов вслед за своим столиком. Её место заняла акушерка, державшая в распростёртых руках стерильную пелёнку. Немного позади стояла педиатр.

— Аспирация, — в повисшей тишине негромко объявила хирург.

Акушерка и неонатолог поменялись местами. В руке неонатолога появился шланг электроотсоса. К привычным звукам операционной добавилось стрекотание компрессора. Чётко выверенными, уверенными движениями педиатр-неонатолог удалила околоплодные воды из верхних дыхательных путей ребёнка.

— Готово! — негромко сказала она и сделала шаг назад, уступая место акушерке.

— Пуповина перевязана, отсекаем, — констатировала хирург и передала новорождённого в пелёнку акушерке.

Крика не было. Так часто бывает на кесаревом. Акушерка перенесла ребёнка на пеленальный столик в комнату, примыкающую к операционной. Закипела работа. Обработан пуповинный остаток, удалена сыровидная смазка. Ребёнок мужского пола уложен на весы и измерен сантиметровой лентой, антропометрические показания скрупулёзно занесены в историю развития новорождённого. Ребёнок кряхтит и кривится. Его уже согрели специальной лампой, закреплённой над пеленальным столиком. Наготове кислородная маска, но сегодня она не потребовалась. Раздался робкий, как бы неуверенный крик, который разошёлся до полноценного ора. Запелёнатый ребёнок согрет и порозовел.

Тем временем, Лариса Витальевна, отметила время рождения нового человека и углубила наркоз. Крик новорождённого немного успокоил её — одной проблемой меньше. Длинноволосая в рубище по-прежнему стояла рядом и никто её не видел или не замечал.

Как только акушерка приняла ребёнка, на место вернулся стерильный столик. Операционная сестра продолжила привычную работу.

— Примите плаценту, — тщательно осмотрев послед, обратилась хирург к санитарке. Традиционно, то есть в лучших традициях отечественной медицины, санитарка протянула поднос, на который было выложено нечто серо-землистое с желтоватым витым канатиком (пуповиной), на конце которого был зафиксирован кровоостанавливающий зажим.

— Осматриваемся. Гемостаз, — собранно и сдержано отдавала команды хирург.

Вместе с ассистентом они внимательно осмотрели операционную рану. Нельзя пропустить ни одного кровоточащего сосуда. Необходимо тщательно перевязать все кровеносные сосуды, взятые на зажимы. После этого из раны удаляются все посторонние предметы, салфетки и так далее. Рана ушивается послойно. Последней шьётся кожа.

— Нет одной салфетки, — твёрдым голосом в тишине произнесла операционная сестра.

— Спасибо, вот она, — внимательно осмотрев рану отозвался ассистент и протянул кусок алой ткани, внешне не отличимой от окружающих тканей.

— Шить, — скомандовала хирург.

Операционная сестра вложила в руку хирурга иглодержатель с заправленной атравматической иглой. Началась привычная рутинная процедура. В повседневную практику стали входить импортные хирургические иглы без ушка для нити. То есть металлическая полукруглая игла плавно переходила и продолжалась синтетической нитью. Такая игла меньше травмировала окружающие ткани и кожу. Хирургический шов также претерпел изменения. Отпала необходимость шить прочную и твёрдую кожу. Атравматической иглой с рассасывающейся в организме нитью сшивали подкожный слой. После заживления и рассасывания нити оставался ровный рубец без отверстий от иглы и следов от нитей. Такой шов стали называть косметическим. Хотя косметологи шили человеческим волосом, но название быстро прижилось в хирургической практике.

У анестезиологической бригады освободилось время. Сейчас хирурги закончат и нужно будет будить женщину. Затем её переведут в посленаркозную палату, где она окончательно проснётся и придёт в себя. Первый раз на кормление новорождённого принесут только на следующий день. Лариса Витальевна продолжала видеть странную длинноволосую, одетую в рубище. Если это видение, то почему такое стойкое? Если она есть, то почему её не видят окружающие? Почему ничего постороннего не слышно? Пора заполнить наркозную карту, потом некогда будет. И тут, как гром среди ясного неба, прозвучал возглас операционной сестры:

— Кровотечение!

— Где??? — хором спросили хирурги осмотрев операционную рану.

— Из влагалища… — мрачно констатировала опытная операционная сестра. Это был весьма неприятный признак, чреватый тяжёлыми последствиями.

Санитарка уже подставила трёхлитровую банку под струйку, стекавшую на стерильное операционное бельё. Затем бросила принесённую простыню на пол в растекавшуюся под операционным столом лужу крови. Часть крови впитала в себя простыня, на которой стояла босая хирург. Ещё немного и она ощутила бы хлюпанье под ногами. А так первой кровотечение заметила опытная операционная сестра, заметившая кровь на полу. Она приподняла зажимом край стерильной простыни с операционным полем и увидела струйку вытекающей из влагалища крови.

— Не может быть, странно, не может быть… — одними губами бормотала хирург. Прошло всего лишь мгновение, и её голос снова зазвучал отчётливо громко и убедительно, — принесите ребёнка. Готовьте ручное обследование. Плаценту сюда. Наркоз?

— Ещё на пару минут, — ответила Лариса Витальевна. — Будем продолжать?

— Пока попробуем ручное, вводите сокращающие — ответила хирург.

Внесли новорождённого. Он уже успокоился и согрелся. Глаза были прикрыты, но он ещё не спал. Ассистент занял место операционной сестры в ногах пациентки. Операционный столик снова сместился в сторону. Со стороны ассистента приподняли простыню, обработали грудь матери и приложили ребёнка. Он сделал первый свой неловкий глоток. В это время рефлекторно сократились мышцы матки и малого таза. Ребёнка снова унесли в соседнюю комнату, а на его месте появилась санитарка с подносом, на котором была разложена плацента. Хирург внимательно осмотрела её:

— Странно, но здесь всё на месте. Делайте ручное.

На медицинском языке ручное обследование полости матки процедура весьма болезненная и всегда проводится под наркозом. В данном случае, женщина уже была под наркозом. Анестезиолог отдала команду анестезистке вводить медикаменты, сокращающие матку и ограничивающие кровотечение. Ассистент принял у операционной сестры катетер и опорожнил в лоток содержимое мочевого пузыря. После этого, раскрыв при помощи расширителей маточный зев, начал осторожно и методично обследовать рукой внутреннюю поверхность матки в поисках возможных остатков плаценты, сгустков крови и других инородных предметов, мешающих сокращению матки.

— Нет ничего. Ни сгустков, ни остатков плаценты. Матка не сократилась, — сказал ассистент и приступил к массажу матки на кулаке свободной левой рукой. — Не сокращается. Атония…

— Углубляйте наркоз, расшиваемся. Молодая первородящая. Попробуем сохранить матку, но шансов мало. — Опытная хирург увидела усилившуюся струйку крови. Внимательно осмотрела перчатки ассистента: никаких намёков на сгустки крови даже и не было. — Закажите кровь, много крови…

Подобные ситуации в родильном отделении и в гинекологии являются чрезвычайными. Но о них знают. Поэтому алгоритм действий строго регламентирован. Первым делом, анестезиолог уточняет группу крови в наркозной карте и отправляет анестезистку звонить на станцию переливания крови. На станции переливания есть список доноров данной группы крови и резус-фактора. Чаще всего это военнослужащие срочной службы. Вот уже в ближайшей воинской части объявлено срочное построение. Старшина роты по списку зачитал фамилии военнослужащих требуемой группы крови. Бойцы, услышав свою фамилию сделали шаг вперёд и вышли из строя. Огласив весь список, старшина скомандовал:

— Напра-во! На КПП (Контрольно Пропускной Пункт) шаго-ом марш! Остальным: вольно, разойтись!

К воротам КПП из гаражного бокса уже выехала «коробочка» — защитного цвета тентованный грузовик с деревянными скамьями вдоль бортов. Камуфляжная раскраска тогда ещё только входила в моду, поэтому военную технику красили однотонно в цвет хаки. Бойцы быстро погрузились и отправились на станцию переливания крови.

Тем временем женщина в операционной была интубирована. На понятном языке, далёком от латыни сие означало, что в её дыхательное горло была заведена трубка наркозного аппарата. Анестезиологическая бригада, по сути, приступила к реанимационным мероприятиям. Было организовано проведение процедуры спонтанного (самостоятельного) дыхания под повышенным давлением. Газовая смесь, предварительно увлажнённая и обогащённая кислородом, подавалась в лёгкие под давлением, несколько превышающим обычное давление окружающего воздушного пространства. Сделано это было в связи с развитием кислородного голодания тканей и органов, начавшегося в результате массивной потери крови. Начато переливание имеющейся в роддоме консервированной крови в локтевую вену по инфузионной системе или по понятному — капельнице. Только кровь переливалась не каплями, а медленной струйкой, ибо кровопотеря к тому моменту достигла угрожающих жизни объёмов. Санитарка подставила следующую трёхлитровую банку, а первую, заполненную приблизительно на две трети, выставила на подоконник. Хирурги уже осуществили надвлагалищную ампутацию матки. Однако кровь продолжала сочиться отовсюду. Она вытекала из операционных швов, выделялась из под фасций мышц и неповреждённых слизистых оболочек.

Лариса Витальевна распорядилась снять манжетку тонометра с руки женщины, чтобы сделать второй внутривенный доступ. Измерять артериальное давление не имело смысла. Пациентка несколько минут назад перешла в шоковое состояние. Давление в момент сокращения и расслабления сердечной мышцы сравнялось. А в таких условиях тонометр не позволяет правильно определить артериальное давление. Анестезистка после нескольких неудачных попыток объявила, что не может попасть в вену, так как вены спались. Лариса Витальевна приняла шприц и отточенным годами движением плавно вошла в спасшийся кровеносный сосуд. Аккуратно надавила на поршень. Жидкость пошла в вену, не вызывая вздутия окружающих тканей.

— Подключайте систему для прямого переливания крови, — обратилась она к анестезистке.

Осмотревшись, Лариса Витальевна заметила, что в операционной царит рабочая обстановка, каждый занимается вверенным ему участком реанимационных мероприятий. Санитарки закатили каталку и поставили её сбоку от операционного стола со стороны ассистента. Ассистент оставался на месте с момента проведения ручного исследования. Длинноволосая исчезла также внезапно, как и появилась. Да и была ли она? Взгляд переместился на тёмное окно, за которым роились белые мухи. Мела метель. Кровь в трёхлитровой банке на подоконнике напоминала томатный сок. Она отстоялась, но не свернулась. Кровь потеряла одно из своих свойств — способность к свёртыванию. Практически все находившиеся в операционной понимали, что в таких случаях надежд на спасение практически не было. Иногда помогало прямое переливание крови. Однако в данном случае потеря крови была критической. Тем временем, анестезистка перепроверила группу и резус фактор крови донора и провела пробу на биологическую совместимость. Действовала она строго по инструкции. В качестве донора была медицинская сестра с подходящей группой крови и резус-фактором. Анестезистка подключила систему для переливания и обратилась к анестезиологу:

— Начинаем?

Лариса Витальевна запустила инфузионный насос. Кровь донора окрасила прозрачные трубочки одноразовой системы, заполненной физиологическим раствором и отправилась в кровяное русло умирающей.

Подходил к концу год Олимпийских игр в СССР. В преддверии ожидаемого наплыва иностранных гостей в стране появились одноразовые системы. Привычные многим хитросплетения прозрачных трубочек тогда были в диковину. Старые системы собирали из прожаренных резиновых трубок и стеклянных вставок, чтобы хоть что-нибудь можно было увидеть. Они ещё и подтекали на соединениях. А отмыть их после переливания крови было практически невозможно, но отмывали… стерилизовали и снова применяли.

Лариса Витальевна делала всё, что могла. Анестезистка шприцом через специальную резиновую вставку в капельнице вводила указанные доктором лекарства. Была извлечена из сейфа пластмассовая коробочка с прозрачной крышечкой. В ней в поролоновом брикете лежала единственная ампула преднизолона. Так гормоны паковали в Венгрии, чтобы не дай бог ампула не разбилась при транспортировке. Был преднизолон и отечественного производства в обычных ампулах в картонной коробке. Реаниматологи старались пользоваться венгерским, а отечественный передавали в отделения под роспись. Но даже чудодейственный венгерский преднизолон оказался бессилен. Несмотря на успешно проведенное прямое переливание крови, кровотечение не прекращалось. После снятия манжетки тонометра и создания второго венозного доступа, Лариса Витальевна периодически одевала фонендоскоп и слушала сердце (кардиомониторов на рубеже восьмидесятых в операционных ещё не было). Сердце давно начало шуметь, а частоту его сокращений задавали вводимые внутривенно медикаменты. Однако всему есть предел. Обескровленное сердце тоже устало бороться.

— Остановка! — объявила Лариса Витальевна и велела набрать раствор адреналина в шприц с длинной иглой.

— Кровь тёмная! — сообщили хирурги.

— Шприц! — обратилась Лариса Витальевна к анестезистке. Та передала ей шприц и объявила:

— Адреналин…

Так положено. В любых условиях при передаче шприца объявляется что в нём содержится. Это делается для профилактики ошибок. А потемнение крови в операционной ране является признаком кислородного голодания. Кровь насыщенная кислородом — алая.

Лариса Витальевна приняла шприц и поручила подключить раствор соды в капельницу. Затем твёрдой рукой ввела адреналин в полость сердца. Извлекла стеклянный цилиндр шприца, оставив иглу в теле. Игла стала колыхаться.

— Есть сокращения. Соду, соду!

Анестезистка уже вскрыла защитный алюминиевый колпачок с четырёхсотграмовой бутылки стерильного 4% раствора пищевой соды. Обработала открывшуюся резиновую пробку спиртом и переколола иглу капельницы в новый флакон. Затем перевернула его и закрепила в штативе. Прошло всего несколько секунд. Раствор соды, так необходимый умирающему сердцу, начал поступать в вену. Однако всё было тщетно. Объём циркулирующей крови снизился ниже критического, явления насыщения углекислым газом тканей (по-научному: явления гиперкапнии) нарастали. Ситуация усугубилась многократными остановками сердечной деятельности и развитием отёка головного мозга. После очередной остановки сердце больше не запустилось. А кровь продолжала сочиться и не сворачивалась…

Лариса Витальевна выключила наркозный аппарат. Серебристый поплавок упал на дно прозрачного цилиндра с голубой крышечкой. Подача кислорода была отключена. Шланг был отсоединён от интубационной трубки, которая осталась не извлечённой. Так делается для того, чтобы патологоанатом мог оценить положение трубки в трахее и правильность процедуры интубации. Санитарка установила вторую трёхлитровую банку с кровью, напоминавшей отстоявшийся томатный сок. Обычно кровь, покинувшая привычную среду обитания (кровеносный сосуд) сворачивается. Образуется сгусток, а над ним — плазма крови. В те годы наука только начинала разгадывать секреты грозного осложнения, когда кровь теряет способность свёртываться и самостоятельно останавливать кровотечение. Не было в арсенале и средств для борьбы с ДВС-синдромом. Пациентку накрыли простынёй и переложили на каталку, с которой несколько минут назад встала медицинская сестра. Сейчас медсестра была в посленаркозной палате и отдыхала после процедуры. Ребёнка унесла акушерка в сопровождении педиатра в детское отделение. Это было сделано сразу же после попытки приложить его к груди.

Операционная сестра привычно пересчитывала хирургические инструменты. Хирургическая бригада уныло побрела в душевую размываться. Царило гнетущее безмолвие. Все понимали, что случилось непоправимое. Внезапно зазвонил телефон. В операционную вошла санитарка и дрогнувшим голосом сказала, что звонят со станции переливания крови… что ответить? Лариса Витальевна быстрым шагом направилась к выходу из операционной:

— Я отвечу!

Подошла к телефону и объяснила, что кровь уже не нужна. Затем вернулась в операционную и подошла к анестезистке.

— Ей уже не поможешь. К сожалению, мы — не боги. Жизнь продолжается. По крайней мере одну жизнь мы сохранили. Смена давно закончилась, пойдём домой. Я провожу тебя до остановки.

— Как же так? Как это случилось? И почему?

— Причин слишком много. И операционный стресс и нереализованная родовая деятельность, стимулированная выбросом гормонов. Наркоз усугубил ситуацию.

— Мы же сделали всё по правилам!

— Да, но в какой-то момент все кровяные пластинки и свёртывающие факторы крови у неё израсходовались. Кровь потеряла способность свёртываться и закрывать бреши. По этой причине кровь стала сочиться даже с поверхности неповреждённой слизистой оболочки. Мы пытались восполнить недостаток крови. Но разве можно наполнить дырявую бочку? На каком-то этапе мы перелили много крови от разных доноров. Абсолютно одинаковой крови не существует. И кровь тоже начала конфликтовать сама с собой с потерей свёртывающих факторов…

— Почему конфликтовать? Я же всё тщательно проверяла, каждый флакон. Биологическая совместимость была полной. Да Вы и сами видели, когда контролировали проведенные мною пробы…

— Верно. Но это — когда мы имеем дело с двумя образцами крови: донора и реципиента. А когда в крови реципиента уже циркулирует кровь нескольких доноров, как проверить где какая в данный момент времени и что мы взяли за образец «крови пациента»? Даже если всё совпало идеально, однажды запустившийся патологический процесс не был остановлен. Не было у нас под рукой плазмы крови. Возможно, её не было в нужных количествах даже на станции переливания крови. Одним словом, в таких ситуациях мы по-прежнему бессильны чем-либо помочь. Пойдём чаю попьём в ординаторской. Да надо собираться — поздно уже.

Хирурги уже объявили родственникам, что они сделали всё что могли. Неонатолог объявила, что родился крупный мальчик весом 3.900 грамм. За ним установлено круглосуточное пристальное наблюдение. Он уже получает донорское молоко (практически всех детей после кесарева сечения первые часы кормят именно донорским молоком, а на следующий день приносят матери в палату).

На следующий день в роддоме работала следственная бригада. Тело погибшей забрала судебно-медицинская экспертиза. В соответствии с законом была начата проверка.

Лариса Витальевна долго колебалась, но всё же решила рассказать правду. То есть о своём видении. К возможной встрече с психиатрами она была морально готова, но к тому, что её отвезут в КГБ…

Следователь начал с места и в карьер. Никакой психиатрической экспертизы проводить не будут. Эту длинноволосую видели этим летом в роддоме, когда в подвале умерла родильница. Вот тут Лариса Витальевна и вспомнила тело, лежащее в подвале. Её тогда завхоз вызвал. Тогда тоже следственная бригада работала в роддоме, говорят по заявлению погибшей. Осмотрев тело, Лариса Витальевна объявила, что уже поздно. Наступили необратимые изменения. Тогда в тёмном углу подвала, как ей показалось, промелькнул женский силуэт. Она его не рассмотрела и не запомнила. А когда поняла, что завхоз ничего не видел, то решила что померещилось. Вот тут следователь КГБ и выложил на стол заявление потерпевшей с описанием длинноволосой. Ларису Витальевну прошиб холодный пот. Описание совпадало. В операционной была та же женщина, которую видела умершая в подвале женщина.

С анестезиолога взяли подписку о неразглашении и обязательство сообщать обо всём подозрительном куда надо и сразу же. После этого следователь подписал пропуск и отпустил Ларису Витальевну с миром.

Но судя по всему этим дело не закончилось. Были ещё папки. Надо пойти перекусить.

— Здесь есть буфет? — поинтересовался Анатолий Петрович.

— Да, на первом этаже. Приходите после перерыва, — ответила дежурная архивариус и тоже стала собираться на выход. Дела заперла в сейф и опечатала его. Так было положено.

Отобедав в местном буфете, с тоской вспомнив лучшие времена архива, когда в буфете по приемлемой цене можно было приобрести даже бутерброды с икрой (и не только из овощей), майор снова погрузился в раздумья.

Полученные сведения не позволяли легко отмахнуться от дела. Однако, времена поменялись, и начальство стало смотреть на висяки сквозь пальцы. Желательно найти человека в чёрном. Установить его личность. Проверить случайна ли его связь с длинноволосой. И если ничего прояснить не удастся, то получить экспертизу видеозаписи о техническом сбое. Начальству доложить, что ошибочка вышла. Всему виной ряженый или бесноватый, который тупо хулиганил в общественном месте и не связан с делами давно минувших дней. Затем сочинить красивую отписку и дело — в архив. Надо позвонить своим.

— Дежурный, что нового?

— Всё по-старому, товарищ майор. Стажёр где-то на выезде, все остальные — в отделе. Позвать к телефону? Или что передать?

— Я в Гос. архиве. А Никандру я перезвоню на мобильный. Отбой!

Майор положил трубку на рычаг. Затем вышел на крыльцо и достал мобильный. Самое время поговорить с Никандром.

— Здравствуйте, Анатолий Петрович, — майор услышал голос стажёра.

— Есть что-нибудь, след, зацепки?

— Есть зацепка, но слабая, ищу.

— Ладно, дерзай! Я в архиве. Вечером переговорим. До вечера.

Отключив мобильный, майор вернулся в уютную комнатку с письменными столами и лампами под зелёными абажурами.

— Если я не успею сегодня ознакомиться с материалами, к которым мне выдан доступ, то могу ли я продолжить завтра? — поинтересовался он у дежурной.

— Да, Анатолий Петрович, пропуск будет действителен. Приходите, — ответила она.

— Молодец, с документами ознакомилась внимательно, даже имя и отчество запомнила. Да, человек на своём месте. Ладно, отдохнул, а теперь надо смотреть дальше. — Покончив с умозаключениями, майор принялся перелистывать оставшиеся дела. Их было несколько, но вложены они были в одну общую папку с надписью: «Агент Чайка».

— Интересная получается вещица: они вербовали всех подряд или там есть что-то ещё? Посмотрим, — с этими мрачными мыслями майор начал открывать и перелистывать дела из папки «Агент Чайка». Первой, как и было положено, была расписка о согласии работать на КГБ под агентурной кличкой «Чайка». Справедливости ради, следует отметить, что между первыми показаниями анестезиолога и распиской о согласии сотрудничать «на общественных началах» прошла неделя. Всё очень просто: неделя давалась на обдумывание предложения, а бесплатно, значит ни на кого не «стучала», а если и «стучала», то чисто из фанатизма. Такое редко, но встречается. Ладно, полистаем документы, там всё и всплывёт. Вряд ли контора заводила бы отдельную папку для… Здесь всё очевидно: агентурная папка подшита ко всей этой чертовщине только потому, что никаких других сведений от агента «Чайка» просто не было. Выписка из трудовой книжки или, по-нашему, послужной список. Взята на работу не по протекции, а по распределению (при приёме на работу всё прозрачно и очевидно). Работала на самом «сволочном» участке роддома (где только тяжкий труд и никаких взяток). По многочисленным отзывам, в том числе и агентурным, опытный специалист очень высокого класса. Враги и завистники в небольшом количестве таки присутствуют и даже постукивали… правда после дачи расписки о сотрудничестве поток анонимок прекратился. Все предыдущие тайно и скрупулёзно расследовались и закрывались за отсутствием, так сказать, состава, то есть поклёп по понятному. Ну, и на фоне многолетнего добросовестного труда, а также многочисленных благодарностей, в послужном списке карьерного роста как-то не наблюдается, а это верный признак честного человека. Увы… А вот заведующая отделением реанимации и анестезиологии точно любовница местного управленца. Это даже не тайна, это — очевидный для всех факт. А как ещё стать заведующей в 27 лет?! Ладно, вернёмся к агенту… А почему «Чайка»? Ах, да, Лариса Витальевна — греческое имя «Лариса» дословно обозначает «чайка». А кто-то говорил, что КГБшники не блещут разумом… или она сама себе погоняло творческий псевдоним придумала? Вот не хочет голова заниматься делом, а время идёт и скоро конец рабочего дня, а тут ещё читать, не перечитать. Итак, хватит лирических отступлений — за дело!!!

Пролистав папку агентурных сведений, майор обнаружил ещё несколько отчётов о появлении длинноволосой. Это было несколько эпизодов, внешне никак не связанных между собой. Без чёткой хронологической привязки. Без улавливаемой периодичности случаев, либо закономерности их наступления. В общем — ничего. А подшиты они были в одну папку и вынесены в отдельное дело только по тому, что все они окончились благополучно. То есть по-буржуйски: «хэппи-энд». Обобщив все случаи один, невольно прорисовывался следующий сценарий развития событий. Оперативные вмешательства, в том числе и ургентные, то есть экстренные или неотложные. Не так часто. В любой день недели (однажды даже в воскресение). Профессиональным движением майор быстро переписал все даты событий в свой блокнот. Он уже знал, кому покажет эти даты.

Теперь сценарий… какое счастье, что рядом с рукописными протоколами и документами приложены распечатки на пишущей машине! Читать врачебные почерка удовольствие малоприятное. За содержание и достоверность перепечаток можно не сомневаться: там стоит подпись агента Чайка на каждой странице машинописного текста. Итак.

Во время оперативного вмешательства (или, по понятному, хирургической операции под наркозом), когда хирургическая бригада работала в ране, а анестезиологическое пособие было в самом разгаре, внезапно появлялась длинноволосая. Всегда бесшумно. Всегда внезапно. Без сквозняков и посторонних запахов. Даже серой не пахло. Всегда невидима для окружающих (кроме агента Чайка). Вот только на этот раз длинноволосая женщина, одетая в рубище появлялась и находилась в ногах пациентки или роженицы. С этого момента в операционной начинались разного рода нештатные ситуации, которые невозможно было предусмотреть либо предугадать заранее или объяснить естественным ходом оперативного вмешательства. Совпадение? Странно, опытный специалист. Мистика. Опять же, каждый раз осложнения и нештатные ситуации разные. Хирургические бригады разные. Операционные сёстры разные. Даже анестезистки и санитарки разные. Все случаи объединяет присутствие в операционной Ларисы Витальевны, которая в одиночку наблюдала или лицезрела привидение. Независимо от времени года, времени суток и погоды за окном, длинноволосая всегда одета одинаково в одно и то же рубище. Может мерещилось уже по привычке? Ладно, проанализируем. Отключение электричества в операционной. М-да, случай из ряда вон выходящий, да ещё в плановый операционный день и час. Короткое замыкание? Источник и причина обесточивания так и не были установлены. Электричество отключилось только в операционном блоке роддома. Все электроприборы после инцидента прошли внеплановую проверку и экспертизу. А КГБ это делать умеет. И ничего не нашли. Странно. Даже показания лифтёра больничного лифта есть — у неё кресло возле лифта как раз под щитком установлено. А она ждала окончания операции, чтобы перевезти каталку на этаж ниже в посленаркозную палату. Разумеется, никуда не отлучалась. Есть показания санитарок и так далее. Ну, среди дня рабочего — толпа народа и все на виду. Выключателем не щёлкнешь, да и зачем? Посторонних сюда (на четвёртый этаж) не пустят. Если кто и попадёт чужой, то немедленно будет обнаружен своими и изгнан. Опять же донесения агентов. Воистину, спрятаться от КГБ было негде. Практически все давали подписки, а некоторые даже и стучали

Отключилось электричество. Погас свет. Остановилась наркозная аппаратура. У хирургов пауза. Стараются увидеть нет ли в операционной ране кровотечения. Поверх операционного поля немедленно покрывается стерильная белоснежная простыня, чтобы пациентка не переохлаждалась. Тем временем: «Пациент не дышит!» — это команда по которой анестезиологическая бригада переходит на ручное управление. Кран подачи кислорода переключается на ручной мех, которым анестезиолог ритмично и методично начинает нагнетать кислородно-воздушно-наркозную смесь в парализованные медикаментами лёгкие пациентки. Если этого не сделать, то через пять минут наступят необратимые изменения в организме. Иными словами, такой человек если и будет возвращён к жизни (реанимирован), то только в виде зомби. А кому такое понравится? Вот и качают ручной мех по очереди доктор и медсестра анестезиологической бригады — анестезистка. До тех пор, пока не прекратится действие медикаментов, парализующих работу лёгких. При этом наркоз (обезболивание) прекращать нельзя — по-прежнему имеется не ушитая операционная рана. А зашить её нельзя, так как не видно ни зги. Санитарка уже позвонила из предоперационной. Однако на этот раз резервный дизель-генератор в подвале не готовят к запуску — электричество в подвале есть, значит выбило пробки. По лестнице уже поднимается электрик (ехать на лифте в таких ситуациях запрещено до уточнения всех обстоятельств, чтобы не создавать дополнительных проблем с возможным вызволением из лифта). Электрик включает автоматический предохранитель и всё — операционная ожила и засветилась лампа над операционным полем. Хирурги снова приступили к работе, а анестезиолог переключилась на машину «баюкалку». Это так остряки хирурги дразнят аппарат ИВЛ (Искусственной Вентиляции Лёгких) к которому подключается дозирующая аппаратура анестезиологов. Стерильную простыню снимают с операционного поля. Санитарки направляют свет операционный лампы точно в рану. Хирурги становятся к столу и продолжают операцию. Всё обошлось. А длинноволосая исчезла так же как и появилась. То есть, внезапно.

Следующий эпизод. Ургентная операция в воскресение. Ларису Витальевну вызвали по дежурству на наркоз. Маточное кровотечение. Тут только держись. Массивная кровопотеря. Доноры и кровь по штатной схеме. В разгар событий появляется длинноволосая. Снова становится в ногах. Лариса Витальевна не успела даже что либо подумать, как прекратилась подача кислорода. Серебристый поплавок дозатора упал на дно стеклянного градуированного цилиндра с синей крышечной. Сработал сигнал тревоги. Поздно! Лариса Витальевна уже переключилась на ручной мех. Снова привычными уверенными ритмичными движениями воздушно-наркозная смесь начала поступать в лёгкие пациентки.

— Что случилось? — хором спросили хирурги.

— Прекратилась подача кислорода из подвала. Перешли на воздух. Продолжайте, всё под контролем, — твёрдым уверенным голосом ответила Лариса Витальевна.

В это время, выбежавшая в предоперационную анестезистка уже звонила в подвал дежурной смене. Операция продолжилась. В операционной стояла напряжённая тишина. Паники не было. Все занимались привычным делом — боролись за жизнь родильницы. Переливалась кровь. Хирурги ушивали рану, Анестезиолог рукой нагнетала атмосферный воздух в дыхательный контур, изменив концентрацию анестетика.

Дежурный техник в подвале услышал резкий звонок внутреннего телефона. Он знал, что в это время на третьем этаже в ургентной операционной идёт срочная операция.

— Что-то случилось. Кислород я недавно переключил на новый баллон. Резервный также проверил. А свист откуда? Сорвало шланг!!! — мысли вихрем пронеслись в голове техника. Он подбежал к телефону и схватил трубку:

— Кислородная, техник Андреев!

— Здесь анестезистка Тимофеева. Упало давление кислорода в ургентной. В обеих магистралях…

— Сорвало шланг. Держитесь. Постараюсь быстро закрепить. Отбой!

Схватив проволоку и пассатижи, Андреев уже бежал по подвалу на свист. Старое оборудование. Давно уже отслужило все мыслимые и немыслимые сроки и было списано. Вот только нового так и не поставили. Просили потерпеть ещё немного.

Добежав до двери с табличкой «Не входить!», по нарастающему оглушающему свисту Андреев уже всё понял. На этот раз лопнула муфта, сделанная из шланга высокого давления. Её изготовили самостоятельно, чтобы залатать треснувшую латунную трубку в уравнителе давлений основной и резервной систем централизованной подачи кислорода. Опытный техник отлично понимал, что случилось. Во всём роддоме внезапно прекратилась подача кислорода. Не только в операционной. В посленаркозных палатах. В кислородных масках, предлагаемых роженицам с кардиологическими проблемами и даже в кислородных палатках отделения недоношенных. Он слышал разрывающийся телефон, но отвечать на звонки было некогда. Счёт времени пошёл на минуты. В родильном отделении есть кислородные подушки. У неонатологов (врачей-педиатров, выхаживающих новорождённых, в том числе и в отделении недоношенных) есть трёхлитровые кислородные баллоны, но надолго этого запаса не хватит. Надо ещё вырезать новый фрагмент шланга.

Привычным движением вставив ключ в замок, Андреев открыл дверь. Его обдало холодным сухим воздухом. Кислород из больших синих баллонов подавался сухим и только перед употреблением увлажнялся в палатах или операционных. Моментально перекрыв вентили основного и резервного кислородных баллонов, Андреев восстановил тишину в подвале. Однако тишина эта была зловещей. Во всём роддоме в системе централизованной подачи по-прежнему отсутствовал кислород. В тусклом свете дежурного освещения техник осмотрел бай-пас — инженерное устройство для выравнивания давления в двух системах подачи. Приспособа — кусок шланга, вставленный в образовавшуюся прореху, пересох и лопнул. Андреев снял со стены бухту шланга высокого давления, достал из кармана комбинезона складной нож и привычным движением отрезал требуемый фрагмент. Повертел и пожмакал его в руке, после чего внимательно осмотрел, в том числе и на просвет — видимых трещин и прочих дефектов не было. Шланг был совсем новый и, в ожидании лучших времён, служил «донором» для подобных поломок. Руки быстро делали своё дело, а мысли стремительно проносились в голове техника. Надо будет запаять эту чёртову трубку, как-нибудь по спокойному, на досуге. Если пересох прежний шланг — рано или поздно пересохнет и мой сегодняшний. Удалив ошмётки старой муфты, Андреев уже насадил новую и начал пассатижами закручивать проволоку на концах шланга. Если как следует не обжать края, то такую приспособу вынесет как из пушки. Внимательно осмотрел место ремонта и, довольный собой, пошёл открывать вентили баллонов. На редукторе манометр основного баллона показывал 120 атмосфер, а резервного — 150.

— Должно хватить, если не будет новых потребителей. На всякий случай надо подтащить сменный баллон поближе. — размеренно рассуждал Андреев, осторожно отвинчивая вентили кислородных баллонов высокого давления. Появился привычный звук, а свиста уже не было. А это что за шум?

В подвал влетела запыхавшаяся санитарка из отделения недоношенных:

— Кислорода нет!!!

— Уже есть, — ответил Андреев, привычным жестом протирая от конденсата запотевшие баллоны, привязанные стальными цепями к стене. Полностью заполненный кислородом баллон весит, ни много ни мало, 70 кг и находится под давлением в 180 атмосфер. Если он случайно упадёт, то мало не покажется никому. Разлетятся вдруг осколки и попробуй собери! Баллоны перевозили в специальных бандажах или укладывали лёжа на дно кузова, переложив резиновым амортизатором для защиты от вибрации.

— Слава Богу!

— Да, на этот раз обошлось. Но система где-то травит кислород, — ответил Андреев. На языке техников, «травит» означало пропускает. Об этом уже все знали, по этому медицинские работники не пугались технических терминов.

— Шипить в колидоре возле изолятора. Мы уже говорили.

— Во вторник займёмся, — деловито ответил Андреев, — или в среду…

Разрывавшийся до этого телефон затих, а санитарка поднялась в отделение недоношенных. В подвале снова установился покой.

Тем временем, в операционной снова подключились к кислородной магистрали. Длинноволосая исчезла.

А вот ещё одно. Толстенькое. Здесь показания всех, кто в момент инцидента находился в операционной, даже санитарок. Плановое оперативное вмешательство. Лариса Витальевна снова увидела длинноволосую, одетую в рубище. Снова в ногах пациентки. Но на этот раз громко сказала, что сейчас что-то произойдёт. Это слышали все без исключения. О чём каждый дал показания, приложенные к делу. В операционной установилась напряжённая тишина. Звенящая тишина. Длинноволосая никак не отреагировала и продолжала стоять в ногах пациентки, как будто бы ничего не слышала. Или не поняла? Прошло несколько минут и всё было как обычно, то есть штатно. Понемногу привычная работа взяла верх над неизвестностью и ввела ход операции в привычный ритм. Операционная сестра пересчитала хирургический инструмент и материалы. Довольные хирурги успешно остановили кровотечение и приступили к ушиванию раны. Хирурги, находясь в хорошем настроении начинают балагурить и подначивать окружающих. Это нормально. Хуже, когда в операционной гремит многоэтажный мат и в таз с грохотом летят инструменты. Но такое бывает не часто. И слава Богу…

— Никудышный из Вас, Лариса Витальевна, экстрасенс! Может попробуете результат хоккейного матча предсказать? Сейчас закончим и пойдём смотреть телевизор в ординаторской. Как раз успеваем к началу.

— «Ты — конфетка, Светка, ты — конфетка…» — начал напевать ассистент, подначивая молодую операционную медсестру.

— С вас ещё одна салфетка, хирурги! — нисколько не смутившись ответила молодая операционная сестра.

— А вот она, — ответил озорник и передал окровавленную салфетку сестре.

Вдруг прямо над головой прозвучал взрыв и погас свет. Это взорвалась операционная лампа. Осколки стекла, к счастью, никого не поранили. Лариса Витальевна переключилась на ручной мех, анестезистка побежала в предоперационную, чтобы сказать лифтёру. Лифтёр попыталась включить автоматический предохранитель, но он снова сработал. Вызвали электрика из подвала: «Короткое замыкание в операционной!»

Это произошло около полудня. В операционной было светло. Хирурги немедленно приступили к сбору осколков с пациентки. По счастливой случайности в операционной ране осколков не оказалось. Хирурги неоднократно и тщательно проверили, чтобы нигде не блеснуло ненароком.

— Ну, что цел, балагур? — грозно спросила хирург.

— Да, никого не задело, — ответил ассистент.

— Ждать нечего. Пока этот шарабан с потолка не открутят, короткое замыкание не устранят. Будем ушиваться так. Благо, что на улице светло. Принесите свет, — попросила хирург санитарок.

В операционную уже разматывали удлинитель из материальной (места хранения перевязочных материалов, медикаментов и наркотиков — отдельная комната с металлическими решётками, сигнализацией и отдельным автоматическим предохранителем на электрическом щитке). Первым подключили наркозный аппарат. Анестезиологи вздохнули с нескрываемым облегчением. Затем принесли настольные лампы и санитарки начали светить ими из-за спины хирурга и ассистента в операционную рану. Закипела работа. Длинноволосая исчезла.

Так, ещё одно дело. Это ещё что? Старославянский текст?! Ну, это уже слишком! Мысли майора понеслись вихрем: ещё немного и меня заберут в психушку от этих архивов КГБ. Надо прерваться. Обратился к дежурной:

— Спасибо. На сегодня достаточно. Примите дела. Далеко не убирайте — завтра продолжу! До завтра! — попрощался майор с дежурной и вызвал машину.

Глава 4. Разбор полётов…[править]

Для любителей читать заголовки — краткое содержание очередной главы.
Глава четвёртая, в которой состоялось вечернее совещание в узком кругу.

Приблизительно за полчаса до официального окончания рабочего времени майор прибыл в отдел. Все были на месте и с нетерпением ждали его появления. Многие верили, что разгадка нашлась в недрах архива и делу — конец. Однако, всё оказалось не так просто.

— Что там по человеку в рясе? — майор начал оперативку с Никандра.

— Пока что ничего определённого, — начал, стушевавшись, стажёр. — Удалось распознать машину, на которой он уехал, есть даже гос. номера и показания свидетелей. Вот только машину до сих пор не обнаружили.

— Номера верные или как в прошлый раз «Лошадиная фамилия»? — поинтересовался помощник майора и многолетний его напарник.

— Есть даже снимок на мобильный телефон, где номера видно, — похвастался Никандр и показал кадр.

— ХА-ха, да это же Васька-калымщик — бомбила из гаражного кооператива… минуточку, бокс номер… 835! По крайней мере, эта машина — его и записана на него.

— Завтра первым делом беритесь за него. Оба, — резюмировал майор. — Дальше — проще. Кто из вас читал сегодняшнюю оперативную сводку?

Молчание было красноречивым. Никто в суете не просмотрел унылую и скучную ежедневную сводку по управлению и министерству. А зря…

— Эх, молодёжь! Ещё ничего не сделали, ничего не достигли в жизни, а уже устали и надоело… рановато! — мрачно заметил майор, обводя взглядом присутствующих. Взгляд был полон торжества. Это ощущалось всеми. Случилось нечто из ряда вон выходящее, не обыденное повседневное. Скорее всего сенсация. Пауза затянулась.

— Анатолий Петрович, помилуйте, целый день не приседая, — взмолился Никандр.

— Вот! — майор достал из кармана распечатку. Все приникли к столу и начали читать. Молча. Сосредоточенно. Про себя. В комнате воцарилась абсолютная тишина.

В сводке было указано, что наконец-то удалось изловить ряженого в чёрную рясу, замешанного в серии убийств несовершеннолетних. Оказывается он умышленно заманивал детей, после чего совершал над ними насилие и топил в реке. Водолазы извлекли уже почти все тела пропавших без вести детей. По соображениям секретности дело решили замять, а родителям предъявили трупы детей для опознания с формулировкой несчастный случай.

— Как же так, — не унимался Никандр, — его же судить надо!

— В суде ничего серьёзного ему всё равно предъявить не удастся. Взяли, скорее всего, по косвенным признакам и показаниям свидетелей, которые видели, как этот мерзавец что-то бросал в реку. Возможно даже с моста, но вероятнее всего, с берега. Так неприметнее и безопаснее. Однако кто-то таки увидел. А кто-то нашёл этого сверхценного свидетеля. Как-то вычислили, но взяли не с поличным. Погорячились. Дело громкое, опять же дети и всё такое… Сотрудничать со следствием он согласился, так как водолазы обнаружили и подняли для опознания тела жертв. Всё остальное доказать будет невозможно. Пытки официально запрещены, а он сам срок поднимать не станет. Ну выбросил мешки в воду, делов-то… а бдительный товарищ заметил, спасибо ему за внимательность и всё такое. А он и сам собирался заявить, да некогда было. Опять же лишний шум в городе. Родителям не сказали про акт насилия. Зачем это родственникам? Ничего вернуть нельзя. А так им будет легче хоронить своих детей, полагая, что перед смертью они не мучились. Внешних признаков насилия на телах нет.

— А это точно наш ряженый, простите, человек в чёрной рясе? — не унимался Никандр.

— Молодец, Никандр. Из тебя выйдет прекрасный оперативник и отличный следователь. Я уже отправил запрос, теперь ждём ответа. Кстати, что там с видеозаписью?

— Анатолий Петрович, всё просмотрели по кадрам. Мало камер и поле охвата — практически только входная зона. Но на двадцать пятом кадре она есть ещё раз. Перед самым выходом на крыльцо человека в рясе. Там её не заметил никто или не обратили внимания… Вывод, эту чертовщину современная техника тоже видит, но только с частотой один раз в секунду.

В дверь постучали. Вошёл дежурный с донесением, полученным по факсу на имя майора. Все присутствовавшие начали через плечо майора читать текст. Из сухого текста донесения следовало, что «Федот, да не тот»… Приложенная фотография весьма низкого качества, так как была передана по факсу, а не файлом на мобильный телефон или через интернет (запрещено должностной инструкцией по соображениям секретности, разрешено только по внутренней связи). Далее сообщалось, что анализ видеозаписи не доказал идентичности с задержанным. Присутствующие внимательно изучили фото и констатировали, что и близко не похож на крестящегося в дверях детской поликлиники человека в рясе. После паузы, майор мрачно провозгласил:

— Задача остаётся в силе: ищите нашего чёрного монаха. Найти его будет не сложно. Вы даже не ниточку нащупали, а целый канат.

— Теперь о чертовщине. Мистике, то бишь. Просидел почти весь день в архиве, да ещё и завтра придётся корпеть. Тоже есть зацепка. Вот только почему КГБ тогда не ухватилось, не ясно. Там есть показания одного сексота…

— Анатолий Петрович, если всё так очевидно, то почему сотрудники спрятали показания своего секретного сотрудника в архив и предпочли замять дело? Прошло столько времени, а сотрудник не проявил себя никак?

— В этой мистике всё не так просто, как кажется поначалу. Сотрудник давно мёртв. Смерть (самоубийство?) при странных обстоятельствах, но мало напоминает ликвидацию агента КГБ. Обычно они не так изобретательны. Итак, слушайте. Постараюсь изложить кратко.

Если верить архивным документам и моей памяти, то всё началось перед Олимпиадой-80. Что-то даже попадало в сводки, но секретность была и многие подписки давали… да и должность у меня тогда была как у Никандра. А про доступ в архивы КГБ я вообще промолчу. Итак, главный врач роддома решил пристроить себе в подвале что-то типа кальянной или ещё чего-нибудь. Материалы дела не дают ясности. Но делал он это тайно. То есть копали со стороны подвала, по ночам и выходным дням. Рабочих он нанял за собственные наличные с местной стройки шестиэтажного здания, которое вы могли лицезреть рядом с поликлиникой. Работали они как шахтёры. Землю в корзинах поднимали на лифте и выбрасывали через чёрный ход в сад к бетонному забору. Как я уже говорил, копали они из торца, ближнего к пассажирскому лифту. Чтобы далеко не таскать и не пользоваться услугами лифтёра. Оголовок перегородили и написали: «ремонт». Работали тихо. Земля была мягкая, отбойных молотков не требовалось. Никому ничего не показалось подозрительным. Вот так бы и пристроили, втихаря. Но однажды копатель провалился и решил, что оказался во дворе роддома. Описывает это как наваждение. Думал, что в музее оказался. Всё трогал, но нащупать и унести с собой не мог. Видения, галлюцинации по-научному. Вот только крепче чая он ничего и никогда не употреблял, так как был язвенником и трезвенником по жизни. Вернулся он не сразу, да и то обнаружив колодец, на который наступил. Так был обнаружен портал в параллельный мир. Он молчать не стал и доложил бригадиру. Бригадир сначала отправил рабочего в психушку, тогда это было модно и просто. Там быстро разобрались и передали его в КГБ. Бригадир из любопытства тоже ходил в провал и видел разного рода диковины. Затем доложил главному врачу и тот тоже ходил и видел. Однако длинноволосой в рубище все они не встретили. Одного рабочего контора завербовала, как агента «Копатель». Дали ему задание и специальную аппаратуру. Пошёл он за пробами. Что-то даже насобирал там. Вот только встретил он длинноволосую. По описаниям — наша звезда двадцать пятого кадра. Он даже встретился с ней глазами и пытался говорить. Однако в вербальный контакт войти ему так и не удалось. Пробы все оказались одинаковыми и содержали воздух из подвала роддома образца конца двадцатого века. Вот только этот психически здоровый непьющий рабочий погиб при странных обстоятельствах: упал средь бела дня у всех на глазах со строительных лесов, гоняясь за привидением и бросаясь в него всем, что под руку попадалось. Но внимания тогда не обратили.

Заказали экспертизу. Биофизики сказали, что нужно сделать, чтобы запечатать отрытую брешь в потусторонний мир. Для этого требуется не много ни мало двойная защита: кирпичная или бетонная стена и металлическая экранирующая электромагнитные поля решётка (стальная). Сделали. Из другой части задела соорудили нечто вроде кладовки и забыли. Видел я на фото это защитное сооружение. Никогда бы не задумался, что за ним может быть что-либо.

Дальше началось в роддоме. Привезли из района роженицу. Если верить материалам дела, то контора проверила потерпевшую и не нашла никаких пересечений с погибшим рабочим и другими сопричастными. Она решила подышать воздухом. Спустилась на пассажирском лифте. Перепутала кнопки и оказалась в подвале. Там эта не слабая сельская барышня умудрилась проломить кирпичную заглушку в портал и встретилась с длинноволосой. Разумеется, никому ничего не сказала, пока ночью не потеряла ребёнка. Она тут же написала заявление на имя главврача. Вызвали и доложили кому надо. Началось расследование. А тут эта женщина умирает в подвале от массивного кровотечения и её осматривает анестезиолог местного отделения реанимации. Она в сумраке подвала неотчётливо видит длинноволосую и по причине близорукости или невнимательности не встречается с ней глазами. Разумеется, тут же забывает об этом. На этот раз экспертиза затянулась. Биофизикам поставили на вид. И велели ещё раз всё проработать и сделать надёжную защиту. Пробку, так сказать.

Пока суть да дело, в роддоме опять началась череда странностей. Была смерть на операционном столе и тоже длинноволосая фигурирует в изголовье пациентки. Могли, конечно, сплетни просочится, но вряд ли. Времени слишком мало прошло. Да и все дали подписку о неразглашении. А с этим тогда очень строго было. Есть ещё несколько эпизодов, но длинноволосая по какой-то неведомой причине перекочевала к ногам пациентки. Такие пациентки выживали. Что интересно, во всех этих происшествиях один общий очевидец — врач-анестезиолог. Да, та самая, которая в сумраке подвала нечётко видела длинноволосую. Здесь интересно, доктор по причине выраженной близорукости умудрилась ни разу не встретиться с ней глазами. Прямо медуза Горгона какая-то. Это я про даму в рубище.

Тем временем, биофизики дали заключение. Работали два научно исследовательских института, независимо друг от друга. Второй была Центральная научно исследовательская лаборатория при медико-биологическом факультете второго Московского медицинского института. Всё было сделано в лучших традициях: подключили, так сказать, и физиков и лириков (медиков). Лучшего способа защиты не придумали. От материального прекрасно оградит простая стена, а от привидений, ду́хов и прочих электромагнитных взаимодействий защитит экранирующая решётка. К слову, кирпич постановили уложить на плашку, но не на ребро, как раньше, а размер ячеек стальной решётки решили уменьшить. С одной стороны, чтобы надёжнее была защита, а с другой — чтобы нельзя было сквозь решётку кирпичи ломать или выдавливать внутрь потустороннего пространства.

Есть там ещё одно. Одному из агентов КГБ, на сей раз специалисту с высшим филологическим образованием, удалось таки вступить с привидением в вербальный контакт. На старославянском или древнерусском языке. Да-да на том, которым автор — уроженец Черниговского княжества (или Северщины по тогдашнему) писал «Слово о полку Игореве». Завтра пойду в архив читать это, с позволения сказать, интервью из преисподней. Кстати, агент не только смотрел в глаза пришелице, но даже и фотографировал её. Да-да, негативы оказались засвечены. Именно засвечены. Причём только те кадры, на которых якобы должна фигурировать длинноволосая в рубище.

— А как вы, Анатолий Петрович, планируете читать на древнерусском языке? — робко спросил Никандр.

— Так же, как когда-то в школе читал «Слово о полку Игореве». Там рядом перевод на современный Великорусский имеется. Вероятно, сам агент и переводил. Внимательно сей манускрипт вряд ли кто изучал. Сверху торопили. Биофизики заключение выдали. Изловить невозможно. Предупредить деяния то же. Значит выход один — оградиться надёжной границей. Восстановить статус-кво так сказать. Следователи в конторе, вероятно, приняли весь отчёт за бред шизофреника. Благо несчастный таки покончил с собой (по официальной версии), а посмертная психиатрическая экспертиза в институте имени Сербского признала его шизофреником.

— Анатолий Петрович, что вы собираетесь там найти. Ну, в интервью в этом, — не унимался Никандр.

— Не знаю… Интуиция подсказывает, что ежели сие не бред шизофреника, а показания свидетеля, то должны быть зацепки и ниточки. Просто обязаны быть! Если бы тогда были камеры, снимающие на скорости 25 кадров в секунду, а не стандартные, рассчитанные на 24 кадра в секунду, то у следствия были бы портреты интересующей нас пришелицы. Ну не было ещё цифровой техники тогда, а жаль…

Воцарилось гнетущее молчание. Каждый думал о своём. Но все, кроме Никандра и майора думали о том, что несчастный Анатолий Петрович перед пенсией совсем с ума свихнулся от этой работы. Никандр думал о том, где взять уроки древнерусского языка на случай встречи с длинноволосой в рубище. А майор думал о человеке в чёрной рясе. Этот человек связующее. Между прошлым и настоящим. Он несомненно знал о пришелице и, возможно, лично лицезрел её в начале восьмидесятых. Или слышал рассказы очевидцев. Или он сотрудник КГБ? Прошло столько лет. Вряд ли. Сотрудники там хоть и вышколеные, но слишком ограниченные и абсолютно не любознательные. Вот уголовный розыск — другое дело…

— Я выписал даты происшествий в роддоме и все другие даты контактов с длинноволосой. Отдал их одному хорошему знакомому. Он увлекается астрологией и подобными вещами, одним словом — оккультизмом. Здесь обязательно должна быть связь и закономерность.

— Вы хотите сказать… — хором спросил отдел.

— Да, именно это я и хотел сказать. Она существует. Она — ведьма. Она бессмертна. Она не совсем материальна, либо совсем не материальна. Она потревожена и ищет покоя. Равновесия. Мы обязаны распознать, что произошло и восстановить равновесие. Таким образом, не только обезопасим себя от воздействия потустороннего мира, но и дадим ведьме душевный покой и умиротворение. Расходимся до завтра. До встречи!

Расходились молча. В полном молчании. Многие не верили майору.

Пойду-ка я с начала к Михалычу, наверняка он уже что-то нашёл. А потом надо будет провернуть одно дельце. Так сказать, при свете Луны.

Михалыч слыл человеком сведущим. Однако, невзирая на моду, не занимался экстрасенсорикой и не давал спиритических сеансов. Если можно сравнить с общественными критериями, то все эти публичные люди считали себя профессионалами в оккультизме. Михалыч был любителем. Тем самым любителем, каким был по сути Шерлок Холмс на фоне профессионала Лестрейда.

— Заходи, Петрович! Есть интересное, — открыл дверь и улыбнулся Михалыч.

— Не томи, давай покороче, — умоляюще произнёс майор, проходя в залу.

В большой комнате царил приятный полумрак, создаваемый модным за карнизным освещением энергосберегающих светильников. Ближе к углу располагался большой письменный стол. Вдоль стены стоял огромный двухсекционный книжный шкаф. Книги были не только художественные, но и на астрологическую тематику. Михалыч торжественно сел за стол и пригласил гостя сесть в старомодное, но по-прежнему уютное кресло на гнутых ножках.

— Чай, кофе, потанцуем? — смеясь предложил Михалыч.

— Я не танцую, а кофе портит цвет лица. Да и на кой ляд мне тахикардия на ночь? Чай у тебя отменный, наливай, — без обиняков выдал майор.

Михалыч выкатил из угла комнаты полированный столик на колёсиках. На нижней полке был поднос с чашками, сахарницей и маленьким чайником. На верхней крышке возвышался электрический чайник в форме кувшина по типу «Щёлк и готово». Поднос был переставлен на стол, а подготовленный заранее чайник быстро вскипел. Привычным движением был заварен и разлит оп чашкам ароматный свежезаваренный индийский чай.

— Сахар по вкусу. Сушки в пакете на нижней полке. Доставай, — распоряжался Миалыч.

Чай своим теплом приятно растекался по телу, а сушки заполнили создавшийся с обеда вакуум в желудке. Громко тикали часы на стене в прихожей.

— Не томи уже, рассказывай, — взмолился майор.

Глава 5. Преданья старины глубокой…[править]

Для любителей читать заголовки — краткое содержание очередной главы.
Глава пятая, в которой майор читает интервью с длинноволосой женщиной.

Глава ?. …[править]

Для любителей читать заголовки — краткое содержание очередной главы.
Глава, в которой.

Эпилог[править]

Ну да ладно, вернёмся к обнаруженному в двадцать первом веке очагу. Старый канализационный коллектор (ещё кирпичный) пришёл в негодность и начал пропускать стоки под фундамент здания. Долго спорили гадали, что-то даже предпринимали, но по зданию пошли долгожданные трещины, одну из внутренних лестниц закрыли и признали аварийной. Срочно нашли деньги, составили проект, смету и начали прокладку нового коллектора рядом со старым. Такое бывает. Редко, но бывает. Ковш экскаватора зацепил древний очаг. Вы не поверите, но снова вызвали археологов. Те, посовещавшись, датировали очаг десятым веком, сфотографировали, тщательно всё документировали. Затем его без особого шума быстро вывезли на экспертизу, где очаг благополучно и сгинул. Возможно он уже продан с молотка. Но это вряд ли. Скорее всего он нашёл пристанище в домашней коллекции местного генерального прокурора с чистыми руками. Ясно только одно, что в результате экспертизы так и не было установлено для какой цели служил обнаруженный очаг. Служил ли он для обогрева или являлся аналогом крематория — так и осталось тайной.