Абсурдотека:Вредные советы

Если вы читать решили
Эти длинные рассказы
И как следует осмыслить
Сущность вредных сих советов,
То усядьтесь поудобней,
Под рукою приготовив
Нашатырь, глазные капли
И большой дефибриллятор.
Краску для волос поярче
Наготове вы держите,
Чтоб потом не получали
Неудобный комментарий,
Поседевши, от знакомых.

~ Григорий Остер про эти вредные советы 

Всё началось 31 августа. Вернее, не всё, а только эта история. Более тысячи первокурсников на посвящении построились в ряд возле главного корпуса Лганского государственного университета неправды (ЛГУН) имени Иеронима Карла Фридриха фон Мюнхгаузена. Честно говоря, этот престижнейший вуз находился не в Лганске, а в Днецке, но этому давно уже никто не удивлялся.

Среди десяти шеренг первокурсников был один, казалось бы, обычный парень, по имени Гриша Остер, поступивший сюда на бредоведческий факультет. Всех новоявленных студентов уже распределили по группам, и Гриша, попавший в 6 группу, стоял вместе со своими одногруппниками.

Пока ректор ЛГУН разглагольствовал по поводу престижа этого вуза VII уровня аккредитации и исключительно правильного выбора учебного заведения первокурсниками (ещё бы, ведь почти все они, включая Остера, заплатили согласно контракту по 4040 советских рублей за 4 года обучения вперёд), студенты 1 курса 6 группы бредоведческого факультета в количестве 21 человека уже начали знакомиться между собой:

— Здорово, пацаны. Я Харитон.

— Очень приятно, а я Аристарх, — отозвался другой студент и пожал первому руку. Его примеру последовали остальные, пожимая руку всем подряд:

— Привет всем, меня зовут Феофан.

— А меня Поликарп, можно просто Монокарп.

— Я Аскольд.

— А я просто Серый… В смысле, Серафим!

— Приве-е-ет, я Клеопатра.

— Клеопатра, у девушек не принято пожимать парням руку. Это я на будущее говорю, чтоб ты знала, — вдруг отозвался Гриша. — Ах да, извини, что не представился. Меня зовут Григорий.

— Какое-то странное у тебя имя, Григорий. А перебивать девушек, я так понимаю, у тебя принято?

— Да ладно, Клеопатра, что ты начинаешь! Я ж ничего такого не сказал, просто дал совет на будущее.

— Слышь, а тебе какое дело, кто как с кем здоровается? — вмешался в диалог парень, от которого разило перегаром.

— А тебе я бы порекомендовал поменьше пить, потому что это вредно для здоровья, — не растерялся Остер.

— Пиздец, я хуею с этого кента, — буркнул себе под нос «алкоголик» и отошёл в сторону.

— Постеснялся бы хоть при девушках материться, — сказал ему напоследок Гриша.

— Интересно, блядь, а с хуя ли ему стесняться? — вступилась блондинка в футболке с изображением свастики.

Гриша Остер хотел было дать некультурной девушке дельный совет, но ректор наконец-то заткнулся, и все начали расходиться. Что касается Остера, то он пошёл во общежитие №2, в котором поселился этим летом.

Комната Гриши была рассчитана на троих, но другие два жильца, тоже первокурсники, благоразумно решили пропустить никому не нужное посвящение и приехать сюда только вечером.

Первым в эту комнату под номером 47 зашёл студент факультета лжи и обмана с большущей сумкой. Быстро представившись Остеру Митрофаном и не дождавшись ответа, он засунул сумку себе под кровать и тут же пошёл куда-то с друзьями, которые уже ждали его в коридоре, соединяющем все жилые комнаты на втором этаже. Полчаса спустя появился и второй сосед с двумя сумками поменьше. Содержимое одной из них он аккуратно развесил во встроенном шкафу, а всё то, что не являлось одеждой, положил в тумбочку; содержимое второй очутилось в холодильнике, оставшемся в комнате от предыдущих жильцов — заботливые родители не могли не положить начинающему студенту съестных припасов на неделю.

— Приветствую. Меня зовут Марк Строка, я с факультета прикладной абсурдологии, — представился сосед, когда все его вещи уже были разложены по полочкам.

— Привет, я Гриша Остер с бредоведческого. Слушай, Марк, у тебя дома есть большая сумка наподобие этой? — спросил Гриша, указав на сумку ушедшего соседа.

— Да, есть, а что?

— А почему ты столько времени тащился с двумя сумками? Ты бы лучше положил все свои вещи в одну большую и привёз сюда, так же удобнее.

— Ну, так получилось, что приехал с двумя, — немного растерялся Марк.

— Да ты не нервничай, я ж тебя не виню. Просто я подумал, чтоб ты не мучился с двумя сумками, а взял бы одну большую.

— Э-э-э… Спасибо за заботу. А ты на контракте или на бюджете?

— Конечно, я на контракте. На бюджет, если ты не знаешь, был конкурс 20 человек на место — пробиться могли только блатные, детдомовцы и инвалиды. Это в других вузах образование бесплатное, а тут, хочешь не хочешь, надо заплатить кругленькую сумму.

— Во-первых, у меня не 20, а 32 — мы с тобой на разных факультетах, а, во-вторых, лично я поступил на бюджет. Вот и думай теперь, кто я: блатной, детдомовец или инвалид?

— Ой, да ладно, Марк, что ты начинаешь! Я ж пошутил, а ты сразу всё так воспринимаешь! Ну, молодец, значит, раз поступил, я ж ничего против не имею.

— Ну, я рад за твоё чувство юмора, — сухо ответил бюджетник, после чего он молча застелил кровать, завёл будильник и лёг спать. Не успел Гриша сообщить соседу, что спать лучше с выключенным светом, как тот уже уснул. Время было позднее, одиннадцать вечера, поэтому Остер выключил свет и тоже лёг спать. Оба спали крепко и даже не услышали третьего соседа, буквально ввалившегося в комнату посреди ночи и упавшего на пружины своей кровати без всякого матраса.

В семь часов утра прозвенел будильник и всех разбудил, но пьяное тело Митрофана, отметившего в компании начало учебного года, не спешило подниматься. Гриша оделся, пошёл умываться и чистить зубы, после чего разогрел завтрак, поел и положил несколько тетрадей в свой рюкзак с одной лямкой. Этот же утренний алгоритм Марк выполнял на три минуты дольше с той единственной разницей, что у него был дипломат, а не рюкзак. Без двадцати восемь, когда оба соседа уже собирались идти на пары, Митрофан наконец подорвался, достал из тумбочки пару мятных конфет и сунул в рот, после чего положил в рюкзак одну общую тетрадь и уже собирался выходить. Но не тут-то было:

— Послушай, Митрофан, конфеты на голодный желудок есть вредно. Лучше бы позавтракал нормально, — не поленился дать совет Остер.

— Блин, чувак, у меня и так голова болит, а тут ты ещё… Мне хватило того, что я ночью в забегаловке нажрался.

— Не, ну на самом деле, так, как ты питаешься, можно и язву заработать. Может, тебя угостить чем-нибудь, а то что ты две конфеты и всё.

— Ну ёлы-палы, Гришан, тебе не всё равно? Это чтоб перегар перебить, что неясного? — устало пробормотал Митрофан и пошёл на пары. Не успел Гриша оглянуться, как дверь комнаты закрылась и за вторым соседом. Так что Остеру пришлось идти к главному корпусу, где проходили все пары у младшекурсников всех факультетов, самому.

Зайдя в вестибюль, Гриша увидел множество студентов, столпившихся у большого стенда: одни что-то переписывали оттуда себе на листочек, другие же просто ждали, пока те всё перепишут. Среди этой толпы Остер приметил и двух своих соседей и подошёл к ним поближе. Оказалось, что Марк и Митрофан, как и многие другие, переписывали расписание пар на неделю, каждый — своё. Было без десяти восемь, и Гриша не мог не воспользоваться случаем поговорить со своими сожителями:

— Пацаны, ну чё вы вот это мучаетесь? Приехали бы вчера утром, как я, и спокойно бы переписали эти пары. А то вы отложили всё до последнего и теперь рискуете опоздать и получить «нб».

— Вот видишь, Митроха, я ж говорил тебе, что… — сказал Марк Митрофану и что-то прошептал, покосившись на Гришу. Дописав расписание, они ушли каждый на свою первую пару, идущую по средам.

Остер, испугавшись за здоровье Марка, сорвавшего, по его мнению, голос, хотел было посоветовать ему принять что-нибудь для горла, но лишнего времени уже не осталось, и Гриша поспешил на занятия.

В три минуты девятого в аудиторию зашёл преподаватель:

— Здрасьте, молодёжь. Меня зовут Недольман Аполлинарий Генрихович, я у вас буду преподавать теорию бреда. В отличие от вас, я всегда присутствую на собственных занятиях, поэтому в перекличке не нуждаюсь. В отличие от вас, опять-таки. Итак, начнём. Бразерхудин! Есть. Вылысыпыдыстко!

Студент по имени Аскольд поднял руку. Кое-кто не выдержал и издал едва слышный смешок, на что Гриша посоветовал ему сдерживать свои эмоции.

— …Есть. Гнилозубов! А нет, прошу прощения, Гли-но-бу-зов. Глинобузов! Есть. Дешёвенькая!

Ею оказалась скромная девушка в очках. Снова послышался смешок, на этот раз от преподавателя. Дешёвенькая не на шутку обиделась и злобно посмотрела на Недольмана.

— Нет, нет, девушка, я не с Вас смеюсь. Просто следующая фамилия настолько… кхм… необычная, что я даже не могу её прочесть. Студент с фамилией на И, Вы не могли бы назвать её сами?

— Иоаннутый, от слова «Иоанн».

— Так, народ, это кто мне тут список группы накалякал как курица лапой? Это ж как надо было умудриться написать букву «о», чтоб я её с «б» спутал?!

— Аполлинарий Генрихович, а как Вы узнали, что это я? — вдруг удивился рыжеволосый парень.

— В каком смысле, молодой человек? — удивился преподаватель в ответ. — Впрочем, неважно. Продолжаем перекличку: Кокурец-Солапый!

— Аполлинарий Генрихович, Вы ж меня уже называли! — снова отозвался рыжеволосый.

— Да уж… Не перекличка, а цирк какой-то. Ладно, перекличка окончена. Приступаем к сегодняшней теме. Я понимаю, что первый курс, первое сентября, первая пара, вам ещё не выдали учебники и всё такое, но уж общее представление о теорбреде вы должны иметь! Бразерхудин, дайте определение теории бреда.

— М-м-м… Теория бреда — это… Ну, это такая теория, изучающая бред.

— Если следовать Вашей логике, Бразерхудин, то «двойка за ответ» — это такая двойка, изучающая ответ. Садитесь, стыдно не знать такие элементарные вещи. Теория бреда — это наука, изучающая бред в вещественном представлении, позволяющем установить его закономерности для упрощения изучения бреда как такового. Неужели так трудно запомнить пару слов?

— Аполлинарий Генрихович, Вы ошиблись. В Вашем определении куда больше, чем пара слов.

— Это Вы ошиблись, когда не встали и не представились, прежде чем что-то сказать.

— Я Григорий Остер. Я же не просто так это сказал, я лишь хотел Вас поправить.

— А скажите мне, Остер, раз уж Вы встали, от чего зависит коэффициент бредовости?

— Аполлинарий Генрихович, как же я Вам это скажу, если я об этом впервые слышу? Спросили бы лучше, чему равен корень из четырёх.

— Корень из четырёх, Остер, равен Вашей оценке за сегодня. Умом Вы не очень «остер». Садитесь. Короче, всё как обычно: первая тема — никто ничё не знает. Так, открыли тетради, сейчас вы будете чертить окружность. У кого есть циркуль, поднимите руки! Раз — циркуль, два, три, четыре. А теперь спрячьте — пользоваться циркулем на моих занятиях категорически запрещено. Окружность должна получиться большой и ровной, поэтому поступайте следующим образом. Представьте себе в тетради систему координат с определённой точкой (0; 0). Теперь легонько проставьте точки (5; 0), (0; 5), (-5; 0), (0; -5), (4; 3), (3; 4), (-3; 4), (-4; 3), (-4; -3), (-3; -4), (3; -4), (4; -3), (4,8; 1,4), (1,4; 4,8), (-1,4; 4,8), (-4,8; 1,4), (-4,8; -1,4), (-1,4; -4,8), (1,4; -4,8) и (4,8; -1,4). Соедините все эти точки плавной замкнутой линией, и у вас получится практически идеальная окружность. А сейчас, кто мне по-быстрому скажет корень из суммы квадратов чисел 4,8 и 1,4, поставлю «пять».

Гриша был весьма огорчён отношением преподавателя к его советам и решил не вестись на «очередную провокацию». Все остальные принялись лихорадочно считать в столбик.

— Стоп! Хрен вам всем, а не пятёрка. Я всегда знал, что у бредоведов туго с математикой, но чтоб настолько… Ну хоть окружность-то вы начертили, я надеюсь? Теперь дорисуйте внутри глаза, нос и рот. Внимание, вопрос: чему равен коэффициент бредовости того, чем вы последние пять минут занимались под моим руководством?

— Кажется, 412, — неуверенно ответила Дешёвенькая.

— Неправильно Вам кажется, Дешёвенькая. Хотя конечная цель и не оправдала сил и времени, но алгоритм построения окружности, в целом, был верен, что не позволяет говорить о коэффициенте бредовости выше 256. В то же время человеческое лицо не может иметь форму правильного круга как минимум из-за ушей, которые на ваших рисунках, кстати, отсутствуют. При подстановке данных в формулу Шумахера получаем, что коэффициент бредовости в этом случае равен 184,74. Задание на следующую пару: математический смысл смысла как величины, обратно пропорциональной бредовости бреда. До свидания.

Следующей по расписанию стояла лекция по истории ерунды. Одногруппники Остера, как и остальные на потоке бредоведов-первокурсников, столпились у лекционного зала и принялись оживлённо общаться:

— Не, ну препод, конечно, конченый, скажи ж, Евлампий? Первое занятие — и так валить. А вот эти его корни с числами 4,8 и 1,4 — это что вообще было?

— А хрен его, Макс. Мне кажется, он просто выпендривается, чтобы показать, кто здесь главный, — ответил Евлампий, естественно, Максимилиану.

— Пацаны, вы не поняли. Препод имел в виду теорему Пифагора для нахождения радиуса окружности. Если бы вы не валяли дурака в школе, то один из вас получил бы сегодня пятёрку.

— Что ж ты сам не ответил, раз ты такой умный? — усмехнулся Максимилиан.

— Макс, не начинай. Ты же сам сказал, что препод конченый. Понимаешь, его поведение на паре я считаю недопустимым. Особенно эта его фраза: «Умом Вы не очень „остер“».

— А по-моему, нормальный препод, прикольный. Зачем гнать на «Полину», если ты и впрямь скорее Тупер, чем Остер? — вставил свои пять копеек Серафим, здорово рассмешив Евлампия и Максимилиана.

— Серафим, не будь клоуном. Тебя ж так уважать никто не будет, — парировал Гриша.

На этом перерыв окончился, и группа зашла в лекционный зал и заняла весь задний ряд. Что касается Остера, то он оказался между двумя девушками — той самой Клеопатрой и Кассандрой. В этом семестре по истории ерунды, как и по теорбреду, предстоял экзамен, но тем не менее в 6 группе не нашлось дурака, который писал бы ту ерунду, которую лектор бубнил себе под нос. Даже Гриша не мог писать в окружении красивых девушек — его охватывало бурное желание дать им хороший совет.

— Этим летом я познакомилась с ТАКИМ парнем! Он такой загорелый, мускулистый! — тихо, но оживлённо поведала Клеопатра своей соседке слева (то есть, Гриша сидел справа от неё).

— Клеопатра, не говори глупостей. Не нужно судить о человеке по одной лишь внешности, — мудро заметил Остер.

— А тебе что, завидно, Григорий?

— Ты, я вижу, не извлекла урока из моих слов. Нет, мне не завидно, просто ты не поняла, что я хотел тебе сказать.

Ничего не понимающая в этой жизни Клеопатра отвернулась влево и возобновила разговор с подружкой. Зато ещё осталась Кассандра, которая молча слушала лектора, не обращавшего особого внимания на дисциплину в зале.

— Кассандра, а ты почему молчишь? Не бойся, ты ж сама видишь, что лектору по барабану, тем более, мы на заднем ряду. Поговорила бы с Клеопатрой, а то ты сидишь всё, скучаешь.

— Тебе неинтересно — не мешай слушать другим.

— Ой, да ладно, что ты исполняешь! Видишь ли, это обычная скучная лекция, а не выступление Тарапуньки и Штепселя.

— Геродот Ярополкович! А Остер мешает мне слушать лекцию! — вдруг пожаловалась Кассандра.

— Ай-яй-яй, Остер, я делаю Вам замечание, — отрешённо откликнулся лектор и продолжил читать свою историческую ерунду.

— Слышь, ты, я надеюсь, на меня стучать не будешь? — угрожающе прошипела Клеопатра Кассандре.

— Клеопатра, не трогай её. Она ж только первый день в новом коллективе, а ты её уже травишь, — благородно заступился Гриша за ябеду.

— А ты вообще заткнись, не с тобой разговариваю. Тем более, это из-за неё тебя чуть с лекции не выгнали.

— Твоя проблема в том, что ты плохо знаешь правила хорошего тона. Если хочешь, я тебе могу даже книжку дать почитать. После пар, конечно, — оставался невозмутимым Гриша.

— ДА ПОШЁЛ ТЫ НА ХУЙ! — не выдержала Клеопатра.

Весь поток моментально уставился на неё. Даже лектор, поглощённый изложением материала, не мог не отреагировать:

— Это что такое?! Я читаю лекции более двадцати лет, но с таким я сталкиваюсь впервые! Девушка, поднимайтесь! Фамилия, группа и пошли вон отсюда!

— Геродот Ярополкович, ну что Вы, в самом деле! Девушка только первый день учится, да и психика у неё ещё до конца не сформирована. Простили бы её на первый раз, что ли, — самоотверженно встал на защиту Гриша, у которого уже было замечание.

— Уважаемый, тот факт, что это Ваша девушка, не даёт ей права так себя вести на моей лекции, — посмел заупрямиться лектор.

— Я НЕ ЕГО ДЕВУШКА! — снова закричала Клеопатра и в истерике выбежала из зала.

— Она права, она не моя девушка, — спокойно подтвердил Остер и сел. Теперь слева от него сидела подружка Клеопатры, Вильгельмина. Оценив обстановку, она незаметно пробралась на другой ряд от греха подальше, вернее, от Грихи.

Вскоре лекция подошла к концу, и студенты 6 группы с нетерпением поспешили на третью пару, настолько многообещающим было её название.

— Приве-е-ет, чуваки! — заплетающим голосом поприветствовал группу преподаватель с необычно расширенными зрачками. — Знаете, что я у вас буду вести? Ха-ха-ха, ну, конечно, знаете! Всё верно, я у вас буду вести очень важный предмет под названием наркофармакология, о всякой там шняге — когда её примешь, сразу бредить начинаешь. О как! Но я вижу, вы и так уже всё знаете, в детстве ж косяк все забивали? Ну, там ещё колеса идут по плану. По плану, гы-гы-гы! Ну, по программе. Вы детки умные, тоже наверняка гулять любите, так что сдавайте все по двадцатке и на парах можете не появляться. Я сегодня добрый.

— А можно, мы на следующей паре принесём? Мы ж не знали, что нам деньги понадобятся, — попросил Кокурец-Солапый, староста группы.

— Запомни, чувак, деньги понадобятся всегда! Вот придёшь ты в аптеку с нужным рецептом, думаешь, тебе просто так колёса дадут? И за рецепт тоже доктору отвалить надо, чтоб накатал, типа, это для лечения. Ладно, тащите, когда там у вас… О, в пятницу! Только ж без кидалова, всё равно зачёт я ставлю. Всё, гуляйте!

Окно в первый же день! Не то, чтобы студенты были вне себя от радости, ведь впереди их ещё ждала четвёртая пара, но всё же настроение у них улучшилось. Исключение составляли Гриша, психика которого отличалась феноменальной стабильностью, и Клеопатра, по обратной причине.

— Народ, предлагаю не торчать два часа в этом корпусе, а пойти прогуляться, — предложил Остер именно то, что другие как раз и собирались сделать, но не успели сказать.

Это обычное, казалось бы, предложение моментально испортило настроение большинству одногруппников. Пойти прогуляться — значит, невольно признать лидерские качества Остера, который, мягко говоря, не внушал симпатии; остаться в корпусе при желании выйти на улицу назло Остеру — весьма глупо, тем более, это ущемление собственных интересов опять-таки из-за слов этого советчика.

— Спасибо, что разрешил, хе-хе, — ловко вышел из положения Серафим. — А то мы даже не знали, куда деваться. А, оказывается, можно просто пойти на улицу!

Остальные тут же рассмеялись, вздохнув про себя от облегчения, и дружно направились к выходу. Гриша не понял иронии в словах Серафима, поэтому он шёл со всеми с гордо поднятой головой, чувствуя свою исключительную значимость. Но выражение лица, конечно же, у него оставалось серьёзным, как и подобает настоящему лидеру.

Группа коллективно решила, что лучше всего пойти в парк неподалёку от ЛГУН, где можно посидеть на лавочках и поболтать. Гриша, стоявший в это время в сторонке, снисходительно согласился. Все пришли в парк, сели на лавочки и начали болтать.

— Люди, а кто в каком городе живёт? Вот я, например, из Рстова, — начал Анастасий Глинобузов.

— Анастасий, будь поаккуратней с высказываниями. Некоторые люди могут жить не в городе, а в селе или пгт, и по отношению к ним, если таковые есть в нашей группе, ты поступил не совсем красиво, — «поддержал» беседу Гриша.

— И что ж тут некрасивого? Если кто-то и живёт в селе, то пусть скажет, в каком, я не против.

— Настян, забей, это ж Остер. А тебе, Гриша, я бы посоветовал сменить имя, — вмешался Поликарп. — Уж больно оно деревенское.

— Поликарп, не мели языком. Я не собираюсь идти в паспортный стол только потому, что тебе не нравится моё имя.

— А отчество у тебя, небось, Александрович? — продолжил Поликарп под смех остальных.

— Лучше помолчи, если не знаешь моего отчества. Я, к твоему сведению, Бенционович.

— Ну хоть отчество у тебя нормальное, Гриша Бенционович. Пацаны, а вы заметили, что у нас пары какие-то длинные? Первая, получается, с 8:00 до 9:45, вторая — с 10:00 до 11:45, и так все пары.

— Зато удобно, не нужно зубрить время пар или долго подсчитывать в уме — как раз через два часа, — оптимистично заметил Харитон.

— Да ну, херня, лучше было бы неудобно, но меньше по времени, — не согласился Аристарх.

— Вообще-то, да, просто я привык искать во всем плюсы.

— И даже в реакции Вассермана? — пошутил Серафим.

— Серафим, не трогай Харитона. Свои детсадовские шутки держи при себе, — упрекнул его Гриша.

— А ты злой бука, — сказал Серафим нарочито детским тоном, в очередной раз рассмешив остальных. Несмотря на его клоунское поведение, предостережение Остера «Тебя ж так уважать никто не будет» явно не сбылось.

— Эх, Серафим, мне тебя жалко, — устало произнёс Гриша и пошёл гулять по территории парка, раздумывая по пути о серьёзных вещах. Без двадцати два он вернулся к группе, которая уже собиралась идти на четвёртую и последнюю пару, и напомнил, что пора в главный корпус, беспокоясь, что двадцать человек могли забыть о том, что помнил он.

— Веди нас, о великий и мудрый предводитель! — сказал Серафим таким тоном, что даже Остер уловил иронию, но ничего не ответил. Ему было жалко этого глупого клоуна.

Не в последнюю очередь благодаря бдительному Остеру вся группа успела на пару вовремя. Преподаватель же, напротив, опоздал (вернее, задержался, так как опаздывать могут только студенты) и зашёл в аудиторию только в десять минут третьего:

— Доброго времени суток всем людям на земле и добрый день вам в частности. Я доцент кафедры философии Пшеницше Збигнев Юзефович. Я состою из польской материи, но душа моя абсолютно русская. Поскольку вы учитесь на бредоведческом факультете, то философия является для вас профильным предметом, и я настоятельно рекомендую отнестись к ней всерьёз, ведь она потом очень пригодится вам в жизни.

Затем Пшеницше, как и преподаватель по теорбреду, начал перекличку, но, в отличие от последнего, после первых шести студентов он продолжил:

— Курисветко!

— Тута я, — отозвалась дерзкая блондинка со свастикой.

— Левиаман!

— Есть, — сказал Феофан.

— Лучшая-Прелучшая!

— Это я, — одновременно отозвались Клеопатра и одна из Лучших-Прелучших. Поняв, речь шла о фамилии, Клеопатра густо покраснела.

— Клеопатра, ты не поняла, Збигнев Юзефович имел в виду фамилию, — пришёл ей на выручку Гриша за задним столом и спокойно увернулся от пролетающей ручки, запущенной неблагодарной Клеопатрой.

— Ещё одна Лучшая-Прелучшая!

— Клеопатра, ты только сейчас не отзывайся. Это родная сестра предыдущей девушки.

Если бы кто-то сидел сейчас с Гришей за одним столом, то ему бы очень не поздоровилось, ведь в ход уже пошла тяжёлая артиллерия в виде пенала. Но Остер, как ни странно, сидел сам из-за нечётного количества студентов в группе.

— Вы что, сёстры? — спросил доцент Лучших-Прелучших, похожих друг на дружку как две капли воды.

— А Вы сами как думаете? — ухмыльнулась вторая сестра.

— У меня гуманитарный склад ума, если Вы об этом, — ответил Пшеницше, поняв вопрос буквально. — Так, пошли дальше. Мизинчиков!

— Я, — грубо отозвался студент, который на посвящении нецензурно выразил своё удивление поведением Остера.

— Монокарп!

— Тут, — сказал Поликарп, разрешивший на посвящении называть его по фамилии.

— Нестерпимая!

— Она здесь, — ответил Гриша за Клеопатру. Как только та схватилась за свою увесистую сумку, преподаватель уставился прямо на неё, пробормотав: «Ага, вижу, Нестерпимая есть».

— Остер!

— Он отсутствует! — моментально соврала Клеопатра в надежде отомстить за полученное «нб» по лекции.

— Збигнев Юзефович, она ошиблась, я здесь. По всей видимости, у Нестерпимой сегодня тяжёлый день, и она забыла, что я тут. Кстати, Клеопатра, возьми свои ручку и пенал обратно и больше не бросай свои вещи куда попало, а то потеряешь.

Полгруппы уставилось на Клеопатру в ожидании увидеть покушение на убийство или хотя бы самоубийство. Но она ни с того ни с сего вдруг успокоилась, жестоко разочаровав добрый десяток одногруппников.

— Нестерпимая, должно быть, имела в виду, что сознание Остера в данный момент сконцентрировано за пределами этой аудитории, и он сейчас как бы не с нами. Но во время переклички меня интересуют только материальные тела, и ничего более, — задумчиво выдал Пшеницше. — Противный!

— Вообще-то, Прошивный, — недовольно поправил преподавателя Аристарх, фамилию которого точно так же путали ещё со школы.

— Руркберг!

— Я, — засыпая, отозвался Максимилиан. На часах было уже полтретьего, но пара, по сути, так и не началась.

— Спанчбов!

— Это моё материальное тело, — сострил Серафим с обычной и несмешной, как оказалось, фамилией.

— Тамтамаева!

— Збигнев Юзефович, где Вы «там» увидели Тамаеву? У нас нет такой, — продолжал паясничать Серафим.

— Серафим, не там Тамаева, а Тамтамаева, от слова «тамтам». Это фамилия Кассандры, — пояснил умный Гриша глупому клоуну.

— Сэнкс, Осётр, — поблагодарил его глупый клоун, которому не хватило ума даже правильно произнести Гришину фамилию.

— Ушкарёва! — продолжил преподаватель.

— Я, — отозвалась Вильгельмина — подружка Клеопатры, явно уступающая ей по красоте.

— Фамилия!

Ушкарёва, наслушавшись предыдущих фамилий, решила, что «Фамилия» — это тоже фамилия, и благоразумно промолчала, тем более, что Остер не дремал…

— Девушка, я к Вам обращаюсь! Фамилия Ваша как: точно Ушкарёва или, может быть, Уткарёва? — раздражённо повторил Збигнев Юзефович.

— Ушкарёва она, всё правильно, — подтвердил Гриша, знающий фамилии всех одногруппников наизусть. — Вильгельмина, а ты почему молчишь? Преподаватель же чётко и ясно спросил твою фамилию, чтобы уточнить.

Вильгельмина так и не объяснила Остеру, почему она промолчала, что было не совсем вежливо с её стороны. Правда, то, что она о нём подумала, было не совсем вежливо вдвойне. На Харитоне Цугцвагнере и Евлампие Ягдтщяне перекличка, наконец, завершилась, и Пшеницше начал рассказывать студентам первую тему.

— Сегодня мы разберём очень важную тему «Мировоззрение по Скийкаменю». Скийкамень, как вы знаете, был выдающимся философом XVII века и автором множества трактатов. Так вот, философ Скийкамень утверждал, что душа содержится в камне и только в камне. Человек же — существо бездушное, которому душа не только не нужна, но даже вредна для него. Человеческий организм всячески избавляется от неё путём справления естественных нужд, и очень страдает, когда душа, содержащаяся в камнях, задерживается по какой-либо причине в почках. Адепты этой концепции породили немало известных выражений. К примеру, «держит камень за пазухой» говорят про человека, который не имеет собственной души, но ведёт себя так, как будто она у него есть. А фраза «Пусть кинет в меня камень тот, кто сам без греха» означает, что бездушный человек не может быть безгрешным по определению, иначе у него в организме есть камень, который ему и предлагают кинуть в подтверждение этих слов. Также Скийкамень указывал, что Камень — это ещё и мощная стихия, превосходящая по силе даже Металл. Как ни парадоксально, но Дерево, которое слабее Металла, в то же время оказывается сильнее Камня. Ножницы, сделанные из металла, не в силах справиться с камнем, но тонкий лист бумаги из дерева способен завернуть и нейтрализовать этот же камень. Вопросы по сегодняшней теме?

— Збигнев Юзефович, а вот я знаю, что есть ещё Огонь, Земля и Вода. Какова сила Камня по отношению к этим стихиям? — спросила любознательная Дешёвенькая.

— Уважаемая, я же, кажется, ясно сказал: вопросы по сегодняшней теме. Вы же задаёте, извините за выражение, совершенно «левый» вопрос, не имеющий никакого отношения к мировоззрению по Скийкаменю.

— Обломайся, сраная выскочка, — прошипела Курисветко, цена которой на какой-нибудь трассе соответствовала бы фамилии «обломавшейся выскочки».

— Лауренсия, что ты там шепчешь? Если хочешь задать вопрос, подними руку и громко скажи, — тихо сказал Сами-Знаете-Кто борзой блондинке. — Или, если ты боишься, давай я спрошу.

— Хули ты, мудак, до меня доебался?

— Лауренсия, не мели языком. Если я задам преподу этот вопрос, он в лучшем случае выгонит меня и поставит «нб». Так что лучше молчи.

— Ну ты и еблан. В моей школе таких, как ты, чмырили только так.

Лауренсии повезло, что она была какой-никакой девушкой, а Гриша — джентльменом, иначе её бы не миновал град советов о том, как надо вести себя в общественном месте. К счастью для Остера, к Курисветко, сидевшей рядом с таким же «культурным» Мизинчиковым, группа относилась, мягко говоря, с холодком (даже Серафим не рассмеялся), поэтому его и без того неважное положение в группе нисколько не ухудшилось.

Вскоре пара подошла к концу, и Гриша устало поплёлся в общежитие. Марк и Митрофан были уже в комнате и рассказывали друг другу о своём первом учебном дне.

— Нас на парах особо не напрягали. Препод по аферистике круто отжёг: прикинь, собрал со всей группы по 15 копеек, типа, на методички, и свалил. Потом явился в конце пары, вернул бабки и сказал, что методичек на его кафедре сроду не было. И добавил, что это у него, типа, такая методика обучения. Потом ещё была абсурдология, вела такая молодая девка, на вид ничё так, но пугливая страшно. Отпустить на пять минут раньше боялась — «а вдруг проверят!», так мы и сидели, как бараны, до конца. Да что там «раньше», она даже оценку боялась завысить, типа, а вдруг сюда придут и спросят, а студент на четвёрку, к примеру, не знает. Короче, она рассказала тему, спросила меня и ещё некоторых и поставила мне трояк, хотя я только пару раз запнулся, а так всё правильно, — рассказал Митрофан о волнующих его событиях этого дня.

— Тебе ещё повезло, у тебя абсурдология только один семестр, а у меня — пять, — приободрил его Марк.

— Марк, не переживай ты так, всё будет хорошо. Кто ж тебе виноват, что ты поступил на факультет прикладной абсурдологии? Уже из названия ты мог бы догадаться, что абсурдология там — профильный предмет. Поступил бы на какой-нибудь другой факультет, и тоже бы изучал её один семестр, — не мог промолчать Гриша.

— Тебе самому не надоело? — отмахнулся Марк, не оценивший заботу соседа, и возобновил беседу с Митрофаном. — Из таких, нормальных, пар у меня было ДДА, на котором…

— Марк, не спеши. Митрофан же, скорей всего, не знает, что такое ДДА. Я бы на твоём месте расшифровал эту аббревиатуру.

— Зато я знаю, что такое ДПО, — рассердился Митрофан. — И если ты не заткнёшься, мы тебе устроим это ДПО.

По его интонации Остер понял, что речь шла отнюдь не о дополнительном профессиональном образовании, а о физическом насилии, и ненадолго замолчал.

— ДДА — это доведение до абсурда, — пояснил Марк совсем не потому, что последовал совету Гриши, но со стороны это выглядело именно так, и Строка прекрасно понимал это, но не придал особого значения. — В принципе, там не было ничего особенного. Меня больше удивил такой предмет, как русский язык, причём с углублённой программой.

— Марк, зачем говорить полностью «русский язык»? Можно было сказать просто «русский» или «язык», и Митрофан бы сам догадался, о чём идёт речь. Или ты специально так сказал, чтобы я к тебе не придрался? Если да, то это очень глупо, — перестал молчать Гриша.

— Маркер, может, пойдём бухать на улицу? — неожиданно предложил Митрофан.

— Давай, — быстро согласился непьющий Марк, после чего они собрались и покинули комнату, оставив Гришу одного.

Гриша Остер всегда был умным и рассудительным пареньком и никогда не делал ошибок, поэтому ему не было смысла давать советы самому себе. Но специально стучаться в другие комнаты только для того, чтобы дать какой-нибудь совет, было чересчур даже для него. В итоге Грише стало скучно. Но, как говорится, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе: в дверь 47 комнаты кто-то громко постучался.

— Послушай, не знаю как тебя там, зачем ты так громко стучишь? Ты же так дверь выломаешь. В следующий раз стучись, пожалуйста, потише, — назидательным тоном сказал Остер и открыл дверь. На пороге стояла полная, сердитая на вид комендантша общежития с двумя подбородками. — Ой, простите, пожалуйста, я не знал, что это Вы. Но всё-таки, послушайте, не знаю как Вас там, зачем Вы так громко стучите? Вы же так дверь выломаете. В следующий раз стучитесь, пожалуйста, потише.

— А ты не дерзи мне, щенок! Ишь ты! Без году неделя жилец, а уже указывает мне! Смотри мне, будешь и дальше так борзеть, будешь не жилец! Вмиг выселю! — не стала церемониться хозяйка «двойки».

Гриша хотел было поправить комендантшу, что «без году неделя» — это отрицательный промежуток времени, не имеющий физического смысла, но, глядя на женщину с телосложением шпалоукладчицы, внезапно вспомнил, что это фразеологизм, который не стоит понимать буквально, и благоразумно промолчал. Произведя плановый осмотр комнаты, она ушла, вновь оставив Гришу самого.

Митрофан и Марк вернулись поздно вечером. Первый был слегка выпивший, как, впрочем, и всегда, но второй был абсолютно трезв, хотя Гриша чётко помнил, что они оба «пошли бухать на улицу».

— Марк, а…

— Потому что мне не удалось убедить продавца, что мне есть 18, — ответил семнадцатилетний Марк, прочитав мысли Остера. — Да, и я не филателист, марок у меня нет.

— Митрофан, но…

— Когда он покупал бухло, я уже всё выпил и не мог с ним поделиться, — опередил Гришу Митрофан.

Такой фрустрации Остер давно не испытывал. Но он мужественно стерпел обуревавшие его чувства и лёг в постель. Марк был уже раздетый и вешал одежду в своём шкафу, но Митрофан ещё только начинал раздеваться. Заметив, что Марк стоит возле выключателя, лежащий Гриша мгновенно приободрился и всё-таки успел дать совет:

— Марк, ты только свет пока не выключай, видишь, Митрофан ещё не разделся.

— Да не парься, Маркер, я и в темноте могу раздеться, — не оценил Митрофан Гришиной заботы в ущерб себе. Пришлось ему раздеваться в темноте — Марк был рад выключить свет назло Остеру.

В четверг Гриша проснулся раньше всех в комнате и повторил вчерашний утренний алгоритм. Марк решил во что бы то ни стало не уподобляться Остеру и нарочно не почистил зубы. К счастью для Строки, Гриша не следил за ним и не заметил этого. Митрофан же всё это время спал и даже не думал просыпаться. Без двадцати восемь заботливый Остер не выдержал:

— Марк, вы ж с Митрофаном вроде бы в хороших отношениях. Ты же видишь, сколько времени на часах, почему ты его не будишь?

— Да вот, всё ждал, пока ты посоветуешь, — съязвил Марк и пошёл на пары.

Обалдевший от подлости соседа, не разбудившего Митрофана, Гриша стал тормошить его сам:

— Митрофан, слышишь, просыпайся! Уже без пятнадцати восемь, пора идти на пары!

— Отвали, придурок, у меня нет первой пары, — спросонья пробормотал тот и захрапел.

— Митрофан, не борзей, я ж с тобой нормально разговариваю. Мог бы вчера предупредить, между прочим, что у тебя нет первой пары, чтоб я за тебя не переживал, — пожурил Остер спящего соседа и, вспомнив, что он сам уже опаздывает, поспешил на занятия, едва успев забежать в аудиторию к восьми часам. В комнате висело множество плакатов с изображениями мозгов. Название предмета, судя по всему, было чрезвычайно длинным, если учесть, что его сокращённый вариант состоял из 18 букв.

— Здравствуйте, глубокоуважаемые студенты 1 курса 6 группы бредоведческого факультета, — начал зашедший препод. — Я преподаватель патологической морфологии головного мозга алогично мыслящего человека, и этот предмет, поверьте мне, короче моего полного имени, поэтому прошу вас называть меня просто «товарищ преподаватель».

После объяснения группе, что такое «патморфголмозгбред» в расписании на четверг, он сделал перекличку и начал объяснять сегодняшнюю тему, прекрасно зная, что на первое занятие студенты никогда не приходят подготовленными. Поскольку патморфголмозгбред по содержанию практически не отличался от анатомии и гистологии головного мозга, за исключением микроскопических изменений в аксонах и дендритах нервных клеток, то в группе никто ничего не понял и не усвоил тему.

Следующая пара была для двух третей группы ещё труднее патморфголмозгбреда. Остальным семи студенткам, напротив, предмет показался довольно лёгким и даже понравился. Проще говоря, второй парой была женская логика. Первая тема называлась «Техника обращения с представительницами прекрасного пола», и преподавательница (мужчин в составе кафедры не было) привела в аудиторию какую-то женщину в качестве живого примера.

— Так, 6 группа, смотрите и запоминайте, — начала Роксолана Христофоровна и обратилась к «экспонату». — Скажите, пожалуйста, сколько Вам лет?

— Двадцать пять, — ответила на вид уже немолодая подопытная.

— А теперь, студенты, обратите внимание на год её рождения в паспорте: 1924. То есть, на самом деле ей 41 год. Так вот, когда женщина умышленно занижает свой возраст, не вздумайте её разоблачать, чтобы не вызвать агрессии с её стороны вплоть до истерического приступа.

— Роксолана Христофоровна, Вы подаёте группе плохой пример, — упрекнул Гриша нерадивую преподавательницу. — Вы же сами только что её разоблачили, а нам сказали, чтобы мы так не делали.

— Остер, мужелогик Вы наш, это — живой фантом, ей за это деньги платят, — чётко парировала женологичка, здорово рассмешив группу вторым словом, и продолжила. — То же самое, и даже в большей степени, касается веса женщины. А теперь, мальчики, представьте, что вы все — тридцатилетние мужчины, и попытайтесь завязать знакомство с нашим фантомом. Прошу вас, подходите по одному в алфавитном порядке.

— Скажите, пожалуйста, сколько Вам лет? — тупо повторил Бразерхудин вопрос преподши.

— Не Ваше дело, — монотонно ответила подопытная, дав ему понять, что задание провалено.

— Женщина, а можно с Вами познакомиться? — спросил Аскольд Вылысыпыдыстко уже ближе к делу.

— Хам.

— Девушка, а можно с Вами познакомиться? — спросил Анастасий Глинобузов чуть лучше Аскольда.

— А нельзя.

— Девушка, давайте познакомимся. Меня зовут Бонифаций, а Вас? — прогрессировал Иоаннутый.

— Что значит «давайте»? Я что, по-Вашему, похожа на проститутку?!

— Девушка, познакомимся? Меня зовут Леопольд, а Вас? — пропустил неугодное слово староста.

— Меня не зовут, я сама прихожу. И к Вам домой я точно не приду.

— Девушка, познакомимся? Моё имя — Феофан, а Ваше? — попытался Левиаман.

— Вы что, иностранец, или русского языка не знаете? Вы бы ещё сказали «Моё имя есть Феофан», как настоящий англичанин.

— Эй, ты, погнали ко мне, развлечёмся, — грубо подкатил Мизинчиков. По-другому он не умел.

— Ну, погнали, красавчик! — вдруг согласился фантом.

— Чё, в натуре?

— Конечно, нет, кретин! — притворно возмутилась женщина и отвесила Мизинчикову пощёчину в четверть силы, хотя со стороны это выглядело очень даже натурально.

— Девушка, познакомимся? Я Поликарп, а Вы? — возобновил Монокарп серию попыток.

— А я Полиязь, и на Вашу удочку клевать не собираюсь.

— Женщина, Вам самой не противно, что Вас так используют? Чем позориться перед студентами, нашли бы лучше нормальную работу, — дошла очередь до Гриши.

— Не Ваше дело, — сказала она согласно алгоритму, подразумевающему единый ответ на все «левые» вопросы.

— Девушка, познакомимся? Я Аристарх — имя у меня такое, а Вы? — ещё раз возобновил серию Прошивный после очередного «комбо-брейкера».

— Ну, спасибо, а то я бы не догадалась, что Аристарх — это Ваше имя, а не отчество бабушки.

Остальные парни продолжали в том же духе. В результате никому не удалось даже подступиться к фантому, не говоря уже о знакомстве. Всё это время девушки стояли в сторонке и откровенно хихикали.

— Эх вы, — резюмировала преподавательница. — Все мальчики, кроме Остера, получают по двойке, а Остер — две двойки.

— Роксолана Христофоровна, я не советую Вам ставить лишние оценки из личных побуждений, это может подорвать Ваш авторитет, — впервые НЕ посоветовал Гриша, за что получил третью двойку.

В те времена женщин-роботов ещё не было…

— Нестерпимая, покажите мальчикам, ка надо знакомиться, — попросила Клеопатру женологичка.

— Приве-е-ет! Пойдём гулять?

— С удовольствием, молодой человек. Сразу видно, что Вы умеете обращаться с девушками, — ответил фантом с наигранным энтузиазмом.

— А как Вас зовут?

— Дульсинея, а Вас?

— А я Клеопат… рий. Давай на ты?

— Давай. Не хочешь пригласить меня к себе домой?

— Приходи, конечно. Если хочешь, я тебя даже провожу.

— Достаточно. Умница, ставлю Вам твёрдую пятёрку, — похвалила Нестерпимую преподавательница. На этом женская логика подошла к концу.

Прошедшая пара не могла оставить парней равнодушными, и они начали бурно обсуждать её на перерыве.

— Блин, ну это вообще какая-то херня, а не пара, — констатировал Аскольд. — Ясно же, что преподша и её фантом — жалкие феминистки.

— Ага, как мы к этому чучелу подкатывали, так она всех отшила, а как подошла эта Неостерпимая, то сразу перестала ломаться, — констатировал Феофан более подробно.

— На то она и женская логика, — философски заметил Харитон.

— Пацаны, давайте не будем делать поспешных выводов. Откуда вы знаете, что ваши попытки познакомиться были не хуже, чем у Клеопатры? Может, дело даже не в словах, а в интонации и настроении, — помешал Гриша нормальной беседе.

— Пацаны, я, кажется, знаю, в чём дело. Это Гриша посоветовал чучелу никогда не знакомиться с теми, кто ей в сыновья годится, — сказал Поликарп. — А ещё он влюбился в Клео, гляньте, как он её защищает!

— Да, Поликарп, не ожидал я от тебя такого… Думал, ты нормальный пацан, а ты ничуть не лучше Серафима, — произнёс Остер таким тоном, словно Монокарп сейчас раскается и больше так не будет.

— Мужик, держи пять! Мы теперь оба изгои у сурового Осётра, — поздравил Поликарпа Серафим. — А что поделаешь, Осётр Карпу не товарищ.

— Группа, слушайте сюда! — объявил Кокурец-Солапый. — Кто не хочет ходить на наркофарму, принесите завтра по 20 рублей!

Многим одногруппникам столь крупная сумма оказалась не по карману: даже у местного днечанина Евлампия не было дома таких денег, не говоря уже о приезжих — никто не рассчитывал, что взятку придётся давать уже в начале семестра. Но вскоре все договорились, кто за кого заплатит и кто кому когда вернёт долг, и угомонились. Все, но только не Гриша:

— Леопольд, ты бы потише говорил о таких вещах, всё-таки не о фантиках говоришь.

— Всё равно тут, кроме нас, никого нет, — сказал староста в своё оправдание.

— Как это «никого»? Три минуты назад, если ты не заметил, мимо нас прошли два студента. И ещё: постарайся больше никому об этом не говорить, а то мало ли что.

— Нет, блин, я щас побегу на площадь и буду кричать, что завтра понесу нарику 420 рублей, чтоб он нас отпустил, а его потом долго не отпускало!

— Леопольд, не перебивай, я не договорил. Когда будешь идти к преподу, не вздумай светить деньгами, а то кто-нибудь выхватит и убежит, а ты останешься крайним.

— Хорошо, — недовольно произнёс Кокурец-Солапый. — Ничего я собирать не буду. Каждый пусть несёт деньги сам, скажите спасибо Грише.

До этого момента, как выяснилось, отношение группы к Грише было очень даже неплохим. Сейчас же его социальный статус вмиг упал ещё ниже, чем таковой у блондинки-гопницы. По дороге к аудитории, где должна была начаться третья пара, никто не поленился высказать Остеру своё недовольство, а кто-то сзади даже пнул его пониже спины — никто не винил старосту в том, что он поддался на провокацию.

— Добрый день, товарищи студенты, — начал молодой преподаватель съездового анализа КПСС. — Меня зовут Паладин Пафнутий Нафанаилович. Буду с вами откровенным: этот предмет нафиг никому не нужен. Быть может, в далёком будущем, когда СССР распадётся, его отменят, но сейчас в программе нашего вуза он является обязательным. Но вы не переживайте, я вас особо напрягать не буду, главное, чтоб вы не пропускали занятия.

Безусловно, студенты сразу одобрили такого «классного» препода, а Клеопатра и близняшки даже принялись строить ему глазки, но, заметив кольцо на его безымянном пальце, тут же перестали и сделали вид, что ничего не было.

— Я уже преподаю здесь пять лет, и всё это время студенты-бредоведы, у которых я вёл пары, считали мой предмет профильным. Уверяю вас, это не так. Съездовый анализ КПСС, оказывается, так детально изучается для общего развития. Ах да, чуть не забыл: этой зимой у вас будет экзамен, так что лучше не запускайте, — немного огорчил группу Паладин.

— А Вы будете на экзамене? — с надеждой спросила Аделаида Лучшая-Прелучшая.

— Аделаида, не задавай глупых вопросов. Конечно, не будет, ты же сама слышала, что он тут только пять лет.

— Крысе слова не давали, — шёпотом «поблагодарила» она Остера за дельный совет.

— Вот видишь, ты даже не можешь меня правильно обозвать. Запомни, Аделаида, крысой называют человека, делающего что-нибудь тайком от коллектива с пользой для себя, а я, как ты могла заметить, вовсе не такой.

— Закрой варежку, придурок, ты ещё хуже крысы, — наехал Поликарп на бедного Гришу.

— Тихо, народ! Чего вы на парня накинулись-то? Он всё правильно сказал, я действительно не принимаю экзамен по причине малого стажа работы. Я хотел рассказать о своей интереснейшей жизни, но если вы будете так себя вести — будем разбирать сегодняшнюю тему. Хотите? Тогда сидите молча и слушайте, — задал препод риторический вопрос и поставил почти такое же риторическое условие.

Следующие полтора часа Паладин описывал самые яркие и запоминающиеся моменты из своей жизни, и группа делала вид, что это безумно интересно: его истории были всё же лучше, чем всякие там съезды КПСС. На этом учебный день закончился, и Гриша поплёлся в общежитие, в свою 47 комнату. Через два часа вошёл Митрофан, ещё через десять минут — Марк со стопкой учебников (у них было по четыре пары), и полчаса спустя они снова заговорили об учёбе.

— Сегодня у соседней группы была абсурдология, и у них вёл зав. кафедрой, — начал Марк зловещим тоном. — Так он не посмотрел, что у них только первое занятие, и отымел всех только так. Так что тебе ещё крупно повезло, что вы попали к той ассистентке.

— Ну, это да, — вынужден был согласиться Митрофан.

— Твою мать, у меня завтра тоже абсурдология, — глянул Марк в своё расписание. — Надеюсь, мне больше повезёт с преподом, чем соседней группе.

— Детский сад, ей-богу. У меня проблемы посерьёзней ваших, но я же не жалуюсь. Будьте вы мужиками, в самом деле, — пристыдил мужественный Гриша двух «тряпок».

— Ой, неужели от тебя отвернулись все твои одногруппники? — ехидно предположил Митрофан, попав в самую точку. Однако Остер ничего не ответил и даже виду не подал, что его это здорово задело за живое.

— Маркер, может, снова пойдём побухаем? — обратился он к Марку и зачем-то подмигнул левым глазом.

— Не, я лучше абсурдологию поучу.

— В одной комнате с Грихой? Да ты мазохист. Ну ладно, я пошёл.

Марк не был мазохистом, поэтому он взял учебник по абсурдологии и пошёл в читальный зал в общежитии. Гриша снова остался один до позднего вечера.

В пятницу перед первой парой Гриша сделал объявление, к которому он мысленно готовился ещё вчера вечером:

— Послушайте, 6 группа, ну как вам не стыдно? Вчера вы вели себя, как маленькие дети, у которых отобрали лопатку в песочнице, и всё из-за какой-то наркофармы.

— По-твоему, мы все тупые, а ты один тут такой умный? — возмутился Аристарх.

— Я этого не говорил, — возразил Остер, сказав чистую правду. Именно этого он действительно не говорил.

— Да если б мы не были, как ты выразился, «маленькими детьми», то устроили бы тебе тёмную, так что ты ещё спасибо нам должен сказать, — в который раз наехал на него Поликарп.

— Какие же вы мелочные, честное слово. Значит, так: вы все сдаёте деньги мне, и я сам отнесу их преподу, если это для вас так принципиально. И впредь попрошу…

— Чувак, ты, видимо, забыл, кто ты здесь и что из себя представляешь, — подключился Евграф Бразерхудин. — Лично я с тобой даже на одном гектаре срать не сяду.

Остальные, само собой, поддержали Евграфа, и Грише так и не удалось помириться с одногруппниками.

Первой парой была история ерунды, на которой уже не Геродот Ярополкович, а другой препод нёс какую-то ерунду. Однако в аудитории, в отличие от лекционного зала, было относительно тихо, поэтому Гриша, которому всё равно не на кого было отвлекаться, внимательно слушал преподавателя и даже кое-что усвоил:

— Археологические раскопки показывают, что ещё пещерные люди активно занимались ерундой. Мужчины занимались ею во время, свободное от охоты на мамонтов, а женщины — свободное от ухода за детьми. Что касается самих детей, то они занимались ерундой на протяжении всего периода бодрствования…

На перерыве ничего интересного не произошло, так как одногруппники тут же прекращали общение, если Гриша подходил к ним ближе, чем на пять метров. Но это если не считать того момента, когда незнакомая студентка немного оступилась на лестнице и получила совет не носить обувь на высоком каблуке. Ошибочно решив, что Остер к ней просто клеится, она сказала, что он не в неё вкусе, и пошла дальше. Но отделаться от Гриши было не так просто:

— Девушка, Вы не поняли. Меня вовсе не интересует, нравлюсь я Вам или нет, просто когда Вы ходите на таких каблуках, Вы тем самым подвергаете себя опасности.

— Отвянь, малолетка, — не оценила заботы старшекурсница.

Напоследок Гриша объяснил ей, что такое малолетний возраст и что его не нужно путать с несовершеннолетием. В свою очередь, незнакомка объяснила ему, что такое посылание и что его не нужно путать с просьбой дать ей ещё один совет.

— Научная фантастика — это очень интересный и увлекательный предмет, — похвалил на второй паре преподаватель-«кулик» своё «болото». — Сегодня мы разберём научную фантастику на уровне планеты Земля, в дальнейшем переходя от общего к более частному. Более глобальные уровни у вас будут в следующем семестре, полностью посвящённом инопланетной жизни и цивилизации. Ягдтщян, представьте, что Вы можете свободно изменять расстояние от Солнца до Земли вместе с её атмосферой и спутником в любое время. Ваша цель — круглый год поддерживать температуру воздуха в своей местности на уровне +25°С. Ваши действия?

— Ну… Я бы всё время сверялся с градусником. Если он покажет меньше +25°С — подвину Землю поближе к Солнцу, если больше — наоборот, отодвину, — неуверенно ответил Евлампий, не ожидавший, что препод начнёт опрос с конца списка.

— Совершенно верно. Ставлю Вам «5» за ответ. Цугцвагнер, а что случится, если Ягдтщян придвинет Землю слишком близко к Солнцу?

— Всё живое погибнет от жары.

— Замечательно! Вы прирождённый научный фантаст! Вам тоже пятёрка. Ушкарёва, а что будет, если Ягдтщян отодвинет Землю слишком далеко от Солнца?

— Всё живое погибнет от холода.

— Браво! Ещё одна пятёрка. Приятно иметь дело с такой умной группой.

— Полад Фридрихович, Ваш стиль преподавания оставляет желать лучшего. Вы ставите пятёрки совершенно незаслу… — не договорил Гриша, вовремя заметив реакцию повернувшихся к нему одногруппников. Их лица пылали дикой яростью, а некоторые парни даже погрозили ему кулаком.

— Так, я не понял, вам что, не нравится, как я преподаю?! — рассердился препод. — Может, вы хотите, чтоб я всем двойки в ряд выставил? Так это я запросто.

— Полад Фридрихович, просто Остер у нас вундеркинд и очень хотел бы, чтобы Вы задали ему какой-нибудь особенно сложный вопрос, — выкрутился Серафим, став в глазах других чуть ли не героем.

— Остер, это правда? — спросил препод, и вся группа вновь угрожающе уставилась на него. Некоторые даже кивнули головой, чтобы он выбрал единственно верный ответ.

— Да, правда, — соврал Гриша, потупив взгляд.

Дальше обошлось без приключений. Все получили по пятёрке, а Грише, к удовольствию группы, пришлось довольствоваться двойкой. Третьей и последней парой стояла наркофармакология, и все направились туда осчастливить препода-наркомана неслабой прибавкой к его зарплате. Им предстояло подняться на целых пять этажей, и с каждой ступенькой студенты мысленно проклинали Остера, из-за которого они и шли туда всей толпой — староста был единственной уважаемой «шестёркой», которой можно было доверить столь ответственную миссию.

— Кассандра, это какой-то кошмар! — по пути пожаловалась Андромеда Дешёвенькая с неподдельным ужасом. — Представляешь, завтра уже второе занятие по теории бреда, а учебники мы получим только завтра после пар! Так мало того, я вчера была в библиотеке, выстояла жуткую очередь, а библиотекарша сказала, что не выдаёт книги раньше срока!

— Так а на первой паре Недольман поставил тебе двойку? — поинтересовалась Кассандра.

— Нет, но чувствую, что на второй паре точно поставит. Просто обидно до слёз: окончить школу с золотой медалью, чтобы потом хватать здесь двойки.

— Андромеда, не нужно так убиваться. Я тоже как-то в школе получил по физкультуре пятёрку, а потом сразу двойку по алгебре, и ничего, — не унимался Гриша, но девушки его проигнорировали.

Едва зайдя на территорию кафедры, группа нарвалась на грозного вида незнакомого преподавателя:

— Ку-уда? Пара только через десять минут. Погуляйте пока.

— Понимаете, нам нужно поговорить по делу с нашим преподавателем, — робко объяснился рыжий староста.

— Фамилия!

— Чья, преподавателя?

— Ну не моя же!

— Мы не знаем, он не представился. Ну, мы — 6 группа 1 курса бредфака, и, в общем, он у нас ведёт.

— Что ты мямлишь? Откуда я знаю, кто у вас там ведёт?

— Он ещё у нас прошлую пару вёл в 4 аудитории.

— А! Изумрудштейн, что ли? Башлять, небось, пришли? — спросил препод прямым текстом.

— Ну, в принципе… Да.

— Так какого вы припёрлись, как бараны, всем стадом? Быстро, один сбегал туда и обратно, остальные рассосались!

С большой неохотой Кокурец-Солапый стал собирать, вопреки своему заявлению, у всех деньги за пределами кафедры. Делал он это неловко и нерешительно, и Гриша уже открыл было рот, но Поликарп вовремя легонько дал ему под дых. Недовольный Остер молча отдал старосте двадцать рублей, и ушёл в своё временное место жительства.

Едва Митрофан и Марк переступили порог комнаты, как первый снова предложил второму пойти бухать, после чего они оба ушли. Гриша не мог спокойно смотреть на то, как Митрофан буквально спаивает бедного Марка и бесшумно отправился за ними вслед. Каково же было его удивление, когда они вместо того, чтобы спуститься на улицу, завернули в холл коридора и начали общаться! Остер стал у стены так, чтобы они его не видели, и принялся подслушивать.

— Ну что там у тебя с абсурдологией? Кто препод? — начал Митрофан.

— Да у нас тоже зав. ведёт, будь он неладен. Хорошо, хоть я учил весь вечер — четвёрку поставил. Ещё трое получили тройки, остальные — двойки. Так, главное, первое занятие, а заваливает, как на экзамене. Короче, это жесть, — взволнованно ответил Марк.

— Вот гад. Он же заведующий — вот и заведовал бы в своём кабинете.

— Говорят, что как только он стал главным — повыгонял половину преподов за «некомпетентность». Вот и приходится ему брать каждый семестр по десять групп.

— Ладно, хрен с ним, тебя-то он не выгонит, ты ж хорошо учишься. А ты уже пересекался с кем-нибудь из политфака?

— Да, видел пару раз. Такие мажоры, аж тошнит. Всё разъезжают на своих «Волгах» и кичатся цветными телеками в своих пятикомнатных. Фу.

— Вообще, политфак появился недавно. Раньше все вот эти будущие политики учились, как и я, на факе лжи и обмана, но полученных знаний и умений им явно не хватало для так называемой «работы». Вот им отдельно и выделили факультет с усиленной программой, и там уже они учатся не четыре, а семь лет.

— Митрофан, ты бы поменьше говорил это на каждом углу. Политика — это такое дело, что лучше не связываться, — наконец вышел Гриша из своего укрытия, установив личный рекорд невмешательства.

— А то что, Брежневу настучишь?

— Митрофан, я не шучу.

— Григорий, а я шучу. Чего хотел?

— Ты же сказал Марку, что вы пойдёте бухать, а сами никуда не пошли. Как это прикажешь понимать?

— Не шевеля ушами. Мой тебе совет: хочешь дать совет — иди к коменде и скажи, что ей не помешало бы похудеть.

— Ну что ты снова исполняешь! Если я вам мешаю — так и скажи, я уйду.

— Да, ты нам мешаешь.

— Ну ничего, попросите вы у меня совета, — самонадеянно проворчал Гриша и ушёл в комнату.

Следующий день завершал первую учебную неделю, и те, кто заселился в общежитие, но жил не слишком далеко от Днецка, уже предвкушали долгожданную поездку домой с подробным отчётом о студенческой жизни перед родителями. Но преподаватель ступидологии (от слова stupid — глупый, как мудро заметил Гриша в ответ на шутку, будто название пары произошло от слова «ступить») на первой паре ничуть не разделял их настроения:

— Сегодня мы поговорим о сравнительной характеристике нормального и абсолютно глупого человека. Так вот, нормальный человек почти всегда понимает то, что он делает, в то время как абсолютно глупый человек не понимает ничего. Существует также множество промежуточных состояний человеческого ума, которые мы обязательно разберём, но позже. Начнём с такого примера: нормальный человек практически всегда надевает футболку правильно. А теперь кто мне ответит на вопрос, как её наденет абсолютно глупый человек? Дешёвенькая? Прошу.

— Абсолютно глупый человек наденет футболку задом наперёд или наизнанку, — уверенно продекламировала золотая медалистка.

— А если точнее?

— Ну, ещё он может надеть её и задом наперёд, и наизнанку, — уже не так уверенно уточнила Андромеда.

— Ну, не то, чтобы Вы ответили неверно, но и верно Вы тоже не ответили. С вероятностью 1/4 абсолютно глупый человек может надеть футболку задом наперёд, или наизнанку, или же и задом наперёд, и наизнанку. Но Вы упустили важную деталь: с вероятностью 1/4 он может надеть её правильно, даже не понимая этого. Садитесь, «3», — подтвердил преподаватель на практике пословицу про инициативу.

— Андромеда, зачем ты подняла руку? Если не уверена в ответе — лучше просто сиди, как все, — очень своевременно «помог» Гриша огорчённой Дешёвенькой, на что другие посоветовали ему заткнуться и не выпендриваться, обозвав напоследок «абсолютно глупым человеком» в матерной форме. Тем временем опытный ступидолог продолжил:

— Отсюда следует, что если в группе испытуемых, состоящей только из нормальных и абсолютно глупых людей, n человек надели футболку неправильно, то вероятнее всего, что количество абсолютно глупых людей среди них равно 4n/3…

Следующей парой была теория бреда. Вторая тема оказалась сложнее первой: никто не смог понять истинный смысл математического смысла смысла. Даже Дешёвенькая ни разу не рискнула поднять руку, «подставив» нескольких одногруппников, опрошенных в случайном порядке и получивших двойки. Но последние не особо расстроились: как и всех остальных, их больше волновало, кто будет вести четвёртую, последнюю пару…

Что касается Остера, то его настроение даже улучшилось. После теорбреда он подошёл к Дешёвенькой и с неподдельным удовольствием сказал:

— Вот видишь, Андромеда, ты прислушалась к моим словам, и тебя не спросили. А так бы могла получить двойку.

— Да при чём…

— Не благодари, я ж это от чистого сердца. Если тебе ещё понадобится совет — не стесняйся, сразу подходи ко мне.

Даже такая скромница, как Дешёвенькая, не могла стерпеть такого идиотского отношения, которому даже не придумали названия, и попыталась ответить как можно грубей:

— Замолчи! Ты не мой папа, чтоб тебя слушаться!

Третьей по расписанию была лекция по женской логике. Двадцать Гришиных одногруппников поспешили занять собой и своими сумками весь ряд так, чтобы двадцать первому не было места. Остальные группы на потоке, зная Остера по рассказам «очевидцев», последовали их примеру, и Грише достался целый, никем не занятый ряд. От скуки он даже стал конспектировать лекцию, исписав четыре листа, пока другие занимались ерундой, словно пещерные люди в свободное время. Представив под конец, каким спросом будет пользоваться его конспект перед итоговой, за который любой с улыбкой стерпит его советы, Гриша засиял от счастья.

Четвёртая пара подкралась незаметно… Группа собралась у входа в кафедру абсурдологии и приговаривала: «только бы не зав. кафедрой», «только бы не зав. кафедрой». Только Гриша оставался невозмутимым: вряд ли препод, каким бы он ни был, будет относиться к нему хуже, чем одногруппники. И вот настала пора заходить в аудиторию, где всё и выяснится…

Как только преподаватель зашёл в учебную комнату, стало ясно, что худшие опасения группы подтвердились: его лицо было заросшим, как у Карла Маркса, но сам он был одет пугающе педантично: особенно напугал студентов чёрный галстук.

— Здравствуйте, товарищи студенты, — жёстким тоном сказал преподаватель и замолчал, строго уставившись на группу.

— Здравствуйте, товарищ преподаватель, — живо встали студенты, боясь показаться недисциплинированными.

— Присаживайтесь. Я заведующий кафедрой абсурдологии, — убил последнюю надежду преподаватель, — доктор неправдивых наук, профессор Иванов Вальдемар Квадратович.

Несмотря на жуткий страх перед профессором абсурдологии, все мгновенно зашлись диким хохотом, изо всех сил прикрывая рот ладошкой. Подумать только, Иванов! Более смешной фамилии студенты в жизни не слышали. Среди них, конечно, была одна со смешной фамилией Ушкарёва, но она не шла ни в какое сравнение с Ивановым.

— Тишина, — негромко приказал пожилой абсурдолог, что по эффекту было равносильно оглушительному ору. — Смех — это хорошо, он продлевает жизнь. Посмотрим, как вы будете смеяться на моём экзамене. Предупреждаю сразу: я взяток не беру. Вообще.

Последнее убило группу наповал. Никто и в мыслях не мог предположить, что какой бы то ни было предмет придётся учить в обязательном порядке без права договориться за рейтинг и экзамен. Каждый знал, что абсурдология — не подарок, но не до такой же степени!

Преподаватель с очень смешной фамилией сделал перекличку, требуя в обязательном порядке вставать студентов, услышавших свою фамилию, и начал собственно пару:

— Так, открыли тетради и записали тему сегодняшнего занятия.

— Вальдемар Квадратович, а какая у нас сегодня тема? — ляпнула не подумав Кассандра. Своим взглядом профессор подтвердил, что она только что сморозила полную глупость.

— Тамтамаева — «2» за незнание не то что темы, а даже её названия, — флегматично подытожил он и выставил оценку в журнал, причём не каким-то там карандашом, а ручкой. — Напрашивается первый вопрос: кто знает, как называется тема сегодняшнего занятия?

В ответ гробовая тишина. Многие в группе были готовы, что, скорей всего, получат на этой паре двойку, но никто не ожидал, что так рано, и все сразу… Через три секунды, ставшие вечностью, Дешёвенькая встала и ненадолго спасла остальных, включая Гришу:

— Тема сегодняшнего занятия — «Введение в абсурдологию. Понятие абсурда».

— Совершенно верно. Определение абсурда знаете?

— Знаю. Абсурд — это…

— Это хорошо, что Вы знаете. Садитесь. Мизинчиков, дайте определение абсурда, — нарочно выбрал преподаватель самого тупого на вид студента.

— Я не готов, — пробурчал Аврелий, но даже ему, судя по голосу, было стыдно перед самим заведующим за такой ответ.

— «2». Кто, кроме Дешёвенькой, знает определение абсурда? — вновь задал Иванов вопрос массового поражения.

И снова гробовая тишина. Через три долгие секунды отовсюду послышался шёпот вроде «ответь ты, ты же хоть что-то знаешь». Оценив обстановку, Гриша понял, что без него группе никак не обойтись, и самоотверженно встал для чёткого ответа:

— Абсурд — это предмет изучения в абсурдологии.

— Применять логику без знаний будете на женской логике, Остер. Садитесь, «2», — порадовал преподаватель нетолерантных к Грише одногруппников и одновременно огорчил: вопрос массового поражения остался открытым.

— Никто не знает? Отлично. То есть неудовлетворительно всем, кроме Дешёвенькой. Я не папа с мамой, ругать вас за это не буду, зато ваши родители очень даже будут, когда узнают, что вас отчислили за неуспеваемость. Поэтому я настоятельно рекомендую прийти в следующий раз подготовленными, иначе я просто выставлю всем «нб», и будете долго и нудно отрабатывать лично мне. Ах да, чуть не забыл: отработки я принимаю только по воскресеньям.

Студенты, особенно иногородние, готовы были повеситься от такой новости, но Остера волновало совсем другое:

— Вальдемар Квадратович, а что Вы поставили Дешёвенькой?

— Остер, как я могу что-нибудь поставить, если я ещё не проверил уровень её знаний? Но, раз уж Вы настаиваете… Дешёвенькая, назовите 5 основных отличий абсурда от глупости.

— Первичная неочевидность ложности, умышленность несоответствия действительности, потом… грамматическая связность?

— Неправильно, грамматическая связность никогда не относилась к основным отличиям. Многие глупые утверждения являются грамматически связными. Ну хоть два отличия из пяти Вы назвали, поэтому я ставлю Вам заслуженную двойку, — сказал профессор и, обратив внимание, что Гриша сидел один позади всех, издевательски добавил:

— Надеюсь, я удовлетворил Ваше любопытство, Остер?

К счастью для Гриши, уловка преподавателя не удалась, поскольку больше ненавидеть вредного советчика было уже некуда.

— Вальдемар Квадратович, а Вы не могли бы отпустить нас пораньше? — попросил староста. — Многие иногородние уезжают сегодня домой, а нам ещё учебники надо получить. Вы ведь всё равно оценки уже выставили.

— Кокурец-Солапый, Вы в своём уме?! Вы хотите, чтобы я, заведующий кафедрой, подстроился под кучку годящихся мне во внуки двоечников? В расписании чёрным по белому написано, что пара идёт до 15:45, значит, заниматься мы будем до 16:05, чтобы впредь неповадно было отпрашиваться.

В аудитории послышался протяжный стон. Зная группу уже не первый день, Гриша в душе пожалел бедного старосту, которого, по всей видимости, жестоко затравят за лишние 20 минут.

— Для лучшего усвоения темы, вернее, просто для усвоения сейчас вы напишете тесты, — продолжил преподаваетль как ни в чём не бывало и раздал всем по 20 вопросов с 10 вариантами ответа, из которых нужно было выбрать несколько правильных. — И никаких «плюс-минус»: если хоть одна буква в ответе пропущена или написана неверно — это считается ошибкой.

После проверки выяснилось, что лучше всех с тестами справилась Дешёвенькая — 30 процентов правильных ответов, а хуже всех — восемь человек с 0 процентами. Гриша умудрился попасть в пятёрку лучших, написав на целых 10 процентов.

— Знаете, Дешёвенькая, я, пожалуй, погорячился, когда поставил Вам двойку, — внезапно смягчился профессор. — Вообще-то, у прикладных абсурдологов положительная оценка начинается с 70 процентов, но, учитывая, что вы бредоведы, и не каждый бредовед напишет даже на 30 процентов, я ставлю Вам за сегодня «два с плюсом», — расщедрился он и добавил «+» в журнал.

Таким помнят профессора абсурдологии в хорошем расположении духа.

— Спасибо, Вальдемар Квадратович, — грустно поблагодарила его Андромеда, едва скрыв разочарование.

— На здоровье, Дешёвенькая. А теперь будьте добры, продиктуйте вопросы, в которых Вы допустили ошибку. Быстрее, конечно, прочитать тесты, где Вы её не допустили, но это будет нецелесообразно. Остальные 6 вопросов объясните одногруппникам сами после занятия.

И только после получасовой работы над ошибками, ровно в 16:05, профессор абсурдологии отпустил выжатую как лимон группу на свободу.

— Слышь, Лео, а эта библиотека вообще обязательна? Может, мы лучше потом сходим? — спросил по пути Аскольд старосту.

— Да, я узнавал, что учебники выдают только лично в руки и только в определённый день, потом библиотеку вообще закрывают до следующего семестра. И нам, конечно же, «повезло» больше всех.

— И не говори. В четверг, главное, было три пары, в пятницу — вообще, считай, две, а сегодня мало того, что четыре, так ещё и последняя пара — полная жопа. Ну и библиотека, чтоб добить нас окончательно.

— Аскольд, зачем ты травишь Леопольда? Видишь ли, расписание составляет не староста, а учебная часть, и Леопольд никак не может на это повлиять, — поведал всеслышащий и всезнающий Гриша важную информацию. — Или ты специально наехал на него за то, что из-за него задержали пару?

— Гришка, когда-нибудь я тебя долбану, обещаю, — пригрозил Аскольд.

— Ты поаккуратней с выражениями, а то мы с Леопольдом тебе щас здорово накостыляем. Правда, Леопольд? — с задором ответил Остер на угрозу, думая, что «затравленный» Кокурец-Солапый теперь на его стороне.

— Ты дебил и не лечишься, — опровергнул староста его мысли. — Травят тараканов, вот за них и заступайся, может, падёшь смертью храбрых.

Остальные парни подтвердили, что Леопольд не таракан, чтоб его травить, зато Гриша хуже полчища прусаков.

— То есть, если из-за меня группа пострадает, то я буду крайним, а если из-за старосты, то ничего страшного? Ребята, это называется «двойные стандарты», и я вам советую…

— А мы тебе советуем заткнуться и, желательно, потеряться! — хором ответили ребята Остеру у входа в библиотеку.

Внутри стояла очередь из 30 бредоведов-первокурсников из других групп, которые пришли сюда те самые 20 минут назад. Решением коллектива Гриша встал позади всех, и для него очередь увеличилась до 50 человек.

— Твою мать! Следующая пара по абсурдологии в понедельник! Один выходной — и тот коту под хвост! Целый день учить придётся! — снова закатил истерику Аскольд, но суровый Гриша не посчитал нужным успокаивать его, как маленького ребёнка. Лично он жил слишком далеко от места учёбы, чтобы ехать каждую субботу домой и волноваться из-за таких пустяков.

Получив около 5 часов учебники, самыми тяжёлыми из которых были два тома по абсурдологии по 1000 страниц каждый с указанием автора «Иванов В. К.«, Гриша пошёл в общежитие, более половины жильцов которого уже уехали по домам. Так прошла первая учебная неделя в ЛГУН.

Первые выходные семестра Гриша Остер провёл молча: Марк и Митрофан уехали домой, к тому же в 47 комнату никто не стучался, даже комендантша. В воскресенье он твёрдо решил всерьёз взяться за учёбу, то есть за абсурдологию — единственный предмет, учить который было действительно необходимо. Открыв первый том с листами формата А4 и прочитав первые 10 страниц мелким шрифтом, Гриша пролистал заданный раздел вперёд. Увидев, что ему осталось ещё 55 страниц, эквивалентных 330 тысячам знаков, он не менее твёрдо передумал и закрыл учебник. Вечером соседи приехали обратно, и началось…

В понедельник, как и в субботу, было четыре пары. Первыми двумя стояли философия и новый предмет графоманская литература. На первой паре Пшеницше поведал группе, что Вселенная — это огромная тайная комната, которую освещают звёзды и по которой разносится пыль в виде планет, а люди — лишь микробы на одной из этих пылинок. На следующее занятие Збигнев Юзефович задал тюремную философию, основоположником которой был убийца тринадцати человек. Графлит-ра выдалась не менее интересной: преподавательница привела из психбольницы „великого“ поэта, и студенты имели честь слушать его стихотворения (преимущественно верлибры) целых полтора часа и получили задание на дом выучить любое из его стихотворений наизусть. Обе пары пролетели на удивление быстро, ведь всё это было ничто по сравнению с третьей по счёту абсурдологией.

Что касается Гриши, то отношение одногруппников к нему значительно улучшилось, став умеренно пренебрежительным. Не всё же время травить его из-за каких-то лишних пяти этажей и десяти минут! Впрочем, они вряд ли простили бы Остера так быстро, если бы не жуткий стресс, вызванный абсурдологией, в частности, огромным домашним заданием, испортившем студентам все выходные. Их ненависть к Ваньке, как все называли профессора за глаза, за это время стала неимоверной: если надоедливому Грише всегда можно было сказать «пару ласковых» для разрядки эмоций, то на Вальдемара Квадратовича было страшно даже просто не так посмотреть.

Чтобы развеселить приунывшую группу на перерыве, Серафим рассказал о ненавистном преподавателе анекдот собственного сочинения:

— Иванов спрашивает Иванова: «Иванов, какова твоя фамилия? Ты Беловянченкошвили?» «Нет, — отвечает Иванов, — моя настоящая фамилия — Ивано-о-ов! А твоя, наверное, Быкогач, Иванов?» «Не-е-е-е-ет! Я Иванов!»

Шутка оказалась настолько удачной, что все сложились напополам от дикого хохота. За исключением, конечно, Гриши, который снова взялся за старое:

— Серафим, ты бы ещё при Брежневе про брови пошутил. Ты ж уже не маленький, должен понимать, что можно говорить, а что нельзя. А вдруг бы Иванов услышал?

— Вдруг бы услышал что? — возник из ниоткуда профессор. — Спанчбов, ну-ка, повторите шутку, которую мне лучше не слышать.

— Нет, ну не то, чтобы именно Вам её слышать нежелательно, просто она немного некультурная… — весь дрожа и обливаясь потом, соврал Серафим.

— Ничего страшного, я не из брезгливых. Рассказывайте, я жду!

— М-м-м… Бежит ёжик по травке и смеётся…

— Я так понимаю, причиной этому — механическое раздражение половых органов? Сдаётся мне, что Вы меня обманываете, Спанчбов. Абсурд, между прочим, тесно переплетается с юмором, и мне лучше знать, с чего так смеются студенты: с детсадовского анекдота про ёжика или с преподавателя, который держит их в ежовых рукавицах. На первый раз я, так и быть, Вас прощу и ограничусь «нб», но если такое повторится, я приму более жёсткие меры. Это касается всех! — резко обратился Иванов к группе. — Спанчбов — свободен, остальные — марш в аудиторию!

После такого отношение коллектива к Грише, фактически выдавшем Серафима, снова резко ухудшилось…

— Вальдемар Квадратович, а как Вы догадались, что Серафим пошутил про Вас? — спросила любознательная Кассандра.

— Никак. Ассистентка зашла ко мне в кабинет и всё доложила, только не сказала, кто шутник, вот я и вышел узнать, кто посмел надругаться над моей фамилией. Если бы не Остер, пришлось бы выгнать вас всех… Ещё глупые вопросы будут?

После такого отношение коллектива к Грише улучшилось обратно. Он аж засиял от счастья: ну наконец-то его совет принёс пользу!

— Что, больше ни у кого нет глупых вопросов? А у меня есть: кто знает, как называется тема сегодняшнего занятия?

На этот раз руку подняли все: инстинкт самосохранения никому не позволил прийти на пару неподготовленным.

— Что, все в группе бредоведов знают название темы? Да быть такого не может! — не без удовольствия унизил профессор целый факультет в их лице. — А вот сейчас мы это проверим… Мизинчиков, какая сегодня тема?

— «Абсурд в устной и письменной речи. Общие сведения».

— Молодец, Мизинчиков, не ожидал. И где же чаще встречается абсурд, в устной или письменной речи?

— В письменной.

— А не в устной? Подумайте хорошенько, Мизинчиков.

— Нет, точно в письменной.

— Хм, действительно, даже переубедить Вас не удалось. Обычно бредоведы под моим натиском сразу теряют уверенность и отвечают неправильно. Хорошо, почему в письменной чаще?

— Потому что омофоны, скрывающие абсурд в устной речи, преобладают над омографами, скрывающими абсурд в письменной.

— Например?

— Например, фраза «Гриб вызвал повышение температуры» в письменной речи абсурдна, а в устной — нет из-за наличия омофонов «гриб — грипп».

— А вот тут я с Вами не соглашусь, — перебил Иванов с нескрываемым восторгом. — Бледная поганка, даже одна, очень даже может вызвать повышение температуры при отравлении. Кроме того, с известной долей натяжки эту фразу можно употребить, и говоря о микозе. А если говорить о более глобальном повышении температуры, то и ядерный взрыв подойдёт.

— Вальдемар Квадратович, ну это ж всего лишь пример.

— Никаких отговорок я не принимаю, учить надо лучше. Но раз уж Вы удосужились открыть мой учебник и даже пролистать тему, поставлю Вам «3».

— Да ну… Я пять часов вчера учил… — посмел тихо возмутиться Аврелий, получив и так положительную оценку, и совсем уж тихо добавил «блядь», чтобы произвести впечатление на сидящую рядом блондинку: что может быть круче, чем нецензурно выругаться на самой «стрёмной» паре?

— Что Вы там ртом зеваете, Мизинчиков? «Пять», что ли, хотите? — к его огромному счастью, не расслышал преподаватель.

«Завалив» ещё пятерых студентов, учивших предмет с утра до ночи, и выставив по тройке, профессор абсурдологии снова раздал по 20 вопросов того же формата, что и на предыдущем занятии, и засёк всего 10 минут, потому что «если студент знает — он ответит не раздумывая, а если не знает — то и за час не справится».

— Та-а-ак… Я проверил ваши тесты. В целом, группа написала неплохо. Неплохо для бредоведов, но уж никак для прикладных абсурдологов. А теперь внимание, критерии оценивания на абсуфаке следующие: 70—75 процентов — это тройка, 80—85 — четвёрка и 90—100 — пятёрка. Специально для вас, бредоведов, могу сделать поблажку и впредь ставить тройку и четвёрку за 50—65 и 70—85 процентов соответственно.

— Нет уж, спасибо. Мы ничуть не хуже прикладных абсурдологов. Правда, народ? — гордо и величественно ответил Гриша, будто Ленин на Октябрьской революции. «Народ», мягко говоря, не одобрил речь «вождя», хором согласившись с тем, что они очень даже хуже студентов абсуфака.

— Я знал, что вы согласитесь, — спесиво сказал преподаватель. — Итак: Бразерхудин — 55 процентов — «3», Вылысыпыдыстко — 65 процентов — «3», Глинобузов — 60 процентов — «3», Дешёвенькая — 85 процентов — «4». Дешёвенькая, а что ж Вы на первое занятие так хорошо не подготовились?

— У меня учебника не было, я на перерыве только быстренько прочитала конспект подружки и всё.

— …Нестерпимая — 70 процентов — «4», — не слушал профессор лучшую студентку. — Остер — 25 процентов — «2».

Это был отличный повод для смеха, и злорадные одногруппники воспользовались им сполна. Профессор не мешал им: с точки зрения педагогики, публичное осмеяние двоечника даже полезно.

— Григорий, я бы посоветовал тебе лучше учиться, — передразнил его Евграф Бразерхудин.

— Понимаешь, оценка тем лучше, чем она выше, а не наоборот, — присоединился Максимилиан.

— Григорий, на будущее: когда отвечаешь на тесты, старайся выбрать правильный ответ, а то ты написал буквы от балды и получил двойку, — добавила Клеопатра, унизив Гришу ещё больше за счёт своей гендерной принадлежности.

— Клеопатра, от тебя я такого не ожидал. Думал, хоть ты уже взрослая, а у тебя, оказывается, тоже детство в одном месте играет, — остался Остер невозмутимым. Он нисколько не обиделся на одногруппников: он твёрдо знал, что только беспричинный страх перед якобы грозным Ивановым (кстати, некоторые на потоке и вправду тайком называли профессора Иваном Грозным) заставил трусливых одногруппников выучить на выходных 65 огромных страниц. Но всё же единственная двойка в группе его немного огорчила.

— Твою мать, Лампа, видал, сколько нам учить? Ещё больше, чем на сегодня! Да мне в школе на лето и то меньше задавали! Этот Ванька понаписывал всякой хрени, а нам читать! — поделился после пары Максимилиан своими переживаниями с Евлампием, перелистывая килограммовый учебник, когда они значительно удалились от «зоны слышимости». Строго говоря, профессор ничего не задавал — это подразумевалось само собой, а список тем был вывешен на кафедре.

— Просто понимаешь, этот учебник рассчитан на прикладных абсурдологов, которые учатся пять семестров, а не на нас — ты же слышал, как Иванов относится к нашему факультету, — пояснил Гриша вместо Евлампия.

— «Посо паимаис, эсос усебик гаситан на пикадных асудолагав», — передразнил его Максимилиан, скорчив дебильную рожу. — Опа, а вот и Серый! Беги, Гришка, беги!

— Значит так, мудила, сейчас пойдёшь к Ваньке и скажешь, чтоб он обвёл мне «нб». Как ты это сделаешь — меня не ебёт, — непривычно серьёзно приказал Серафим и для пущей убедительности толкнул бедного Остера в плечо.

— Да погоди ты, Серый, расслабься. Эдвастер ни при чём, Ванька уже тогда был в курсах, у него тут целая агентурная сеть, — успокоил его Руркберг.

— Спасибо, Максимилиан, но я и сам за себя могу постоять, — с достоинством сказал Гриша, который сам любил заступаться за других.

— Ой, извини, как же я не подумал. Ну конечно, можешь! Да даже если на тебя наедет толпа гопников, ты им только парочку коронных советов — и они все разбегутся! — попросил прощения Максимилиан за свою оплошность, и остальные, как обычно, засмеялись.

— Да пошли вы! — слегка обиделся Гриша и ушёл от «кучки идиотов» в лекционный зал.

После лекции по теорбреду (хотя какая разница, по чём?) он в который раз вернулся в общежитие. Но в этот день Остеру нужно было серьёзно поговорить с Марком:

— Слушай, Марк, у меня к тебе просьба.

— Только быстро, а то мне ещё доклад делать по абсурдологии.

— Так я ж как раз по поводу неё и хочу поговорить. Я слышал, у тебя тоже Иванов ведёт, так вот: ты не мог бы завтра ему сказать, что бредоведческий факультет ничуть не хуже вашего, да и вообще все факультеты равны, и чтобы впредь этот напыщенный препод не смел дискредитировать другие факультеты.

— Вам надо, вы и говорите. Я-то тут при чём?

— Марк, ты не понял. Если бы мои одногруппники не дрожали за оценки больше, чем за свою честь, я б тебя не стал просить. К тому же, студента из «своего» факультета Иванов быстрее послушает, чем меня. Так что, скажешь ему?

— Щас, только шнурки поглажу.

— Мог бы, между прочим, и нормально отказаться, я ж не прошу вагон среди ночи разгрузить. Значит, без тебя обойдусь, завтра же сам подойду к Иванову и выскажу ему всё в лицо!

— Удачи, — не без иронии сказал Марк и сел писать доклад.

Во вторник Гриша специально встал пораньше. Он не забыл о вчерашнем разговоре с Марком. Более того, он сдержал своё слово, как настоящий мужчина, и уже в полвосьмого Остер был у кафедры абсурдологии. Прокрутив в уме предстоящий серьёзный разговор, он решительно перешагнул порог кафедры и направился к кабинету заведующего. По пути Грише встретились две симпатичные девушки 25—30 лет, не больше, но его внимание было сосредоточено лишь на конечной цели. Дойдя до нужной двери, он затарабанил по ней с частотой собственного пульса, то есть чуть чаще, чем раз в секунду — Остер оставался спокойным в любой ситуации.

— Изольда, это ты? Давно пора, а то я тебе уже зажда… Остер?! А Вы что здесь делаете? — не ожидал профессор столь раннего визита студента.

— Вальдемар Квадратович, я пришёл сказать, что вчера Вы вели себя совершенно непедагогично!

— Педагоги в школе, Остер, а я преподаватель. Быстрее говорите, чего хотели, у меня мало времени.

— Вальдемар Квадратович, я требую, чтобы впредь Вы относились к бредоведческому и другим факультетам не хуже, чем к факультету прикладной абсурдологии.

— Остер, не обижайтесь, но Вы полный лох. Думаете, я не понимаю, что Вас сюда послали Ваши одногруппники лишь смеха ради? — не поверил Иванов в столь безумное требование по собственной воле.

— Нет, Вы не поняли. Я…

— Да всё я прекрасно понял. Только скажите, кто Вас сюда послал.

— Никто, они наоборот…

— Хорошо, раз не сознаётесь, тогда я накажу всю группу. Идите.

— Но я правда сам…

— Вон, я сказал, мне нужно работать.

Гриша понуро покинул кафедру и поплёлся на первую пару. Его огорчило не то, что Иванов не только его не послушал, но и не поверил в искренность его чувств, не то, что он подставил одногруппников, и даже не то, что они не останутся в долгу, когда узнают, кто их подставил. Всё дело в том, что за пять минут диалога с преподавателем Гриша не дал ему ни единого совета!

Все последующие пары пролетали для группы незаметно, ведь даже если студенты получали двойки, они знали, что в любой момент могут «закрыть» их деньгами. Единственным камнем преткновения была абсурдология, и этот «камень» нельзя было накрыть ни одной «бумагой», даже с профилем Ленина.

11 сентября не предвещало беды… Последняя пара, вопреки ожиданиям Остера, началась как обычно:

— Прошивный, какова тема сегодняшнего занятия?

— «Морфологическая единица абсурда, её избыточность и неделимость».

— Не «избыточность и неделимость», а «неделимость и избыточность», Садитесь, «2».

— Как «2»?! За что?! Да какая разница, в каком порядке эти слова? — возмутился Аристарх, заранее осознавая бессмысленность этого.

— Хороший вопрос, Прошивный. Первые два, правда, не по теме, но последний очень даже «по». Ягдтщян, ответьте-ка на вопрос товарища.

— Потому что неделимость — более важный признак, чем избыточность, поэтому неделимость должна стоять на первом месте.

— Неверно, «2». Принципиальной разницы нет, но в списке тем написано именно так, как я сказал. Ушкарёва, в чём неделимость и избыточность морфологической единицы абсурда «Герасим услышал лай Муму»?

— Неделимость в том, что эту МЕА нельзя разделить на две и более части так, чтобы каждая из них оставалась абсурдной независимо от других, а избыточность в том, что «лай Муму» можно убрать, если учесть, что Герасим был глухонемым.

— Неверно, «2». «Герасим» — всего лишь имя, причём не такое уж и редкое, и ключом МЕА в данном случае выступает более конкретное слово «Муму». Вы же, убрав его, допустили грубейшую ошибку. «Герасим услышал Муму» — вот как надо было сократить МЕА, и никак иначе. Левиаман, назовите кратчайшую МЕА.

— «Колобок повесился».

— Неверно, «2». Есть и короче. Цугцвагнер, может, Вы назовёте?

— «Мне „5“» — сострил Харитон, так как всё равно не знал правильного ответа.

— Неверно, «2». Правильный ответ — «Родил». Монокарп, каково максимально допустимое разведение несократимой основы в избыточной МЕА для литературной речи?

— Пас, — не стал утруждать себя Поликарп, видя неизбежность двойки. Его примеру последовали остальные. Последним профессор спросил Гришу:

— Остер, приведите пример абсурдного совета.

— Вальдемар Квадратович, не доводите пару до абсурда, пожалуйста.

— Браво, Остер! Что может быть абсурднее, чем посоветовать преподавателю не доводить дисциплину до предмета её изучения! Твёрдая пятёрка! — воскликнул Иванов и поставил Грише «5» в журнал на фоне двадцати двоек. У всех отвисла челюсть от удивления и зависти, но Остер вместо радости испытал сильнейший гнев: он так долго ждал момента, когда наконец сможет дать совет самому Иванову, а тот так цинично воспользовался этим!

В конце занятия Вальдемар Квадратович задал написать по следующей теме реферат на 30 листов в наказание за плохую подготовку. Студенты принялись наперебой галдеть:

— Как «реферат»? На понедельник?!

— 30 листов? А как же выходные?

— Откуда мы его напишем за два дня?

— Я рад, что вы понимаете, что «пасом» уже не отвертитесь. Как автор множества научных работ, могу с уверенностью заявить, что 30 листов за два дня — это очень даже немного. Лично я в своё время написал более 40 эссе, которые, возможно, были и чуть меньше, чем 30 листов, но на написание каждого из них я потратил не более двух часов, — похвастался профессор и замолчал. Группа поняла намёк и дружно зааплодировала.

— Вальдемар Квадратович, но мы же не такие опытные абсурдологи, как Вы! — решил подмазаться староста в надежде на то, что опытный абсурдолог смягчится.

— Кокурец-Солапый, Вы прямо открыли мне глаза. Я-то уж думал, мне профессора за красивые глаза дали.

— Леопольд, зря ты только что сказал очевидную вещь, — показал старосте Гриша, как надо говорить очевидные вещи.

— Кстати, Остер, Вы сегодня в прямом смысле отличились, поэтому персонально Вам я разрешаю не готовить реферат, — смягчился Иванов, но это, мягко говоря, не удовлетворило ни рыжего старосту, ни остальных.

— Ну уж нет, Вальдемар Квадратович, я не собираюсь выделяться из коллектива. Раз всем задали реферат — то и я его напишу, хотите Вы этого или нет, — благородно «взял билет и пошёл пешком» Гриша.

— Молодец, Остер, уважаю. Вот с кого надо брать пример всей группе, — похвалил его профессор не то в шутку, не то всерьёз. — Все свободны.

Сказано — сделано. Чтобы не терять время зря, Гриша сразу пошёл в университетскую библиотеку, но не ту, где выдавали учебники по программе, а с дополнительной литературой.

— Здравствуйте, — поздоровался он с библиотекаршей — типичным «божьим одуванчиком».

— Здравствуй, милок. Опять, знамо, энтот ирод Квадратыч писульку на полста листьев задал бедным студентикам!

— Знаете, Вальдемар Квадратович мне тоже не очень нравится, но это не повод его оскорблять. Что бы про него ни говорили, он многого достиг в этой жизни, что уже само по себе заслуживает уважения.

— Да как же его не оскорблять, пенька этакого? Как я только стала тут работать, он студентом кажный день сюда шастал за книжками. Думала, дура, что влюбился он в меня, подмигнула даже, а он: «Девушка, Вы чё, Вы ж на 4,5 года меня старше! Поищите себе других юнцов, а мне ещё красный диплом надо получить». Тоже мне, отличничек нашёлся!

— Послушайте, я-то никому об этом не разболтаю, но всё же советую Вам не рассказывать студентам о своей личной жизни, а то попадётся какой-нибудь болтун — и весь вуз будет знать об этом.

— Милок, ты за книжками пришёл или меня поучать? Так бери — не хочу, у меня этой макулатуры вагон.

Тематика литературы, как оказалось, соответствовала целевой аудитории: четыре ряда книг полностью касались абсурдологии, 80 процентов книг пятого ряда были посвящены марксизму-ленинизму, и только оставшиеся 20 процентов оттуда, или 4 процента из всех, имели отношение к остальным предметам. Пока Остер рассудительно определялся с выбором нужной для написания реферата литературы, в библиотеку зашли одногруппники с аналогичной целью — как известно, один человек собирается и идёт куда-либо быстрее, чем двадцать вместе.

— …Да какой «2 часа»! Нормальное эссе минимум два дня пишется! — доказывал с пеной у рта Аскольд.

— Ну, не знаю, может у них в последипломном скорописание учат, — более робко предположил Анастасий.

— Блин, да неужели непонятно, что Ванька просто лапшу на уши вешает! Ясно же, что вся эта научная белиберда — тупое передирание друг у друга! Щас этих профессоров, что грязи! — продемонстрировал Вылысыпыдыстко свой богатый жизненный антиутопический опыт. — О, видали, и Эдвастер тут. По-любому забашлял уже и строит теперь из себя ботана.

— Кому, Ваньке? Да ему вообще нереально забашлять! Кого в универе ни спросишь — любой подтвердит! — подключился Харитон.

— Так это он для нормальных студентов, которые держатся вместе, такой принципиальный. А как увидел, что Тупер оторван от коллектива, так сразу…

— Аскольд, с чего ты взял, что я оторван от коллектива? Не видишь, что ли, что я тоже реферат готовлю, хотя мог бы этого и не делать? Так что лучше молчи, если не понимаешь, что говоришь.

— А чё ж Ванька тогда тебе пятёрку влепил, а нам — двойки?

— Признаю, это я во всём виноват. Я ходил во вторник перед парами к Иванову…

— Можешь не продолжать. Ванька, зная, что ты не общаешься с другими, взял взятку, но строго-настрого запретил об этом трепаться. Так?

— Аскольд, не спеши, ты не дослушал. Я говорил с ним по поводу нашего факультета. Так вот…

— А-а-а, ты, типа, договаривался за весь поток, а смог договориться только за себя? Что ж, это в корне меняет дело.

— Аскольд, честное слово, я хотел во всём признаться и даже извиниться, но ты мне даже слова не даёшь сказать. Всё, разговор окончен, — поставил Гриша жирную точку в бессмысленной дискуссии и ушёл с пятью выбранными книгами в общежитие.

На этих выходных Остеру было не до скуки: даже на простое списывание 30 листов готового текста понадобилось бы около шести часов, не говоря уже о тщательном поиске нужных фрагментов в пяти непрочитанных книгах без оглавления. Но всё это время он переживал не за себя, а за остальных, которые вряд ли смогли отразить в своих рефератах самое нужное. Будь его воля, Гриша приехал бы к каждому домой и показал, как это делается, но это было невозможно: никто из одногрупников не сообщил ему своего домашнего адреса.

В понедельник опасения Гриши пусть частично, но подтвердились: многие парни до сих пор тайком дописывали объёмные рефераты на философии и графлит-ре.

— Лампа, сколько ты листов накатал? — спросил Максимилиан друга перед абсурдологией.

— Ровно 30, как Ванька и просил.

— Блин, а я 29 с половиной. Думаешь, прокатит?

— Ой, я тебя умоляю. Кто там их будет считать?

— Евлампий, я бы на месте Максимилиана с тобой в разведку не пошёл. Почему же ты сам написал 30 листов, если так уверен, что хватит и 29 с половиной? — оставался Гриша в своём репертуаре. — Максимилиан, если хочешь, я тебе могу помочь дописать пол-листа. И вообще: если у тебя возникли какие-то проблемы — не стесняйся, я всегда, если возможно, помогу их решить.

— Макс, кто-то что-то сказал, или мне послышалось?

— Да не, послышалось. Но я всё-таки советую тебе пойти к лору.

— А я, в свою очередь, советую пойти тебе на абсурдологию. Понимаешь, до пары осталась всего одна минута.

— Нет, не понимаю. Советую тебе объяснить поподробнее.

— Ладно, пошли уже, — сказал Евлампий и пошёл вместе с Максимилианом в учебную комнату, продолжая угорать над Остером.

— Так, 6 группа, что вы готовили на сегодня? — строго спросил Иванов в начале четвёртого по счёту занятия по абсурдологии.

— Мы готовили реферат на 30 листов, — ответила Андромеда.

— Что, правда? А я и забыл, — неожиданно для всех проявил рассеянность профессор и зачем-то осмотрел всех студентов. — Шучу, конечно. Отсутствие злобных взглядов на Дешёвенькую говорит о том, что реферат подготовили все. Так, Остер может оставить работу себе на память, остальные — сдаём.

Образовавшаяся стопка из 600 листов поражала своей толщиной, но Вальдемару Квадратовичу было не привыкать:

— Вот видите, 30 листов каждому — это очень даже немного. Как говорил… я, если ширина стопки больше высоты, то это не подготовка, а так, расписывание ручки. Так, сейчас проверим, что вы тут мне написали, — взял Иванов все рефераты и принялся их пролистывать, кратко комментируя по порядку. — Ага; угу; так себе, но сойдёт; есть; на тройку потянет; «коллинеарность» пишется с двумя Л, Ушкарёва; так себе, но сойдёт… Стоп! Мизинчиков и Курисветко, почему у вас работы похожие? Абзац на семнадцатой странице вообще один в один! Значит так, Мизинчиков и Курисветко будут переписывать, — объявил не подлежащий обжалованию приговор профессор и порвал оба реферата у всех на глазах.

— Я надеюсь, остальным не нужно объяснять, что индивидуальные работы не подлежат списыванию друг у друга? — немного рассердился Иванов и продолжил. — Более-менее; отлично… от обычного; лишняя запятая перед фразеологическим оборотом на девятой странице, которые, кстати, в рефератах нежелательны, Вылысыпыдыстко… А это ещё что такое?! Бразерхудин, потрудитесь объяснить, какое отношение Лавкрафт имеет к сегодняшней теме?

— Я просто привёл его произведения в качестве примера.

— Как вы все уже надоели со своим Лавкрафтом. В каждой группе одно и то же: обязательно находится какой-нибудь студент, который упомянет этого кхм… писателя, в творчестве которого я лично сомневаюсь. В общем, с меня хватит, — подытожил Иванов и порвал ещё одну работу.

— Вальдемар Квадратович, зачем Вы это сделали?! Разве нельзя было просто вычеркнуть его, если он Вам так не нравится?

— Бразерхудин, Вы что, подвергаете сомнению мою преподавательскую деятельность? Прекращайте это дело, если, конечно, хотите учиться дальше, — поставил профессор на место разбушевавшегося студента и продолжил как ни в чём не бывало. — Плоховато, но для бредоведа сойдёт; опять удовлетворительно; а тут ещё и Ленин, но его пока можно; так-так-так; Руркберг, а ну-ка, скажите мне, сколько я листов задавал?

— Тридцать, — перепугался Максимилиан, предчувствуя неладное.

— А Вы сколько написали?

— Я это… А-а-а… Я и написал тридцать, но Вы не говорили… В смысле, я подумал, что последний лист необязательно писать до конца.

— Руркберг, сколько Вам лет?

— Семнадцать.

— А почему не восемнадцать, если Вам уже идёт восемнадцатый год? — доступно показал Вальдемар Квадратович полную неправоту Максимилиана и демонстративно порвал «слишком короткий» реферат. Но на этом мучения группы не закончились: после беглой проверки четырёх оставшихся работ строгий профессор перешёл к разбору сегодняшней темы.

— Итак, тема сегодняшнего занятия — «Комбинации морфологических единиц абсурда. Гипо- и гиперсуммация двух и более МЕА», — обошёлся Иванов без глупого вопроса о названии темы. — Судя по рефератам, все теоретические вопросы вы твёрдо усвоили, не так ли?

Группа незамедлительно ответила утвердительно, хотя многие ни черта не усвоили из механического, пусть и выборочного, списывания из книжек.

— Ну вот, другое дело. Можете ведь, когда захотите! А раз вы всё усвоили, то перейдём сразу к вопросам высокого уровня сложности. Глинобузов, в Вашем распоряжении имеются три МЕА, представленные простым, сложносочинённым и сложноподчинённым предложениями, все они умеренно избыточны. В каком порядке их следует разместить для максимальной гиперсуммации, если в каждом из них присутствует слово «город» в том или ином числе и падеже?

— Вальдемар Квадратович, этого нет ни в одной формуле суммации.

— Глинобузов, я же чётко и ясно дал понять, что простеньких вопросов с готовыми формулами не будет. В Вашем случае её надо вывести через пять частных случаев в уже, надеюсь, известных Вам теоремах. Неужели это так трудно?

— Нет, но вот так сразу в уме я вряд ли её выведу, — соврал Анастасий, ибо он не вывел бы эту формулу даже в тетради за всю свою жизнь.

— Очень жаль. Тогда хоть попытайтесь определить оптимальный порядок для готовых МЕА: «Безлюдный китайский город заселили дикие животные», «Вся молодёжь разъехалась по деревням, а пенсионеры остались в городах», «Любой начинающий журналист способен написать прекрасную статью о своём городе, чтобы более опытные коллеги ему завидовали».

— Хорошо, Вальдемар Квадратович, Вы меня раскусили — я совершенно не готов к сегодняшнему занятию, — не выдержал студент мозгового штурма.

— Только Глинобузов не готов или кто-то ещё? — обратился профессор к группе.

Восемнадцать «кто-то» подняли руки. Не подняли лишь двое — Дешёвенькая и Остер, который перед этим дал себе совет не идти на поводу у несмышлённых одногруппников. Если опустить подробности, грозящие читателям взрывом мозга, то Дешёвенькая получила «3», а Остер, как и все остальные — «2».

— В чём дело, 6 группа? Почему не готовитесь к занятиям? — спросил преподаватель слишком уж заботливо.

— Вальдемар Квадратович, мы все выходные писали реферат, и у нас просто не было времени как следует подготовиться, — честно признался староста.

— Вальдемар Квадратович, Кокурец-Солапый хотел сказать, что неполных два дня — недостаточный срок для подготовки столь объёмной работы и надлежащего усвоения материала на сегодня, — не забыл поправить Леопольда Гриша.

— Остер, у Вас определённо есть лидерские качества, раз Вы так смело отвечаете за всю группу. Странно, что Вас не выбрали старостой, — то ли просто похвалил, то ли заведомо ещё больше настроил группу против него профессор. — Что касается реферата, то это было лишь дополнительным заданием на дом, которое никоим образом не должно было повлиять на основное. Конечно, с такой тотальной неуспеваемостью группа прямо-таки напрашивается на ещё более объёмный реферат, но с учётом того, что этот вы писали впервые в жизни (пара листиков в школе не в счёт), я вас прощаю в первый и последний раз, да и то только потому, что вы не прикладные абсурдологи. Надеюсь, что впредь ваша группа больше не будет так себя подводить. До свидания.

— Что-то Ванька подозрительно добрый сегодня, — заметил Харитон на перерыве. — Честно говоря, я думал, что он не примет и половины рефератов. Может, не так страшен чёрт, как его рисуют?

— Он просто человек настроения. Сегодня он добрый, а завтра снова злой, как очень злая собака. В любом случае, на наших оценках это не сильно отразилось, — сказал, как бы нелепо это ни звучало, не Гриша, а Феофан.

— Харитон, а ты скажи: «Без тебя знаю, придурок!» — сказал уже Гриша, глупо хихикая, но при этом искренне считая свою реплику остроумной.

— Я и так знаю, что ты придурок, — немного перефразировал Харитон, обращаясь к Остеру.

— Харитон, не обижайся, я ж пошутил. Просто я подумал, что раз ты одобряешь шутки Серафима, то и мои придутся тебе по вкусу.

— Если бы я обиделся, то тебе по вкусу пришёлся бы мой кулак, — как бы пригрозил ему Харитон. Надо сказать, что избиения кого-либо в ЛГУН случались крайне редко, но Гриша после подобных слов оставлял в покое таких «грубиянов», которые становились на краткий период недостойными его внимания.

Неподалёку Аскольд со старостой также обсуждали профессора абсурдологии:

— Лео, я фигею, как он так быстро проверил наши работы, да ещё и успел заметить мелкие ошибки?!

— Скорей всего, прошёл курсы скорочтения после универа. Я слышал, там какая-то специальная методика.

— И ты туда же? Один про скорописание втирал, теперь ты про скорочтение. Наверно, просто за столько лет работы он перечитал миллион этих рефератов и уже видит их насквозь, — ответил сам на свой вопрос Аскольд, посчитав версию о курсах скорочтения неправдоподобной.

— Парни, что вы спорите? Спросили бы Иванова прямо, как он так быстро проверяет, и узнали бы точно, — подошёл к ним Гриша.

— Эдвастер, спрошу прямо: ты дебил или прикидываешься? — спросил прямо Аскольд и продолжил беседу с Леопольдом. — Кстати, по поводу этого Герпеса Зостера: ему ж Ванька тоже пару влепил. То есть, никакой взятки он не давал?

— Нет, конечно. Иванов вообще самый принципиальный препод за всю историю ЛГУН. Мне с другой группы рассказывали, как один мажор из политфака предлагал Ваньке аж 500 рублей за экзамен, так тот мало того, что не взял у него, так ещё и трижды завалил, и его отчислили. Так за этого мажорчика и декан просил, и отец-чиновник, а Ванька упёрся на своём, и всё тут. Сам ректор под давлением папаши всё тянул с отчислением, так сюда ещё из Минобра понаехали и всё-таки заставили его подписать приказ.

— Лео, что ты гонишь! Да после такого Ванька дворником бы работал, если, конечно, остался бы на свободе… Или в живых…

— Я за что купил, за то и продаю. Хочешь — верь, хочешь — нет, дело твоё.

— Не, ну не может такого быть, чтоб он совсем не брал! Ему что, деньги не нужны?

— Так он же профессор и зав. кафедрой, ему наверняка за это хорошо доплачивают.

— Всё равно, Лео, денег много не бывает. Вон на других предметах завы берут, и ничего. Кстати, я видел, как он сюда на трамвае приезжал, так что не такой он уж и богатый, иначе давно бы машину купил.

— Аскольд, хватит приставать к Леопольду. Не видишь разве, что он уже устал от тебя, — ещё раз напоследок прервал разговор Гриша и стал у стены в гордом одиночестве, чего нельзя было сказать о Мизинчикове и его борзой сестре по разуму, которые лизались (не целовались, а именно лизались) у всех на виду. Как и полагается в такой ситуации, Остер специально не смотрел в их сторону, но слышал каждое их слово.

— Да пошёл этот старпёр на хуй, не буду я нихуя переписывать, — похвастался не подумав Аврелий перед своей второй половинкой.

— Вау, ты такой смелый! — субъективно оценила его браваду блондинка, которая вообще не привыкла думать.

Гриша хотел было вмешаться в их «любовные игры», но перерыв уже закончился, и все пошли в лекционный зал. Такого «аншлага» ещё не было, ведь лекция была не по чём-нибудь, а по чередующейся с теорбредом по «нижней» неделе абсурдологией, и вёл её тоже очень даже не кто-нибудь…

Ночной кошмар всех студентов ЛГУН не спеша прошёл за кафедру, пренебрежительно посмотрев на поток бредоведов, находящихся в вертикальном положении. 6 группа всё думала-гадала, за какие грехи Иванов терроризирует их вторую пару подряд.

— Прошу садиться, — приказал он, и запуганные студенты сели настолько синхронно, что чуть не выбили стёкла в окнах сбоку своим «унисоном».

— Прежде, чем начать лекцию, хочу отметить, что на моей кафедре действует вольный порядок посещения лекций. Это означает, что любой студент вправе пропустить любую из них, если предоставит взамен конспект и реферат по теме лекции на 50 листов мелким почерком. Думаю, излишне говорить, что я принимаю их исключительно по воскресеньям. Впрочем, у присутствующих здесь также появится возможность отработать сегодняшнюю лекцию, если они будут нарушать дисциплину, заниматься посторонними делами, ненадлежащим образом писать конспект или же просто мне не понравятся, — оставался профессор добрее, чем обычно, но от того двумстам с лишним первокурсникам-бредоведам не стало легче. — Итак, тема сегодняшней лекции — всеми вами любимые «Морфологические единицы абсурда». Это довольно широкая тема, и моих знаний о МЕА хватит на десять лекций, поэтому я, если не возражаете (а хоть бы и возражаете), пропущу третью и четвёртую темы занятий, которые большинство групп уже прошло, хотя и не усвоило толком, и перейду непосредственно к пятой и шестой. Как вы, надеюсь, знаете, гипосуммация — это нежелательное в абсурдологии явление, когда абсурдность нескольких связанных МЕА меньше, чем сумма абсурдностей этих МЕА, взятых по отдельности. Так вот, крайний случай гипосуммации, при котором суммарная абсурдность равна нулю, называется МЕА-аннигиляцией. Причиной её служит, как правило, побочное формирование правдоподобного контекста. В основе МЕА-аннигиляции лежит тотальная дезабсурдация всех МЕА в комбинации. Существует 2 типа дезабсурдации: односторонняя, при которой одна МЕА лишает абсурдности другую, и двусторонняя — взаимное лишение абсурдности двух МЕА. В большинстве случаев действие дезабсурдирующей МЕА ограничивается соседними МЕА, хотя встречаются и морфологические единицы с дистанционным поражением. И запомните раз и навсегда: МЕА ни при каких условиях не дезабсурдирует саму себя, это обязательно должно быть действие «извне». А сейчас я напишу на доске три обычные, на первый взгляд, МЕА. Каждая из них по отдельности имеет ненулевую абсурдность. Если мы соединим их воедино, то получим следующее: «На поверхности реки было полно металлолома. Люди давно поснимали куртки и ходили полуголыми, а лёд всё не таял. Один морж зашёл в магазин и купил себе рыбы». Обратите внимание: вторая МЕА дезабсурдировала первую в одностороннем порядке, а между второй и третьей возникла двусторонняя дезабсурдация. Как видим, дезабсурдированными оказались все три МЕА, причём первая никак не повлияла на остальные, а вторая дезабсурдировала сразу обоих «соседей». Стоит подчеркнуть, что МЕА-аннигиляция, будучи крайним проявлением гипосуммации — это одна из грубейших ошибок практикующего абсурдолога, и её наличие свидетельствует о его абсолютной некомпетентности. Чтобы не допустить такой оплошности, необходимо тщательно проверять морфологические единицы абсурда на совместимость перед любым, даже минимальным, их комбинированием. Лично я рекомендую делать это эмпирическим путём, поскольку многообразие формул и исключений из них может запросто ввести непрофессионала в заблуждение…

После первых 20 минут лекции по абсурдологии.

Всё это время со стороны потока царила полная тишина, нарушаемая лишь шуршанием ручек и переворачиванием листов в общих тетрадях. Однако Гриша, севший на задний ряд, всё же нашёл смелость тихо шепнуть соседу справа:

— Послушай, парень, не хочу тебя отвлекать, но ты напрасно расходуешь лишние чернила. Смотри: Иванов уже употребил с десяток, если не больше, слов с корнем «абсурд». Почему бы тебе не записывать его как просто «а»? Нет, я, конечно, не настаиваю, дело твоё, но согласись, что вместо «абсурдность» удобнее писать «а-ность«, а вместо „дезабсурдация“ — „деза-ция“…

— Это ты мне? — прошептал сосед, повернувшись к Остеру.

— Студент в заднем ряду, можете быть свободны, — на секунду отвлёкся лектор, всё равно что выгнав его пинком под зад. — Староста этой же группы, добавьте его в список отсутствующих.

— Зря ты повернулся ко мне. Надо было сидеть ровно, как я, чтобы не пришлось потом отрабатывать, — прошептал на прощание великодушный альтруист Гриша и продолжил писать конспект, будто ничего не произошло.

За три минуты до конца профессор приказал всем старостам подать сведения об отсутствующих и начал перекличку:

— 1 группа! Раз, два, двадцать два. Садитесь. 2 группа! Тоже двадцать два. 3 группа! Двадцать один. 4 группа! Двадцать один. 9 группа! Та-а-ак… Третий от окна студент в предпоследнем ряду, почему Вы встали? Разве Вы из девятой группы?

— Мне показалось, Вы сказали «пятая», — признался он.

— Мне без разницы, что Вам там показалось. Или Вы не только глухой, но ещё и слепой, раз не заметили, что встала не Ваша группа? В общем, как Вы уже успели догадаться, Вам «нб» за попытку ввести лектора в заблуждение. Свободны.

После того, как за обиженным студентом закрылась дверь, Иванов продолжил:

— 5 группа! Хм… Двадцать. А должно быть двадцать один. Где староста пятой группы?

— Вальдемар Квадратович, Вы же сами только что… — взмолилась староста.

— Ничего не желаю слышать. «Нб» за ложные сведения. 6 группа! Двадцать один. 7 группа! Двадцать один. 8 группа! Двадцать. И 10 группа! Двадцать один. Староста курса! Вам «нб» за то, что допустили дачу ложных сведений по 5 группе. Прошу по одному с вещами и раскрытыми конспектами на выход. До свидания.

Проверка конспектов прошла довольно быстро: последний студент покинул зал лишь спустя десять минут после окончания лекции.

Как говорится, понедельник — день тяжёлый… Зато потом вторник, среда, четверг и пятница показались 6 группе настоящим раем. Однако суббота и следующий понедельник тоже были не таким уж и адом: на лекции профессор так тщательно «разжевал» им материал, что на этих парах по абсурдологии никто в группе Остера не получил двойку, пятеро ответили на четвёрку, а Дешёвенькая даже умудрилась получить пятёрку. Всё бы хорошо, но близилась первая итоговая, идущая по плану в субботу 25 сентября, и никакие Гришины советы не могли её предотвратить.

— Прежде всего хочу поздравить вас с тем, что вы дожили до первого итогового занятия, — «приободрил» студентов Иванов. — Я так понимаю, присутствуют сегодня все? Это поправимо. Мизинчиков, Вы переписали реферат, который я задал почти две недели назад?

— Нет, ну я его там чуть-чуть не дописал. Но я на следующей неделе точно сдам, обещаю, — «обломался» хвастун.

— Конечно, сдадите, куда Вы денетесь. Но только не в учебное время, а в воскресенье. Да, и студентов, имеющих какие-либо задолженности, к итоговой я не допускаю, так что придётся Вам её писать тоже в воскресенье, но не в то же воскресенье, а в следующее после того, когда я приму Ваш реферат.

— Вальдемар Квадратович, а почему нельзя принять реферат и итоговую в один день?!

— Потому что мне и без Вас отрабатывающих хватает, — доходчиво объяснил преподаватель, способный проверить реферат за считанные секунды. — Всё, Мизинчиков, можете быть свободны. Как говорится, «21 человек присутствовал на занятии, одного я выгнал, и стало их 20». Так вот, если не хотите продолжения этой «песни», не вздумайте даже пытаться списать друг у друга или воспользоваться шпаргалкой. Я вас предупредил. Теперь по поводу итоговой: итоговая включает в себя написание тестов (20 минут на 50 вопросов) и устный ответ, и по совокупности двух оценок выставляется общая оценка по итоговой. Если хотя бы в одной из частей вы получили «2», вы автоматически получаете двойку по итоговой и пересдаёте обе части. Когда можно пересдать, знаете?

— В воскресенье, — хором пробубнила группа.

— Совершенно верно, — подтвердил Иванов и раздал тесты. Каково же было удивление студентов, когда он не стал рассаживать их подальше друг от друга, раздал всем один вариант, да ещё и отвернулся и стал зачем-то любоваться своим отражением в зеркале возле доски!

Первым воспользовался этим Поликарп, списавший у Феофана ответ на 5 вопрос.

— Монокарп и Левиаман, можете быть свободны, — выгнал преподаватель сразу двоих, не отрываясь от зеркала. Даже Феофан не стал с ним спорить, прекрасно понимая бессмысленность этого. Больше в группе никто не пытался списать.

По истечении 20 минут Иванов без разговоров забрал листики с тестами, в том числе и у тех, кому не хватило буквально нескольких секунд на последний ответ. После беглого просмотра всех ответов он сделал едва видимые пометки в журнале: чёрточки, треугольнички и несколько квадратиков — пятиугольничков, к сожалению Дешёвенькой, среди них не оказалось.

— Вальдемар Квадратович, а Вы не могли бы продиктовать наши оценки по тестам? — спросила Кассандра.

— Мог бы, но не стану. У вас ещё устная часть впереди.

— Так а какой тогда смысл устно отвечать тем, у кого двойки, если всё равно придётся пересдавать всю итоговую? — подключился староста.

— О смысле, Кокурец-Солапый, будете говорить на философии. Мне тоже нет смысла учить каких-то бредоведов абсурдологии, но я же не жалуюсь, — лишний раз дал понять профессор, кто Леопольд такой, и что он из себя представляет.

На устной части студенты должны были без подготовки по очереди выходить к доске и отвечать на поставленные вопросы. Надо сказать, что 6 группа справлялась неплохо: безжалостный разбор тем на предыдущих занятиях не прошёл даром, да и преподаватель делал скидку на то, что это «левый» факультет. Наконец очередь дошла и до Гриши:

— Остер, проинтегрируйте на доске следующую МЕА: «10 солдат получили за дезертирство Орден Славы II степени».

К счастью для Гриши, эта тема была подробно освещена на второй половине лекции, поэтому он, недолго думая, уверенно вывел первообразную: «10 неизвестных солдат получили за дезертирство одну треть Ордена Славы III степени».

— Остер, Вы забыли константу в конце, — поправил профессор.

— Понимаете, Вальдемар Квадратович, я вовсе не забыл про константу. Вы бы сформулировали задание более конкретно и сказали написать именно интеграл, а не первообразную, вот тогда бы я и написал константу.

— Яйца страуса не учат, Остер. Забыли — так и скажите. Идите уже на место, тройку я Вам, так и быть, поставлю. По тестам у Вас тоже «3» — 54 процента, так что считайте, что Вам повезло, — слегка рассердился Иванов, не нуждавшийся в ценных указаниях первокурсника.

— До окончания занятия осталось полчаса, — сказал Иванов после того, как ответил последний студент. — Сейчас я разрешаю вам расслабиться и внимательно меня послушать. Общий рейтинг выводится как среднее арифметическое оценок за все пять итоговых.

Группа вздохнула с облегчением: как оказалось, текущие оценки не играют никакой роли.

— Но это не значит, что текущие оценки не играют никакой роли, — будто прочитал их мысли профессор. — Если я увижу, что студент не проявляет должного усердия на занятиях, я вправе намеренно задать ему на устной части такой вопрос, ответ на который не дадут даже мои коллеги. Минимальный рейтинг на моей кафедре, на который вы должны ориентироваться — это 3,4 при полном отсутствии двоек, то есть твёрдая тройка. В принципе, я могу закрыть глаза и поставить зачёт с рейтингом 3,2 и 3,0, но в этом случае я ох как не гарантирую, что вы сдадите экзамен с первого раза. Разумеется, при рейтинге ниже 3,0 или при наличии хотя бы одной двойки за итоговую ни о каком зачёте не может быть и речи. Но это так, лирическое отступление, а теперь действительно важная информация. Вы все наверняка считаете, что знания, которые даются вам в университете, так тяжко даются, а преподаватели только и знают, что издеваются над вами. Не знаю, как остальным, но мне в должности преподавателя поначалу было гораздо труднее, чем вам.

— Вальдемар Квадратович, Вы не могли бы отпустить меня пораньше? — понадеялся Анастасий на доброту Иванова.

— Что значит «пораньше», Глинобузов? У нас занятие до 15:45, и ни минутой раньше.

— Ну пожалуйста, Вальдемар Квадратович, я уже билет взял на электричку. Всё равно мы итоговую уже сдали.

— Ну хорошо, так и быть. Бегите на свою электричку.

— Спасибо, Вальдемар Квадратович! — засиял от счастья Анастасий.

— Всегда пожалуйста. Придёте в следующее воскресенье, — флегматично принял благодарность преподаватель и поставил «нб» у него на глазах. — Глинобузов, чего же Вы не уходите? Я же сказал: я Вас отпускаю.

Анастасий молча собрал вещи и ушёл, громко хлопнув дверью. Теперь Иванова внимательно слушали уже 17 человек.

— Так вот, на своей практике я многократно сталкивался с различного рода проблемами, и мне и в голову бы не пришло повести себя несправедливо по отношению к любому из студентов. Помню, я как-то давно защищал кандидатсткую диссертацию на тему «Биография основоположника авангардистского абсурда Малевича К. С.», который доказал, что абсурд возможен не только в литературе, но и в изобразительном искусстве. Не сказал бы, что моя работа была большой — позже я писал монографии, в разы превосходящие „Малевича“ по размерам — но мне удалось не только защититься на „отлично“ и стать тогда ещё кандидатом наук, но и получить глубокое признание среди членов Ассоциации абсурдологов.

На этом доктор наук сделал короткую паузу. Группа дружно зааплодировала.

— Ну что вы, не стоит, — притворно засмущался он и продолжил. — Кстати, в этой Ассоциации есть один академик НИИ, так он — моя правая рука, можно даже сказать, марионетка. Так, что бы вам ещё такого рассказать… Двадцать с лишним лет назад, когда я ещё был доцентом, в эту кафедру ворвались фашисты и начинали крушить всё на своём пути. Но мы с коллегами не растерялись и с лёгкостью обезвредили несколько десятков вражеских солдат, после чего быстро привели кафедру в порядок после массового вандализма. За заслуги перед кафедрой в частности и перед Отечеством вообще мне даже присвоили звание генерал-полковника, но позже я от него скромно отказался. О, уже без пятнадцати четыре. Можете быть свободны.

Последние три слова по привычке испугали студентов, но они быстро пришли в себя, ещё раз зааплодировали и стали расходиться.

С морфологическими единицами абсурда, сидевшими у бредоведов-первокурсников в печёнках, было покончено. Новый цикл тем был посвящён истине и лжи, именуемым в абсурдологии фактами и вызывающе неверной информацией соответственно, а также истино-ложному балансу в абсурдных выражениях. Трудно было сказать, интереснее ли это, чем МЕА, но ни у кого не вызывало сомнений, что знания из нового цикла куда более применимы на практике и для прикладных абсурдологов даже пошли бы на пользу.

На одном из таких занятий, 9 октября, от студентов 6 группы потребовалось разбиться на пары в алфавитном порядке. Ушкарёвой, Цугцвагнеру и Ягдтщяну пришлось работать втроём, но их «пришлось» не шло ни в какое сравнение с «пришлось» Клеопатры Нестерпимой, идущей по списку перед Остером.

— Вальдемар Квадратович, я готова поменяться с кем угодно, только пожалуйста, не ставьте меня с этим Остером! — взмолилась она.

— Я Вам искренне сочувствую и сам бы рад посодействовать этому, но алфавитный порядок превыше всего — не посмел Иванов вмешаться в канонический список в журнале. — Впрочем, я могу исполнить Вашу просьбу, если Вы выйдете замуж и смените фамилию.

— Серафимчик, возьмёшь меня в жёны? — скокетничала Клеопатра от безысходности.

— Серый, не ведись, она хочет тебя использовать, — отговорил «жениха» Аристарх, идущий по списку после Гриши.

— Аристарх, вообще-то, Клеопатра пошутила. — просветил Остер несмышлённого одногруппника. — А ты думал, она и вправду за Серафима замуж собралась?

— Да нет, я вообще не думал. Это ж только ты у нас умеешь думать, — скорей всего, пошутил Аристарх (надо бы уточнить у Гриши, пошутил он или нет).

— Арис, ОСТЕРегайся Остера, пока он не задавил тебя своим интеллектом, — скорей всего, тоже пошутил Серафим.

— Клеопатра, не обращай на этих двух внимания. Ты слышала, что сказал преподаватель? Один из нас должен сказать заведомо абсурдное утверждение, а другой — оценить его субъективную и объективную правдоподобность по шкале Веша — Лапша — Науша, такого плана. Давай так: сначала ты говоришь утверждение, а я оцениваю, а потом мы поменяемся. Ты согласна, Клеопатра? — предложил Гриша.

— Дыа, дыа, соглыасна, — раздражённо ответила она дебильно-передразнивающим тоном. — В этот прекрасный день…

— Подожди, Клеопатра, не торопись. У нас с тобой полно времени, и я разрешаю тебе немного подумать, чтоб вышло нормальное абсурдное предложение, такого плана.

— Эй, Осётр, планом не поделишься? — вмешался Серафим. — Я тоже хочу такого плана.

Вместо того, чтобы одёрнуть этого паяца и как следует подумать над абсурдным предложением, Клеопатра почему-то захихикала и состроила ему глазки.

— Клеопатра, я разрешил тебе подумать, а не отвлекаться от работы, — строго одёрнул её Гриша. — А ты, Серафим, не смей передразнивать. Я ж тебя не передразниваю, такого плана.

— Хорошо, такого плана, не буду, такого плана, — вынужден был послушаться главный шутник.

— Ты очень обаятельный и интересный парень, — внезапно произнесла Клеопатра в адрес Остера.

— Спасибо, но давай всё-таки вернёмся к предложению.

— Это и есть предложение, идиот!

— Ого, Неостерпимая сделала Осётру предложение! Пам-пам-парам-пам-пам-пам… — опять влез Серафим.

— Не смешно, Серый. Слышь, так что там с правдоподобностью по Вешу — Лапшу — Наушу? Минус бесконечность? — сморозила глупость Клеопатра, поскольку правдоподобность не могла быть отрицательной по определению.

— Нестерпимая, какая ещё минус бесконечность? — напомнил Иванов о своём присутствии. — Ставлю Вам «2» за незнание элементарных вещей.

— Клеопатра, зря ты так всё передёргиваешь. Давай ты успокоишься, и мы продолжим, — сказал Гриша, которого никогда не нужно было успокаивать.

— Да пошёл ты на хуй, уёбок, заебал уже, чтоб ты сдох! — тихо, но грозно она дала понять, что дальнейшая совместная работа с Остером невозможна. Пришлось ему оставшееся время работать самому с собой.

В следующий понедельник на одном из перерывов 6 группа оживлённо обсуждала предстоящее мероприятие:

— А вы в курсе, что скоро «Дебют первокурсника»? Наш факультет выступает 28 октября!

— Круто! Надо обязательно пойти посмотреть.

— Да не на что там смотреть! Всё равно наших засудят, и мы, как всегда, окажемся в жопе.

— Блин, вот чё ты каркаешь! Может, в этом году мы и победим.

— Я вот подумал: может, и мне пойти поучаствовать? Буду вместо пар на репетиции ходить, и отрабатывать не надо.

— Анастасий, ты поздно спохватился: все, кто хотел принять участие в «Дебюте», записались ещё на той неделе, — проинформировал его всеведающий Гриша, подслушавший недавно на лекции разговор другой, «продвинутой» группы, из которой туда записалась добрая половина студентов. — Кстати, Серафим тоже будет участвовать. Он, конечно, поступил по-свински, раз ничего тебе не сказал, но ты не переживай: ты ещё сможешь записаться в следующем году — там же не только первокурсников берут.

Но Анастасий тоже поступил по-свински: как только Остер с ним заговорил, он отвернулся и присоединился к беседе остальных парней.

Серафим, которого взяли в КВН в составе программы «Дебюта», воплотил в реальность то, о чём другие могли только мечтать: первая репетиция пришлась на субботу, а это значило, что он просто так возьмёт и пропустит абсурдологию! Безусловно, одногруппники завидовали ему, но по-доброму, без всякого умысла.

Два дня спустя на очередном занятии по абсурдологии новоизбранный КВНщик с довольным видом достал «из широких штанин» допуск без отработки с печатью деканата и лениво положил его Иванову на стол.

— Так, допуск за пропущенное занятие я вижу, но ещё не факт, что он без отработки. Спанчбов, расскажите мне всё, что Вы знаете по прошлой теме, — моментально сбил с него спесь профессор.

— Но Вальдемар Квадратович, у меня же была репетиция, и готовый допуск уже есть…

— Это поправимо, — возразил преподаватель и порвал жалкую бумажку на мелкие кусочки. — Увы, Спанчбов, но Вам всё-таки придётся посетить мою кафедру в воскресенье.

Серафим не ожидал от профессора такой наглости, ведь это было совсем уж несправедливо, но всё же промолчал, чего нельзя было сказать о перерыве:

— Не, ну вы видели?! Это нормально вообще?! Ну ничего, я сегодня же пойду к декану и всё ему расскажу! Уж он-то живо поставит этого пенька на место!

Во вторник Серафим оставался таким же возбуждённым:

— Прикиньте, пришёл я, значит, разбираться к декану, а он сказал, мол, где ему тягаться с САМИМ Ивановым и вообще разбираться с ним бесполезно! Тоже мне, декан называется!

С каждым днём перед «Дебютом» время тянулось всё медленнее, достигнув скоростного минимума в день выступления бредфака на последней паре — съездовому анализу КПСС, который пролетел для студентов очень даже «заметно». Самые догадливые читатели наверняка уже поняли, что сейчас будет подробное описание вышеупомянутой пары. А раз они уже поняли, то нет никакого смысла здесь её описывать.

За полчаса до начала «Дебюта первокурсника» все места в актовом зале были уже заняты, и те, кто пришёл слишком поздно, вынуждены были стоять в проходах между секторами. Грише и его одногруппникам посчастливилось сесть на первом ряду, правда, с конца. Факультеты прикладной абсурдологии, лжи и обмана и политический факультет уже выступали ранее, и бредфак был последним. В этот же день должны были объявить результаты оценивания выступлений всех четырёх факультетов и поздравить победителей, чем, собственно, и был вызван сегодняшний аншлаг — бредоведческий факультет никогда не пользовался популярностью в ЛГУН и едва ли заинтересовал бы студентов из других факультетов.

Судя по мнениям сидящих в зале, лучше всех пока выступил абсуфак, а хуже всех — политфак, участники которого даже не удосужились посетить хотя бы одну репетицию. «Лжецы и обманщики» выступили, в целом, неплохо, но их подвёл некий четверокурсник Петросян, который вместо современных шуток на КВНе молол какую-то чушь от лица «бор-р-родатого охр-р-раника» с дефектом речи.

И вот на сцену вышел ведущий и громко произнёс:

— Уважаемые дамы и господа! Вас приветствует древовед… бедовред… БРЕДОВЕДЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ!!! Ваши аплодисменты!

Вместо хлопков послышался стон бредоведов и смех студентов из других факультетов, на что ведущий ужасно смутился и забыл всё, что должен был сказать дальше.

После покрасневшего горе-ведущего, спрятавшегося за кулисами, на сцену вышли пары и стали танцевать под звуки пианино, но и тут не обошлось без курьёзов: если девушки вальсировали более-менее сносно, то их партнёрам явно что-то мешало. Причём этим «что-то» оказывались туфли партнёрши или подол её платья, вечно попадавшие галантным кавалерам под ноги.

Затем выступила первокурсница из 3 группы с песней про великий и могучий Советский Союз. Всё прошло хорошо: и песня была выбрана удачно, и певица попадала в ноты, вот только букву «р» она не выговаривала…

Да уж, без Гришиных советов факультет выступал, мягко говоря, не лучшим образом. Вся надежда была на КВН и на Серафима в частности.

Первым из-за большого картонного плаката, или как он там называется, вышел второкурсник, чтобы рассказать пару шуток для разогрева. Ноги остальных КВНщиков в это время торчали из-под плаката с надписью «КВН» по щиколотку.

— А у нас сенсация: член КПСС выехал за границу и не вернулся! Учёные раскрыли тайну происхождения октябрят: оказывается, это люди, родившиеся в октябре! — выдал перлы юморист-аматор, после чего вышла вся команда в составе троих — второкурсника, Серафима и «дурачка» из 10 группы — и стала показывать миниатюры, не заметив, как плакат вместе с деревянным каркасом рухнул на пол:

— Случай в автобусе:

— А почём проезд?

— Пять.

— Копеек?

— Нет, блин, рублей!

— Случай в Антарктиде:

— А сколько щас градусов?

— Пятьдесят.

— Мороза?

— Нет, блин, тепла!

— Случай в армии:

— Рядовой, как Ваша фамилия?

— Случай, товарищ сержант!

Кое-кто в зале одобрительно засмеялся — последняя миниатюра всё же удалась.

Ведущий ещё раз облажался, произнося финальную речь, и настало время подведения итогов. Один из судей поднялся на сцену и громко объявил:

— Мы оценили выступления факультетов по стобалльной шкале и получили следующие результаты. Бредоведческий факультет — 36 баллов! Факультет лжи и обмана — 73 балла! Факультет прикладной абсурдологии — 91 балл!

Студенты абсуфака, не дослушав его, были вне себя от радости и уже праздновали победу — даже сегодняшний «Дебют» был лучше, чем у необъявленного пока политфака.

— И политический факультет — 146 БАЛЛОВ!!!

После пятиминутного гула и возмущений прикладных абсурдологов (бредоведам уже было всё равно) этот же судья продолжил:

— А сейчас я приглашаю на эту сцену декана факультета-победителя Ельцина Бориса Николаевича!

— Пацаны, вы слышали, какое странное у него имя-отчество? Я бы на вашем месте давно уже засмеялся, — тонко посоветовал Гриша на заднем ряду.

— Гриха, это ты какой-то странный. Ну «Борис», ну «Николаевич» — что ж тут такого? — не согласился с ним Евлампий.

— Если у тебя самого странное имя, это не повод придираться к другим, — осадил Остера Максимилиан. Умный Гриша, однако, всё прекрасно понял и отвернулся от этих провокаторов.

Декан политфака поздравляет своих подопечных с честной победой.

— Дорогие участники «Дебюта первокурсника»! — изрёк молодой слегка подвыпивший декан. — Вы все отлично выступили, понимаешь, но мой факультет выступил лучше всех, понимаешь, с чем я его и поздравляю.

На этом «Дебют» подошёл к концу, и все разошлись.

За два месяца учёбы Евлампий и Максимилиан стали друзьями не разлей вода. В начале ноября они даже сходили вместе в кинотеатр и поделились впечатлениями о фильме перед пятой лекцией по абсурдологии:

— Макс, ну ты молоток! Это самый крутой кинчик, который я видел!

— Да мне самому один чувак посоветовал.

— Посоветовал, говоришь? Хм, кто бы это мог быть?

— Наверное, тот же, кто и снял этот советский фильм.

— Не снял, а посоветовал снять режиссёру. Гриха — он такой.

— Ага, что бы Гайдай без него делал… Не, ну Шурик — вообще красава: и мужика отхерачил по полной, и тех троих вырубил, ещё и офигенную чувиху подцепил. А с виду такой лох, что и не скажешь.

— Так прикинь, эта чувиха до трусов и лифчика разделась! Я и не знал, что ТАКОЕ в кино можно увидеть!

— Да, я бы с ней зажёг… Жаль, что в группе таких нет: у нас то стерва, то ботанка, или вообще пришибленная.

— А что ж ты хотел, здесь тебе не институт благородных девиц. Не, мне больше всего понравился махач между этим очкариком и Балбесом. Особенно когда этот ему шпагой в бутылку пырнул! Бред, конечно, но я ржал конкретно. А не знаешь, продолжение фильма про Шурика будет?

— Понятия не имею. Хотя, конечно, было бы прикольно.

— По идее, должны снять, раз кино пользуется такой популярностью.

— Ну, не знаю. Думаю, Гайдай не будет зацикливаться на одном персонаже.

— Да ладно вам, парни, потом узнаем. От того, что вы будете гадать, ничего ведь не изменится. Просто подождите год-другой, и всё выяснится, — прагматично рассудил Гриша этот глупый бессмысленный спор.

— О, не прошло и полгода. Гриха, хочешь, я тебя щас закатаю в обои и надаю прутом по жопе? — предложил Евлампий под впечатлением от фильма.

— Себя лучше закатай, идиот. Все нормальные люди стараются поддерживать хорошие отношения с другими в коллективе, помогать им во всём, не то, что вы. А, да что с вами разговаривать, — махнул рукой Остер с чувством собственного достоинства.

— Тема сегодняшней лекции — «Эгоцентризм в абсурдологии. Абсурдное самовозвеличивание» — известил Иванов, чему будут посвящены последующие шесть листов в тетрадях студентов. — Определение: абсурдное самовозвеличивание — это умышленное демонстративное значительное завышение самооценки человеком без явных психических отклонений. Последнее условие очень важно: именно сохранение у индивидуума самокритики позволяет отличить абсурдное самовозвеличивание от банальной мании величия. Цель АС — это, прежде всего, вызов консервативному устою в обществе. Но чтобы вы понимали, что под этим подразумевается, вам нужно иметь хотя бы поверхностное представление о современном обществе. Смотрите: любой человек на земном шаре, каким бы он добрым и великодушным ни казался, на самом деле является эгоистом. Однако все эти эгоисты, равно как и онанисты, стесняются этого совершенно естественного качества и всячески его отрицают. Если исходить из того, что наша жизнь — игра, то общество — это арена, на которой игроки соревнуются между собой. Каждый регулярно использует множество уловок: комплименты, подарки, уступки, опека, благотворительность — и это лишь для того, чтобы доказать, что он якобы меньший эгоист, чем остальные. Но мало кто догадывается, что такие псевдоальтруистичные гонки сводятся к одному: каждый заинтересован в своей победе, а значит, уже эгоист по определению. Следует понимать, что АС — не безвольное отступление от суровых правил жизни, а разоблачение их несостоятельности. Тот, кто читал сказку Г. Х. Андерсена „Новый наряд короля“, поймёт меня. Масштабность абсурдного самовозвеличивания индивидуума должна быть на один или несколько уровней выше, чем позиция лидера в группе людей, отнюдь не считающих его авторитетом. К примеру, солдат первого года службы, не уважаемый старослужащими, должен возомнить себя не „самым крутым“ во взводе или роте, а генералом, иначе это будет не АС, а обыкновенная „борзота“.

— Что касается меня, я никогда себя не возвеличиваю, хотя и не скрываю собственную эгоистичность. Скажу наперёд, что непосредственно к теме мои дальнейшие слова не относятся, так что записывать их в тетрадь не нужно. Поэтому возьмите двойные листы и запишите отдельно всё, что я сейчас расскажу. Кто не напишет — получит две весёлые буквы. Так вот, я (но это я говорю «я», а вы пишите «Вальдемар Квадратович») никогда не применяю АС на практике, поскольку мне и так хватает чем гордиться. На протяжении своей научной деятельности я опубликовал около 100 работ. Это сравнительно немного, но все они отличаются большим разнообразием и значимостью затрагиваемых тем. Остальные же, подобно профессору Умносёлову из Рзани, пишут огромные монографии о вещах, известных в лучшем случае пятерым научным сотрудникам, да и то только потому, что они соавторы этой лабуды. Более того, многие мои работы были отмечены особыми знаками качества и нередко попадали на первую полосу всесоюзной газеты «Объяснимо, но не факт», как образцовые. А теперь поднимите руку, кто знает об этой газете!

Весь поток мигом поднял руки.

— Обещаю, что не буду ставить «нб» за незнание, во всяком случае, сейчас. А вот за враньё…

Весь поток мигом опустил руки…

— Стыдно! Стыдно учиться в университете неправды и не знать о такой газете! Да у неё же тираж — 50000 экземпляров, это больше, чем число всех вас, возведённое в квадрат! Между прочим, газета «Объяснимо, но не факт» каждые полтора года проводит конкурс на тройку лучших образцовых научных работ в СССР, и моя «Абсурдная геометрия Иванова», разработанная на основе Евклидовой, Лобачевского и сферической, недавно попала в эту тройку.

Из зала послышались бурные аплодисменты, и профессор вернулся к лекции об абсурдном самовозвеличивании.

Неприхотливые студенты были рады уже тому, что Иванов не поставил им «нб», но Гриша едва досидел до конца лекции. Выждав, пока весь поток уйдёт, он заговорил с преподавателем в коридоре:

— Вальдемар Квадратович, отвлекитесь на минуту, мне нужно с Вами серьёзно поговорить.

— Что, Остер, поговорить не с кем?

— Простите, но мои взаимоотношения в группе, на которые Вы сейчас намекаете — это моё личное дело. Послушайте, Вы ведь взрослый человек, а ведёте себя, как ребёнок. Показывать своё и без того очевидное превосходство и хвастаться своими достижениями — это, по меньшей мере, некрасиво. И от того, что Вы постоянно запугиваете студентов и шантажируете их отметкой о пропуске, они не будут уважать Вас больше.

— И что же Вы мне сделаете, если я посмею не послушаться?

— Ничего, просто Вам же лучше будет.

— Ответ неправильный, Остер. Не «ничего», а придёте в воскресенье с рефератом и отработаете эту лекцию. А теперь ступайте, пока я не разрушил Ваши планы на последующие выходные.

После неудачного похода с вилами на танк Гриша совершил поход в библиотеку. Там удача улыбнулась ему: литературы об эгоцентризме нашлось столько, что хватило бы на сто рефератов.

50 листов мелким почерком — это не шутки. Даже если писать по чуть-чуть каждый день, то это «чуть-чуть» составит 8—9 листов, но выбора у Остера не было.

— Ничего себе ты накатал, нам и то Грозный меньше задаёт, — так удивился на пятый день Марк, что даже не побрезговал заговорить с ним.

— Марк, ну ты сам подумай: если даже вам Иванов столько не задаёт, как он может задать это нам? — указал Гриша на его крайнюю недогадливость. — Это я пишу, чтоб отработать лекцию.

— Ты закосил лекцию по а-логии?! Ты что, вообще долбанутый?

— Марк, ну ты опять не понял. Пропуск мне поставили уже после лекции. Я пытался решить с Ивановым некоторые разногласия по поводу его манеры преподавания… В общем, я сам во всём разберусь.

— Слышь, Гриха, ты бы не лез не в своё дело, — влез не в своё дело Митрофан. — С Ванькой лучше вообще не связываться, что б он там ни пиздел. Если кто-то ему не понравится, тому настанет полная жопа, нет, полный песец. Я бы даже сказал, он окажется в полной жопе полного песца.

От таких слов Гриша рассвирепел. Одно дело, когда он даёт полезные и практичные советы другим, и совсем другое, когда ему советуют что-то глупое и совершенно бесполезное.

— Митрофан, вот когда я тебя спрошу мнение об Иванове, тогда и скажешь. Я ж не тупой, в конце концов, чтоб мне указывали, как мне себя вести. Да и ты, Марк, тоже хорош, нечего сказать.

— Ну и пошёл на хуй, мудила, больно надо нам с тобой ещё нянчиться, — сказал Митрофан и оставил Гришу в покое.

В субботу вечером огромный реферат был готов. Прикинув, что не он один придёт на отработку, Гриша вышел на следующий день на 20 минут раньше. Подойдя к кафедре, он понял, что вектор хода его мыслей оказался верным, а вот с длиной Гриша явно прогадал: длиннющая очередь от учебной комнаты где-то в глубине кафедры, выходящая на десять метров за её пределы, свидетельствовала о том, что Остер пришёл очень даже поздно.

— Мажор? Руб за уступ! — сказал делового вида студент перед Гришей.

— Подожди, какой рубль? Ты бы объяснил, что ли, — на секунду растерялся советчик.

— В первый раз тут? Короче, схема такая: даёшь типам впереди по рублю, и они пропускают тебя вперёд. Весь политфак так проходит. Ты ведь тоже оттуда?

— Нет, я, вообще-то, с бредоведческого, и лишними денежными средствами не располагаю.

— Хы-ы-ы! Слыхали, бомжик из бредфака проснулся! Чувак, ты б ещё в полдень сюда прискакал!

— А ты не смейся, а то я тоже могу над тобой посмеяться. Ты-то сам когда пришёл?

— Не, ну ты сравнил… Я здесь чисто бабло срубаю с мажорчиков, мне ничё отрабатывать не надо. А такие, как ты, уже с полшестого тут околачиваются. Опа, ещё один! Подставляй карманы!

К концу очереди вальяжно подошёл вырядившийся сноб и небрежно протянул Грише рубль из подготовленной пачки. Но не тут-то было.

— Забери себе, мне чужого не надо. Будешь стоять за мной, как полагается, — не пустил его Остер.

— Ты чё, сучка, вообще страх потеряла? А ну, рассосался! — не согласился студент политфака.

— Тебе не надо — не мешай другим, — оттолкнул Гришу впередистоящий «бизнесмен» и пропустил источник дохода вперёд.

— Ну и зачем ты это сделал? Вы что, не понимаете, что он только что вас всех купил?

— Заткнись, а? Сделай милость, — попросил он Гришу, и тот принципиально больше с ним не общался.

9 часов. Расстояние до входа в кафедру заметно сократилось. Немало студентов стояло теперь и позади Гриши. Было неясно, пришли ли они отработать или заработать, но деньги, в отличие от Гриши, они брали, и очень охотно. 10 часов. У неподкупного советчика начали затекать ноги, но он не подал виду, что устал. 11 часов. До входа в кафедру рукой подать. 12 часов. А кафедра-то какая длинная! Очередь в Мавзолей и то, должно быть, короче. Час дня. Левая нога Гриши затекла окончательно, пришлось ему всем весом опереться на правую. Очередь не продвигается — видимо, профессор изволил пообедать. 2 часа. Зря, правая нога теперь ещё больше устала, чем левая. Да когда ж это всё закончится! 3 часа. Ура! Скоро поворот в учебную комнату! 15:34. Ватные ноги Остера сами зашли в аудиторию, а отваливающиеся руки сами отдали Иванову плод шести напряжённых вечеров.

— Написали? Хорошо, считайте, что лекцию Вы отработали, — с издевательским спокойствием сказал заведующий.

— И это всё?! Я восемь (ВОСЕМЬ!) часов простоял в очереди, чтобы просто сдать реферат? — показал Гриша, что даже его терпение небезгранично.

— Да, всё. А Вы хотите ещё столько же простоять?

— Нет, спасибо. Извините, что сорвался, — еле сдержал Остер своё негодование и побрёл в общежитие, где он наконец сможет дать покой своим ногам.

В понедельник доктор неправдивых наук снова рассказывал о своей научной деятельности, чтобы ещё раз спровоцировать Гришу, по мнению самого Остера. Но он лишь махнул рукой на Иванова: пусть он хоть голым на столе танцует, раз не понимает элементарных вещей. Хотя кто знает, возможно, именно ноющие со вчерашнего дня ноги и огромная красная мозоль на среднем пальце правой руки от реферата так повлияли на Гришино равнодушие…

На 27 ноября намечалось ещё одно немаловажное событие: в этот почти зимний субботний день Грише исполнялось 18 лет. Чтобы раз и навсегда наладить отношения с группой, он пригласил всех двадцатерых без исключения. По предварительным данным, неявка обещала составить 100 процентов.

— Марк, Митрофан, в следующую субботу я собираюсь отметить своё совершеннолетие. 27-го мне исполнится 18 лет, — объявил Гриша уже в общежитии.

— С наступающим, — холодно поздравил его Митрофан.

— Погоди, Митрофан, я не договорил. Так вот, я хотел бы пригласить вас на свой День рождения.

— Я так понимаю, всего нас будет трое? — ехидно предположил Марк.

— Да, а как ты догадался? — удивился Гриша, но тут же всё сообразил. — Марк, вот только давай без этого, ладно?

— Ладно, без «этого» так без «этого». Всё равно «этот» домой уедет, — ухмыльнулся «третий лишний» Митрофан.

— Митрофан, ты не понял. Когда я сказал «без этого», я имел в виду… — начал Остер старую песню, но вновь проявил чудеса сообразительности. — Шутишь, да? У меня в группе тоже есть такой клоун, Серафим зовут. Не твой родственник, случайно? Марк, я слышал, ты остаёшься? Ты всё твердил, что у тебя важная итоговая в понедельник.

— Ой, да не такая она уж и важная, не абсурдология же. Так что извини, но я тоже пас, — отказался тот.

— Тогда, может, в воскресенье? Ну, в смысле, День рождения отметим.

— Может, она и не очень важная, но всё-таки какая-никакая итоговая, так что в воскресенье я тоже не смогу, — отказался Марк второй раз.

— Кстати! У меня ж тоже 29-го итоговая! Короче, мы оба будем готовиться, — не отставал Митрофан от товарища.

Гриша промолчал. Будь его соседи поадекватнее, он бы процитировал им Хайяма: «Уж лучше одному, чем вместе с кем попало» — но в данном случае предпочёл не метать бисер перед свиньями.

27 ноября. Утром Митрофан и Марк сухо поздравили Гришу с Днём рождения, даже ничего ему не пожелав. На первой паре по ступидологии никто из одногруппников не удосужился сделать даже этого. Никто не вспомнил об этом празднике и на перерыве. Ко всему прочему, Аполлинарий Генрихович на теории бреда задал чрезвычайно сложную и непонятную задачу, конкурирующую в этом плане с вопросом на четвёрку на итоговой по абсурдологии:

— Омский грузчик, несущий полный бред, обошёл 10 домов, периметр основания каждого из которых равен 100 метров. После того, как грузчик обошёл их по периметру и наконец нашёл нужный, он пошёл обратно и нёс при этом уже пустой бред. Вопрос: если бред (полный или пустой) — это тара, то чему равна масса нетто, и что оно из себя представляет?

Все студенты пришли к единому мнению, что задача не имеет решения: Дешёвенькая объясняла это нехваткой данных, остальные — нехваткой мозгов у составителя задачи.

— Ну ёлки-палки, задача для детского сада. Тем более, мы уже сто раз разбирали подобные, — слукавил Недольман. Была всего одна подобная задача, да и то не про грузчика, а про почтальона, несущего не бред, а бредовые письма, и нужно было найти не массу нетто, описав его, а пройденное почтальоном расстояние. — На самом деле, нетто ничего из себя не представляет, хотя и корчит из себя брутальное брутто. Масса же равна дюжине гроссов, гроссу дюжин, или 1728.

— Аполлинарий Генрихович, но этот ответ математически некорректен! — возмутилась Дешёвенькая.

— Почему некорректен? Грузчик-то омский.

— Ах да, точно, — смутившись, согласилась она.

— Значит так, группа, сейчас я пойду по делам и вернусь через полчаса, а вы не шумите — рядом тоже занятия проходят, — оставил преподаватель их одних.

Как только дверь за Недольманом закрылась, староста подошёл к Грише и произнёс:

— От лица всей нашей группы поздравляю тебя с Днём рождения, желаю счастья здоровья, успехов и всего самого наилучшего! А это тебе от нас подарок.

С этими словами Кокурец-Солапый вручил Остеру свёрток в непрозрачной упаковке, и все одногруппники (по крайней мере, больше половины) трижды прокричали «С Днём рождения!» и захлопали в ладоши так, будто перед ними Иванов только что похвастался получением Нобелевской премии.

— Спасибо большое, не ожидал, — растрогался Гриша, едва сдержав слёзы. Он и правда не ожидал, что группа так хорошо его поздравит без его советов, дача которых была бы жутким моветоном.

— Гриха, ты извини, что мы не сможем пойти на твою днюху. Просто многим сегодня домой надо, и мы не хотим, чтоб ты из-за нас переносил её на другой день, ведь это будет уже ненастоящая днюха. Так что, без обид? — снизошёл до дружеского общения с именинником Поликарп. Честно говоря, его слова всё равно тянули на дешёвую отмазку, но неприхотливому Грише всё равно было очень приятно.

— Без обид, — с улыбкой повторил он последние два слова Монокарпа.

Преподаватель пришёл лишь под конец пары. Было видно, что он собирался сказать что-то важное. И действительно:

— Появилась информация по поводу предстоящего экзамена. Экзамен в этом году будет очень серьёзный, и сдать его будет очень непросто, если не сказать невозможно. На каждый балл вам придётся прочитать материал 10 раз, и в зависимости от того, на какую оценку вы претендуете, вы должны будете выучить 30, 40, а то и 50 билетов. Я понятно выразился?

Гриша быстро догадался, к чему Недольман клонит, и ему не терпелось поделиться своей догадкой с добрыми одногруппниками.

— Народ, вы знаете, что это значит? Недольман намекал, что за каждый балл он берёт по 10 рублей! — таки дождался Остер перерыва.

— Что, в натуре? Да быть такого не может! — съязвил Феофан.

— Фео, не смей дерзить взрослому дяде, — «заступился» Серафим за именинника. — Куда нам, малолеткам, до совершеннолетнего Григория Бенционовича!

Таким образом, праздничное настроение Остера было испорчено, и всё вернулось на круги своя.

Свой праздник Гриша отметил в полном одиночестве. Это был самый скучный День рождения в его жизни. Нет, в школе друзей у него тоже не было, но рядом всегда были любящие родители, которые принимали его таким, какой он есть. А сейчас они находились так далеко, что не было никакого смысла ехать к ним на выходной. Можно было, в принципе, слетать туда и обратно на самолёте, но Гриша не был настолько сентиментален, чтобы выкидывать немалую сумму на ветер из-за каких-то внутренних переживаний. Он молча ел купленный торт и, наконец, вспомнил о подарке от одногруппников. Но даже он не развеселил Остера: безусловно, книга — лучший подарок, но книга под названием «Советы начинающему советчику» больше смахивала на личное оскорбление. Так он и сидел до поздней ночи, больше не притрагиваясь к единственному подарку…

В начале декабря всё больше преподавателей вдруг стало отмечать крайне низкий рейтинг у большинства бредоведов, а преподаватели истории ерунды и съездового анализа КПСС забеспокоились, как эти «бедненькие первокурснички» сдадут столь серьёзные экзамены. Пришлось студентам доказывать работникам кафедр, что не такие они уж и «бедненькие». От 6 группы непосредственную помощь кафедрам (точнее, заведующим ими) оказывали отдельно друг от друга староста и Гриша: слабонервный Леопольд опять не выдержал ценных указаний Остера, а тот всё никак не мог простить старосту за издевательский подарок, хотя и не подавал виду.

В отличие от Кокурца-Солапого, который лишь легкомысленно собрал деньги у одногруппников, Гриша отнёсся к этому очень серьёзно и ответственно. Дифференцированных зачётов у него не было, и задуматься над суммой заставили лишь будущие экзамены. Остер осмысленно «поставил» на три четвёрки: с одной стороны, это хорошие оценки в прямом смысле этого слова, с другой — не было смысла переплачивать за пятёрки, ведь абсурдология гарантированно испортила бы ему красный диплом — в ЛГУН для этого достаточно одной четвёрки.

Приятных исключений в этой коррумпированном, как в капиталистических странах, университете, увы, не было. Тем временем на паре, представляющей неприятное исключение, началась последняя большая тема — излюбленная тема Иванова. На первом занятии после четвёртой итоговой 6 группа разбирала буквенный абсурд, или каламбур. Профессор раздал каждому по три индивидуальных словосочетания и дал задание: используя в каждом из них не более трёх элементарных действий (замена, добавление, убирание буквы, взаимная перестановка любых двух букв, разбивка слова и соединение слов), добиться максимального комического эффекта без потери созвучия с первоначальным словосочетанием.

Грише попался далеко не самый лёгкий набор, но, судя по стону остальных, «халявных» вариантов не было ни у кого. Остер глубоко задумался: «„Африканский континент“… Африканский компонент? Это уже три замены, не пойдёт. Африканский контингент? Уже лучше: всего одно действие. Так, теперь „африканский“. О, африконский, то, что надо! Последнее действие… Впрочем, нет, к чёрту контингент, напишу контент. „Африконский контент“ — сойдёт, пошли дальше…»

— Время истекло, — объявил преподаватель. — Вылысыпыдыстко, продиктуйте свои видоизменённые словосочетания.

— Наминательная триногометрия, кроволитейная трепация, псинологическая прокрасит нация, — неуверенно выдал Аскольд.

— Что ж, неплохо, — к удивлению последнего, одобрил Иванов. — В частности, разбивка «прокрастинации» свидетельствует о Вашей хорошей гибкости мышления, ведь чаще всего студенты ограничиваются отдельными буквами. Твёрдая четвёрка.

После слов преподавателя некоторые спешно попытались тоже разбить какое-нибудь слово, но удар ладонью по столу подсказал им, что делать это у Иванова под носом не следует.

— Иоаннутый, что у Вас?

— Лобопытная доскоприпечательность, лифчёр в гомоэтажке и избобразрительное искурство.

— Неслабые неологизмы. Тоже «4».

Вскоре подошла и Гришина очередь:

— Африконский контент…

— Стоп. «Африконский» — не самый лучший каламбур, но на него ещё можно закрыть глаза. Но «контент» — это вообще неизвестный большинству людей англицизм. Остер, Вы хоть сами знаете, что это такое?

— Постойте, Вальдемар Квадратович, но Вы же ничего не говорили об известности слов, к чему эти претензии?

— Я так понимаю, прошлого раза Вам было недостаточно? Запомните раз и навсегда: если у меня есть какие-либо претензии к студенту, то у него всегда есть повод навестить меня в воскресенье. Это понятно? Продолжайте.

— Продрессирующая советобоязнь — будто поставил Гриша ему диагноз, и шокопадные конфетти.

— Остер, Вы что, глухой? Кому я рассказывал, что не должно быть потери созвучия с первоначальным словосочетанием? Вы же взяли и тупо, извиняюсь за выражение, переставили ударение. Плохо, Остер. Три с двумя минусами.

Гриша подозревал, что получил худшую оценку в группе из-за предвзятости Иванова к нему, но всё же решил подготовиться к следующему занятию получше. Но вот проблема: в школе он привык выделять важные места в учебниках карандашом, а самые важные — ручкой. Двухтомник же по абсурдологии, изданный 15 лет назад, был в идеальном состоянии, с девственно чистыми страницами, и каждый том стоил 24 рубля… Пришлось Грише писать длинный конспект для лучшего усвоения материала.

На перерыве перед абсурдологией Остер внимательно просматривал свой конспект. Тем временем Клеопатра и Вельгельмина вместо того, чтобы повторять заданную тему, вовсю перемывали кости грозному доктору наук:

— Виля, я, кажется, знаю, почему Иванов такой суровый!

— Что, серьёзно? Ва-а-ау!

— Прикинь, мне одна со второго курса сказала, что он бросил жену 25 лет назад и до сих пор не нашёл себе новую! Она ему, типа, поставила ультиматум: или она, или наука — а Иван не раздумывая выбрал второе! Ты представляешь? Ваще жесть!

Одна из ассистенток кафедры абсурдологии.

— Да-да-да, точно! То-то я смотрю, что у него на кафедре одни сучки крашеные!

— Ага, повыгонял старых преподов, принял вместо них шлюх с улицы и думает, что все вокруг слепые! Небось, закроется после пар в своём кабинете и жарит их по очереди!

— Станно, чё ж он тогда злой, как собака?

— А-а-а-а-а, я поняла! Он их нанял сюда для «этого самого», а они ему не дают! Хи-хи-хи!

— Ну и правильно, он не в том возрасте, чтоб ему давали, — поддакнула подруге Вильгельмина, и они обе прыснули от смеха.

— Девушки, извините, что перебиваю, но личная жизнь Иванова не должна вас касаться, тем более, когда вы так…

— Ой, да заткнись ты уже. У тебя вообще её нет, жалкий неудачник, — поставила стервозная Клеопатра Гришу на место.

На этот раз «агентурная сеть» дала сбой: к концу второй минуты пары профессор абсурдологии так и не выгнал ни Клеопатру, ни Вильгельмину.

— Сегодня мы поднимемся на один структурный уровень выше и разберём абсурдное толкование отдельных слов. В простонародии это называется «бестолковый словарь», что в корне неверно. Кто знает, почему? Остер? Прошу.

— Дело в том, что угол отклонения вектора абсурдного лексического значения от действительного лексического значения любого наперёд заданного слова всегда меньше 90 градусов. Так, если бестолковость задать осью x, логику — осью y, а точку приложения обозначить на образованной системе координат как (0; 0), то вектор действительного лексического значения совпадёт с осью y, а вектор абсурдного лексического значения окажется в обоюдоположительном квадранте между двумя осями. Таким образом… — разогнался подготовленный Гриша.

— Достаточно, Остер, вижу, что учили, — прервал его Иванов. — Всё равно вопрос был не на оценку. Вы все, конечно же, догадались, что на этом занятии, подобно предыдущему, я буду оценивать не знание темы, а абсурдологическую смекалку. Но раз уж я сказал это вслух, то к следующему занятию вам всё же придётся прочесть пару-тройку десятков пар-троек страниц моего учебника, чтоб не расслаблялись.

Теперь перед Гришей лежало пять слов, которые нужно было уже не коверкать, как в прошлый раз, а дать им абсурдное определение. Не успел Остер «объяснить» последнее слово, как преподаватель начал выборочную проверку. Уже трое из десяти умудрились получить пятёрку, а Серафим — аж пять с плюсом. Ну а Грише снова попались самые каверзные слова:

— Скарлатина — вороний диалект латинского языка. Колкость — костяной кол. Микроб — миллионная доля от буквы Б. Кандидат — тот, кто раздаёт конфеты. Холодец — небольшой холод.

— Слабовато, Остер. Пока только тройка.

Второе занятие подряд Гриша получал худшую оценку в группе. Похоже, Иванов и впрямь невзлюбил его. А может, всё-таки нелепое совпадение? Это Остеру и предстояло выяснить во что бы то ни стало.

— Вальдемар Квадратович, мне нужно с Вами серьёзно поговорить, — обратился Гриша, выждав, пока все одногруппники выйдут. — У меня есть основания полагать, что Вы ставите мне низкие отметки незаслуженно. Мне-то всё равно, но я за Вас переживаю: может, Вы обиделись по какой-либо причине на меня и никак не может выбросить обиду из головы…

— Остер, признайтесь уже, Вы мазохист?

— Нет, Вы ошибаетесь. Я не мазохист, я просто хочу помочь Вам. Я слышал, у Вас проблемы с личной жи…

— Вот именно, проблемы. Большие проблемы. Много больших проблем. Только не у меня, а у Вас, Остер. За свой немалый преподавательский стаж я повидал много студентов с нарушенным инстинктом самосохранения, но все они не шли ни в какое сравнение с Вами. Ну хорошо, будем считать, что на этом занятии Вы отсутствовали. Надеюсь, у Вас хватит ума покинуть аудиторию прямо сейчас без посторонней помощи?

Гриша мысленно пожалел человека, пожертвовавшего личной жизнью ради карьеры, и ушёл на лекцию. Ничего другого от неудовлетворённого профессора он и не ожидал.

Отлично осознавая, что положительной оценки по абсурдологии ему не видать, Остер не стал готовиться к следующему занятию вообще. И, как результат, получил двойку.

Наученный горьким опытом, Гриша отправился на следующий день отрабатывать фиктивный пропуск в пять утра. Утром столь ранний час и не пах — 19 декабря, как-никак. Перед закрытой дверью в корпус уже столпились в полной темноте два десятка студентов и топтались на месте, чтобы не замёрзнуть. После нравоучений Гриши о том, как зимой нужно одеваться, чтобы не заболеть, количество ожидающих сократилось вдвое.

На рассвете, примерно в полвосьмого, пьяный сторож открыл замок, и все зашли внутрь. К удивлению Гриши, у учебной комнаты уже стояла колонна из тридцати студентов, заходящих по одному — Иванов уже был на месте.

— Опять он своих абсентиков раньше нас принимает! — шепнул один из тех, кто стоял у порога вместе с Гришей, другому. — Как он уже заебал пропускать их через чёрный ход!

— Подожди, ты хочешь сказать, что можно было зайти сюда через чёрный ход? Так что ж ты раньше молчал? — удивился Остер его тупости. — Надо было и нам через чёрный ход пойти, а не толпиться, как бараны, у парадного!

— Гениально, умник! И как это мы сами до этого не додумались!

— Да я и сам удивляюсь, как это вы не сообразили. Нужно было сразу всё мне рассказать.

— ДА ЭТО ТЫ НИХУЯ НЕ СООБРАЖАЕШЬ, ДЕБИЛ! По воскресеньям Ванька на пушечный выстрел не подпускает никого из «чужфаков» к чёрному ходу!

— Сигиз, чё ты перед ним распинаешься? Это ж Остер. Ему поговорить не с кем, вот он и лезет, куда не просят, — успокоил его друг.

— И то правда, что-то я завёлся. Острый, или как там тебя, короче, я с тобой согласен, только помолчи, ладно?

— С тобой разговаривать — себя не уважать, — изрёк он и больше не проронил ни слова.

В 10 часов Гриша зашёл в аудиторию. Отработка пропусков была в самом разгаре: почти все места были заняты студентами, которые что-то писали.

— Кто? — спросил на автомате Иванов, хотя Остера он наверняка хорошо запомнил.

— Остер, 1 курс, 6 группа, бредоведческий факультет.

— Тема?

— «Бестолковый словарь».

— Не знаю такой. Тема?

— «Абсурдное толкование отдельных слов. Бестолковый словарь».

— Держите задание, через полчаса озвучите. Если я хоть раз засмеюсь — отработаете, нет — придёте в следующее воскресенье.

Профессор не был оригинален: это было то же задание, что и на паре, но слов было уже десять, причём таких сложных, что придумать к ним смешные определения было практически невозможно. Но Гриша всё-таки попытался:

— Гидроэлектростанция — станция, к которой подведены вода и свет. Обезвоживание — лишение водительских прав. Дисциплинированность — нарушение развития цыплёнка. Путешественник — шест для путника. Дискриминация — плоский круглый предмет, столица Италии и народ. Муниципалитет — поджог амуниции. Флюоресценция — взлёт расценок в прошлом. Контагиозность — свойство котангенса переставлять букву Н в своём названии. Пульверизатор — очень большое скопление пуль, мешающих полёту друг дружке. Циклопентанпергидрофенантрен — пять перьев, выложенных в круг, смоченных, высушенных феном и подвергшихся трению.

— Ай-яй-яй, какая досада! Так Вы до пенсии будете отрабатывать, — даже не улыбнулся Иванов.

— Вальдемар Квадратович, это не смешно.

— Вот видите, Остер, даже Вы это признали. «Нб» остаётся в силе. Да, «Вальдемар Квадратович» понял, что Вы имели в виду и собрались мне сказать, — опередил профессор всепонимающего советчика.

На четвёртом занятии последней темы произошло нечто из ряда вон выходящее: Гриша опять ничего не выучил, но не получил двойку! Правда, другой оценки он тоже не получил, так как Иванов не посчитал нужным его спрашивать. Чудеса не прекратились и после пары: староста сам подошёл к Остеру и заговорил с ним нормальным тоном:

— Послушай, Гриха… Гриша. Ты знаешь, что… Да, ты знаешь, что у тебя «нб». Давай только ты не будешь умничать и просто послушаешь, ладно? Мы хотим перенести последнюю пару по абсурдологии пораньше. Да, я понимаю, шансов мало, но всё равно постарайся 26-го отработать, чтобы вся группа получила зачёт до Нового года. Кстати, почему ты 19-го не пошёл на отработку?

— С чего ты взял, что я не ходил? Просто Иванов завалил меня на ровном месте, такого плана.

— Вот знаешь, я почему-то совсем не удивился. Ладно, ты нам даёшь тупые советы, чтоб самоутвердиться, но зачем ты к Иванову лезешь? Ты вообще представляешь, кто ты, а кто он, и что он с тобой может сделать?

— Ой, да ладно, не волнуйся ты так, ничего мне Иванов не сделает! Он только языком ляпать может, такого плана, — завёлся Гриша. Уж очень ему нравилось говорить «такого плана».

— Ага, ещё как может — что ни «ляп», то «нб».

— Невелика потеря. Я всё равно по выходным в общежитии остаюсь, если ты не знаешь.

— Ну, моё дело предупредить. Потом не плачь, когда Иванов будет тебя дрючить по полной.

26 декабря Гриша снова пошёл отрабатывать ту же тему. Ситуация повторилась: ожидание до рассвета у порога и после рассвета в кафедре, десять «бестолковых» слов, фиаско, предложение от профессора испытать удачу 2 января — последний день отработки в семестре.

Официально конец семестра у бредоведов-первокурсников, если не считать сессии, заканчивался 4 января, по прошествии 18 полных учебных недель. Все преподаватели пошли навстречу, в первую очередь, самим себе, а потом уже студентам и объединили последние темы, чтобы закончить до Нового года. Даже профессору абсурдологии пришлось перенести последнее занятие: по расписанию оно должно было бы пройти 1 января, и, чтобы не портить студентам праздничного настроения, он «любезно согласился» провести его 3 января. Судя по календарно-тематическому плану, Иванов собирался сделать это ещё в начале семестра.

Но это всё только в будущем, которое давно успело стать прошлым, а пока на дворе было 27 декабря, и 6 группа в который раз томилась в учебной комнате ненавистной кафедры. Иванов, напротив, пребывал в прекрасном настроении. Тема занятия была слишком бредовой даже для бредоведов и смахивала, по мнению группы, на мечту душевнобольного человека.

— Сегодня мы впервые разберём предмет в футурологическом аспекте. Стоит заметить, что это в большей степени касается веры, чем научно доказанных фактов, поэтому сегодня вы можете расслабиться и просто послушать меня, — поверг студентов в шок Иванов. — Такие типы неправды в «университетском» смысле этого слова, как бред, ложь, обман и политика, имеют право на существование и их изучение, но у них нет будущего. На лжи, обмане и особенно политике действительно можно неплохо заработать, но ничего более. Что касается бреда, то он вообще не представляет собой практической пользы для общества, в связи с чем вам остаётся лишь посочувствовать. Абсурд же — нечто более возвышенное. Ни одно существующее определение абсурда не способно объяснить его истинную природу; понять его можно, только посвятив ему многие годы своей жизни. Так вот, большинство столь преданных делу абсурдологов прогнозируют в далёком будущем создание универсальной энциклопедии абсурда, или Абсурдопедии. Она будет издаваться на многих языках мира и переиздаваться не раз в пять лет, а каждые пять минут. Её соавтором сможет стать любой, кто пожелает поведать что-либо абсурдное, а специальные уполномоченные лица будут проверять добавленную информацию и убирать неподходящий текст. А чтобы энциклопедия не превратилась в хаотичный набор букв, все, кто посмел повысить энтропию её содержимого, долго потом не смогут даже притронуться к Абсурдопедии. В настоящее время всё это представляется невозможным, но наша Ассоциация абсурдологов уже сейчас планирует сказку сделать былью. В данный момент нашей первостепенной задачей является искоренение слишком «правильного» социализма, при котором широкое распространение энциклопедии абсурда невозможно. Общими усилиями мы развалим Советский Союз и обвиним во всём политиков — не зря же абсурд и политика преподаются в одном вузе. А дальше мы уже спокойно поручим нашу миссию американцам, которые со своим менталитетом всегда готовы потратить миллиарды на любой грандиозный замысел. Разумеется, многие относятся к такой фантастической перспективе скептически, но лично я настолько убеждён в Абсурдопедии, что однажды пошёл дальше и написал докторскую диссертацию о возможности создания так называемой «Абсурдопедии в квадрате», то есть энциклопедии на порядок абсурднее самой Абсурдопедии…

Иванов с нескрываемым восхищением рассказывал о светлом будущем абсурдологии всю пару и, наверное, проговорил бы ещё пару суток, но сжалился и не стал задерживать группу более, чем на 40 минут (лекции после этой пары уже не было).

— Н-да… Я всегда догадывался, что Грозный Ванька немного того, но чтоб нести такую хрень… — высказался Феофан на следующий день с нескрываемым скептицизмом.

— Старый маразматик. Видно, они все в той Ассоциации пришибленные, — подхватил Аскольд.

— Ага, создадут они Абсурдопедию, как же. Прикиньте, лет через сорок какой-то сопляк собственноручно добавит туда абсурдную хрень, и это моментально увидят в Хбаровске. Кто-нибудь, пристрелите меня, если так оно и будет, — «рискнул жизнью» Серафим.

А что подумал Гриша, никто не узнал, потому что он был очень воспитанный и давал в это время совет Клеопатре.

Митрофан, который тоже недавно слышал о радужной перспективе абсурдологии, был настроен не менее категорично, искренне считая, что Иванову самое место в психушке, а не в университете. Марку вообще было не до этого: в последнее время он целыми днями учил тот самый профилирующий для него предмет. Хотя экзамен по нему на абсуфаке сдавали только на третьем курсе, предстоящий дифференцированный зачёт всё равно был для Марка очень важен.

— Маркер, а ты слышал ту туфтурологическую хуйню от Ваньки? — спросил как-то Митрофан соседа.

— Про Абсурдопедию? Так он нам ещё в сентябре это сказал.

— Скажи ж, бред собачий?

— Я бы не сказал, что это бред. Иван — очень умный и образованный человек и никогда не бросает слов на ветер. Просто мы ещё многого не знаем, вот нам и кажется это бессмысленным.

— Маркер, ты здоров? Вам чё там, Ванька все мозги прокомпостировал?

— Ребята, как вам не стыдно! Какая разница, бред это или нет — в любом случае, это не повод ссориться, — поспешил помирить их Остер, пока они не поубивали друг друга. На этом диалог мирно завершился, и враждующие стороны пошли спать.

— Марк, ты только свет пока не выключай, — не успел раздеться Гриша, но тот пропустил его слова мимо ушей. Пришлось Остеру раздеваться в темноте.

31 декабря выдалось самым унылым кануном Нового года на памяти бредоведов. Несмотря на то, что преподаватели истории ерунды, научной фантастики поставили всем зачёты и искренне поздравили их с наступающим, группе было не до праздника: последняя итоговая по абсурдологии 3 января была не просто итоговой, а последней, предшествующей экзамену, итоговой, не говоря уже о том, что это итоговая по абсурдологии.

Марку и Митрофану повезло больше: у них 1 января абсурдология не выпадала, и последнее занятие пришлось на старый год. Придя в комнату, они тут же принялись собирать сумки, чтобы покинуть надоевшее общежитие на полторы недели до первого экзамена.

— Прикинь, Митроха, сегодня Грозный мне по дифф. зачёту «5» поставил! — не удержался первый и показал раскрытую зачётку.

— СКОЛЬКО?!! Ух, ни х-х-ху… Но как?!

— Ну, вообще-то, у меня рейтинг выходил 4,2, но, увидев, с каким воодушевлением я рассказывал на итоговой про Абсурдопедию, Иван аж расчувствовался и написал «отлично».

— А остальные как?

— Да никак. На всём потоке ещё штук семь ботаников получили «4», большинство всё ходило пересдавать, чтоб получить тройку, и ещё с полсотни будут отчислять за неуспеваемость.

— Полсотни? Пиздец! И ты так спокойно об этом говоришь?

— А что этих бездельников жалеть? Они сами знали, куда поступали.

— Ладно, спасибо за инфу. Я, наверно, на экзамене тоже закошу под любителя А-педии. Пока, Маркер, с наступающим!

— Пока, и тебя с Новым годом. И ещё: я бы не сове… несовершенный твой метод обмана, Иван тебя быстро расколет. Ну всё, удачи!

— Пока, Гришка, не скучай! Как придёт к тебе Дед Мороз, обязательно посоветуй ему, как правильно дарить подарки, — попрощались с советчиком соседи по комнате и ушли.

Новый год прошёл для Остера ещё хуже, чем День рождения: на этот раз никто, включая обещанного Деда Мороза, ничего ему не подарил. Разумеется, взрослый Гриша ничуть не расстроился, так как давно уже в него не верил.

2 января было последним днём отработки. В который раз Остер пошёл в 5 часов отрабатывать Иванову «бестолковую» тему. Всю эту неделю он тренировался подбирать словам максимально смешные определения. Гриша слегка волновался, вспоминая слова Марка о пятидесяти отчисленных студентах, но только слегка. Как ни странно, перед входной дверью никого не было. Никто не подошёл и в шесть часов, и в семь, и даже в восемь, да ещё и напившийся до поросячьего визга сторож открыл дверь только к девяти. Однако кафедра абсурдологии была закрыта, и уборщица неподалёку невежливо намекнула «припёршемуся», что никого там нет и не будет до завтра. Дав пожилой женщине бесплатный урок вежливости и услышав в ответ нецензурную брань, он вернулся в общежитие, испытывая некоторый дискомфорт от незакрытого «нб», что означало, что зачёт он не получит, к экзаменам его не допустят и, как результат, отчислят.

3 января перед третьей и единственной парой Гриша подошёл к профессору и открыл было рот, сделав выпад указательным пальцем, но преподаватель его опередил:

— Остер, Вы вообще знаете, что у Вас «нб» по 30 теме? Почему до сих пор не отработали?

От таких слов Гриша позеленел, но совсем чуть-чуть, оставаясь спокойным в любой ситуации.

— Тот факт, что меня вчера не было, ничего не меняет, — продолжал Иванов. — Нечего было тянуть до последнего дня. Хорошо, даю Вам последний шанс: засмеюсь — обведу «нб», не засмеюсь — пополните ряды Советской Армии. Какое бы слово Вам дать…

— Вальдемар Квадратович, я бы попросил Вас, если можно, дать мне слово покороче.

— Пусть будет по-Вашему. У.

— Что, простите?

— Предлог «у». Придумайте для него абсурдное лексическое значение.

Гриша остолбенел. Ну что за мода у Иванова впадать из одной крайности в другую! Но в любом случае, сейчас лучше промямлить хоть что-то, чем сразу сдаться.

— У — это имя космического пирата из будущего, — сказал Гриша первое, что пришло ему в голову, но такой заведомо несмешной ответ лишь насмешил профессора. Пришлось ему обвести злополучный пропуск…

— Уважаемая 6 группа! Я искренне рад, что многие из вас специально проделали длинный путь, чтобы посетить одну-единственную пару! — объявил пожилой педант в начале пары. — И коль уж вы все любезно соизволили посетить мою скромную кафедру, то потрудитесь заодно и сдать итоговую по применению абсурда в юмористических целях.

Студенты многозначительно посмотрели на старосту, после чего он резко встал и сказал:

— Вальдемар Квадратович, разрешите, я выскажусь? Мы тут посовещались и дружно решили…

— …что всё то, что я сказал о будущем абсурдологии — правда, и вы нисколько в этом не сомневаетесь, что бы об этом ни говорили другие, — закончил Иванов, и, судя по выражению лица Леопольда, угадал. — Скажем так, Кокурец-Солапый: у меня сзади ничего сладкого нет.

— Я ж говорил, не прокатит, — шепнул кто-то сзади. Пришлось группе рассчитывать только на собственные знания.

Тесты оказались на удивление лёгкими: в каждом вопросе требовалось выбрать один ответ, причём в половине случаев это была «Абсурдопедия».

Устная часть тоже была несложной. Более того, всем, у кого рейтинг выходил ниже, чем 3,4, профессор будто нарочно давал элементарные вопросы, вытягивая неуспевающих из группы риска. Грише, например, он дал задание описать рыбу в так называемом ёпрст-стиле, и, когда тот промолчал, не зная, что ответить, преподаватель без разговоров поставил ему пятёрку. В конечном счёте зачёт получили все до единого.

До второго семестра осталось пережить лишь зимнюю сессию. «Пережить», правда, грубо сказано про де-факто первую половину месячных каникул, отделяемую от второй экзаменом по абсурдологии. Даже те, кто составлял расписание экзаменов, понимали это и поставили историю ерунды, теорию бреда, съездовый анализ КПСС и абсурдологию 10, 12, 14 и 20 января соответственно.

Первый экзамен проходил в лекционном зале. В 8 часов первые пять групп поспешили взять все подготовленные билеты и занять места на расстоянии друг от друга. Остальным бредоведам пришлось ожидать в коридоре. 6 группе долго ждать не пришлось: отвечавшие выходили уже с зачётками с интервалом в одну минуту. Студенты следующей группы должны были заходить по порядку, и так получилось, что среди своих одногруппников Гриша зашёл последним.

Экзаменаторы, занимавшие лекторскую кафедру, пили кофе на глазах у сотни студентов и с энтузиазмом разговаривали о своих детях. Переборов желание научить их хорошим манерам, Остер взял единственный билет, по которому только что ответили, отдал зачётку и пошёл «готовиться», то есть ждать, пока зашедшие ранее ответят перед ним. Чисто ради интереса он прочитал вопросы билета: 1). Описать 5 видов ерунды, которыми занимался Гай Юлий Цезарь одновременно. 2). Указать причины, по которым участники Столетней войны так маялись дурью, что не смогли вложиться даже в столетний срок. 3). Доказать, что В. И. Ленин за всю свою жизнь и по сей день ни одной секунды не потратил на ерунду. Ежу понятно, что ни одну из этих тем на занятиях не разбирали, чтобы кто-нибудь, не дай Бог, не выучил их и не сдал честно.

Спустя час Гриша честно сказал, что ничего не знает и тут же получил четвёрку за «честность».

Экзамен по теорбреду прошёл практически так же, с единственной той разницей, что экзаменаторы пили водку и болтали о рыбалке. Гриша снова получил «заслуженную» четвёрку.

Экзамен по съездовому анализу КПСС был организован ещё проще: какой-то доцент собрал все зачётные книжки и, сверяясь со списком, кто сколько заплатил, безо всяких прелюдий выставил всем оценки. Теперь у Гриши стояло три «хорошо».

Экзамен по абсурдологии принципиально отличался от первых трёх тем, что к нему нужно было заранее подготовиться. Все те длиннющие лекции, которые Гриша конспектировал под угрозой написания огромного реферата, вдруг стали такими простыми и понятными, что за оставшиеся пять дней он вызубрил их наизусть.

Ввиду «большой важности» экзамена заведующий кафедрой принимал всего по две группы в день в учебной комнате. Ни у кого не вызывало сомнений и то, что Иванов лично опросит 5 и 6 группу без помощи красивых, но некомпетентных ассистенток. Надо сказать, что многие студенты перед Остером ответили на редкость хорошо, и, если бы не рейтинг, «подвиг» Марка Строки повторил бы добрый десяток бредоведов. Билет Гриши содержал пять вопросов — по одному на каждую большую тему. Набросав развёрнутый ответ на двух развёрнутых листах касаемо первых четырёх вопросов, он смело вышел отвечать, удерживая ответ на последний вопрос в голове.

Говорил Остер много, безошибочно и неинтересно, и начал импровизировать лишь под конец, перейдя к вопросу «Согласны ли Вы с д. непр. н., проф. Ивановым В. К. по поводу вероятности создания в будущем универсальной юмористической энциклопедии абсурда, и если нет, то почему?».

— Лично я с Вами категорически не согласен, — выбрал Гриша второе между лёгким и глупым. — Ваша проблема в том, что Вы очень мало отдыхаете от работы и уже не представляете себе жизни без абсурдологии. Даже Ваша самая сокровенная мечта носит профессиональный характер, и Вы упорно выдаёте её за реальность, несмотря на её очевидную несбыточность. Вальдемар Квадратович, Вы бы взяли, наверное, длительный отпуск и съездили б куда-нибудь отдохнуть, забыв о всех делах, такого плана.

— Ай-яй-яй, Остер, так хорошо начали и так паршиво закончили. К сожалению, Вы ответили неудовлетворительно.

Гриша почему-то ожидал этого и ничуть не расстроился. Всё равно впереди ещё две пересдачи.

Помимо него, в 6 группе не сдал только Мизинчиков. Все остальные были безумно счастливы и едва верили в то, что с абсурдологией было покончено раз и навсегда.

— Не, ну экзамен вообще офигенно прошёл, — констатировал Бонифаций. — Я думал, будет полная жопа, а оказалось так легко, и не потому, что халява, а потому, что мы всё это учили, и оно отложилось в голове.

— Ну да, абсурдологов Ванька дрюкал куда жёстче. Он же не дебил, понимает, что нам а-логия не пригодится, тем более, ему нет резона нас валить, — присоединился Аскольд.

— Да Ванька вообще охуенный мужик. Зря мы на него гнали, он всё правильно делает. Побольше бы таких в нашем вузе, — подхватил Поликарп, и все юноши, включая Мизинчикова, согласились с ним.

— Погодите, парни, не спешите так с выводами, — не выдержал Гриша. — Разве вы забыли, как он над нами издевался?

— А что, он должен был с нас пылинки сдувать? — заступился Анастасий за профессора. — Да ему памятник надо поставить за то, что он нас многому научил, не взял за это ни копейки и не давал дебильных советов на каждом шагу, в отличие от некоторых!

— Забей, Настян, — кратко посоветовал Поликарп, но тот не обратил внимания на суть этих слов и совсем не разозлился.

Для большинства из потока первый семестр благополучно завершился, но только не для Гриши. Кроме него, на первую пересдачу явилось ещё семь отъявленных лентяев и прогульщиков. Невероятно, но эти семеро умудрились пересдать на «3», а Остер так и не был «удовлетворён».

После первой пересдачи во 2 общежитии царила гробовая тишина, а вахтёры то и дело покидали пост на пару часов, а то и на всю смену. Подобная картина наблюдалась и в университетском корпусе во время второй пересдачи.

— Что, Остер, решили всё-таки извиниться и признать, что будущее абсурдологии за Абсурдопедией? — всё-таки оказался на месте Иванов.

— Вальдемар Квадратович, Вы не поняли. Я пришёл пересдать экзамен, а что касается Абсурдопедии, то моё мнение остаётся прежним.

— Нет, Остер, это Вы меня не поняли. Вы только что упустили последний шанс продолжить обучение в этом вузе, — сказал профессор и поставил «неудовлетворительно» в третий и последний раз.

По пути в деканат Гриша впервые огорчился по-настоящему. Теперь оставалось надеяться только на декана, который позволил бы ему продлить семестр.

— Как, Вы говорите, фамилия преподавателя? Иванов? Сожалею, молодой человек, но ничем не могу помочь. Во втором семестре он занимается исключительно с факультетом прикладной абсурдологии, полностью игнорируя студентов иных факультетов, — не обрадовал его декан.

Несчастный Остер, так любивший говорить «не нервничай», разнервничался ещё сильнее. Он побежал прямиком к ректору и вошёл без стука. Ему уже было всё равно.

— Абсурдик Вальдемарович занят, зайдите попозже, — остановила его секретарша.

После десятиминутного топтания под дверью нетерпеливый Гриша дождался-таки, когда ректор освободится, и рассказал ему о своей проблеме.

— Так, значит, Вы и есть Остер? А я как раз подписал приказ о Вашем отчислении. Всё равно я Вальдемару Квадратовичу не указ.

— Но Вы же ректор!

— А он профессор и доктор наук. Ещё вопросы есть?

— А как же плата за 4 года обучения?

— В контракте чёрным по белому написано, что в случае прекращения обучения студента по любой причине, за исключением форс-мажорных обстоятельств, деньги, выплаченные за обучение в ЛГУН, возврату не подлежат.

* * *

Гриша ехал в поезде домой, немного переживая о том, что скажут родители, когда узнают, что их сына отчислили, и 4040 рублей плюс деньги на проживание и многочисленные взятки ушли коту под хвост. В том же вагоне по проходу бегали пятилетние мальчишки и обзывались:

— Ты дурак!

— А ты козёл!

— А ты вообще осёл!

— А ты… А ты…

— Я тебе подскажу, — шепнул последнему Остер. — Скажи ему: «Кто как обзывается, тот сам так называется!».

— Спасибо за совет, дяденька! Кто как обзывается, тот сам так называется!

Гриша был тронут до глубины души. Этот воспитанный мальчик сделал то, о чём даже не задумывались почти взрослые студенты и совсем взрослые преподаватели. Он сказал: «спасибо» за совет! Впервые услышав слова благодарности за устную помощь, Остер твёрдо решил, что взрослые недостойны его ценных рекомендаций. С тех пор он давал якобы вредные для взрослых советы только детям.

Если вредные советы
Вдруг ничем не помогли вам,
И неудовлетворённость
В ваши мысли закралась,
То прочтите их ещё раз,
А потом их же — ещё раз,
А потом — ещё разок.
Если это не поможет —
То убейтесь же об стену.
И тогда забудем сразу
Мы про вас и ваши беды.

~ Григорий Остер 

Критика[править]

Эта повесть была написана 12 мая 2012 года, ко Дню рождения сразу двух подруг автора. Это было очень кстати, если учесть, что он ничего им не подарил. Правда, они его не приглашали и даже не читали прозу «Вредные советы» (далее ВС), предпочитая произведения Пауло Коэльо, но автор на них за это не в обиде.

Впервые мысль написать нечто в этом духе посетила автора ещё осенью 2011 года. Однако тогда он располагал лишь отдельными фрагментами будущей повести в голове, которые никак не хотели образовывать единое целое. В середине декабря автора внезапно посетила предновогодняя муза, и над ним тут же вспыхнула незримая лампочка, возвестившая о том, что ВС готовы к написанию. Не в силах больше удерживать огромное количество информации в мозгу, автор схватил первую попавшуюся тетрадь и наспех записал краткий план рассказа. Поразмыслив над написанным, он прикинул, что по объёму ВС займут чуть ли не мегабайт. Уже в процессе написания он поймёт, что его расчёты были ошибочны и что рассказ займёт где-то килобайт 600, а то и 500, но уж никак не меньше 400. И лишь ближе к концу он осознает, что может претендовать лишь на 330—350 килобайт текста в двухбайтовой кодировке.

Помимо плана, автор регулярно вносил по ходу повести множество мелких, но очень важных деталей, которые должны были неукоснительно учитываться для создания целостной картины без «книголяпов» или же отбрасываться на месте, дабы не портить её излишними подробностями. Именно тот факт, что бо́льшая половина деталей была отброшена, и явился причиной несоответствия между прогнозируемым и действительным объёмом прозы. Стоит отметить, что под «книголяпами» здесь подразумеваются противоречия внутри самой повести, а не с действительностью в описываемое время или чем-нибудь ещё. Кроме деталей, включаемых в текст, автор записывал также то, что только подразумевалось, например, характер героев. При всём этом он расходовал бумагу очень экономно, умудряясь вписывать многие заметки между строк крошечными буквами и даже возвращаясь назад, чтобы записать жирными буквами новую деталь поверх ненужной, поэтому автору хватило всего лишь полторы тетради по 48 листов.

На протяжении пяти долгих месяцев автора не раз посещали мысли забить на этот кропотливый труд, но часть повести, уже написанная и сохранённая в текстовом документе, заставляла его писать ещё и ещё. Всё осложнялось ещё и тем, что благоприятные условия для печати имелись лишь в выходные и праздничные дни. Впрочем, сам автор склонен полагать, что будние дни, напротив, были для него днями заслуженного отдыха, а также дополнительным временем для обдумывания написанного и будущего текста.

Первое упоминание о главном герое мы видим уже во втором абзаце. Это говорит о том, что автор не любит тянуть со вступлением, как это делают другие писатели. Его прообразом послужил, мягко говоря, странный знакомый автора, имя и фамилия которого почему-то ассоциируются с прилагательными Мудрый и Бывалый. Собственно говоря, он и ведёт себя так, как будто он чрезвычайно мудрый и бывалый. Поначалу автор находил такое поведение забавным, но за долгие годы знакомства его это стало всё больше раздражать, и даже открытое глумление над странным знакомым не принесло желаемого облегчения. В итоге мы снова переходим ко второму абзацу настоящей критики, но уже со знанием причины.

Приятной особенностью ВС среди других произведений является то, что автор продумал время событий до мелочей. Конкретный год он намеренно не указывал, но две отсылки к нему (41-летняя женщина, родившаяся в 1924 году и премьера фильма «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика») подсказывают, что речь идёт о 1965 годе. Последний был выбран не случайно, ведь Григорий Остер, которому автор приносит тысячу извинений за ассоциацию с чудаком, известным лишь в узких кругах, родился в конце 1947 года и достиг студенческого возраста именно в 1965 году. Также автор отметил, что День рождения его литературного двойника не когда-нибудь, а 27 ноября. Но самым потрясающим можно назвать то, что он не поленился вычислить, что 1 сентября 1965 года приходится на среду. Без всякого сомнения, автор ВС любит точность, чего нельзя сказать о Дж. К. Роулинг, в книгах которой каждое 1 сентября приходится на воскресенье, хотя нигде не указано, что количество дней в любом году у волшебников делится на 7. Единственное, в чём можно упрекнуть создателя ВС — читатели пожилого и преклонного возраста, знававшие далёкий 1965 год не понаслышке, сразу поймут, что автора тогда и в планах не было. С другой стороны, такое знание особенностей учёбы в вузах показывает, что он точно не школьник.

Уже из третьего абзаца мы узнаём, что главный герой Гриша Остер (далее ГО) будет учиться с 20 одногруппниками. Такое количество постоянных второстепенных героев достаточно велико, но автор упомянул каждого из них лично, и, если хорошенько поискать, то можно найти в повести всех до единого. Совокупность их характеров сразу даёт понять, что группа хотя и не идеальна, но в целом представляет собой нормальный относительно дружный коллектив, пусть и с выраженными микрогруппами внутри. И только опытный глаз критика позволяет выявить, что из 20 студентов автор преднамеренно никого не сделал явной выскочкой для пущего контраста ГО с одногруппниками. То же можно сказать и о его соседях по комнате — классическом примере того, как два абсолютно разных типажа смогли найти общий язык и подружиться. Более того, ровесники, окружающие главного героя — хорошие товарищи. Несмотря на поведение ГО, о котором будет сказано ниже, они поздравили его с Днём рождения, а когда у него появилась реальная угроза отчисления, одногруппники и соседи по комнате искренне пытались помочь ГО.

Образ главного героя — слегка гиперболическая копия «Мудрого и Бывалого» знакомого автора. Вмешательство в чужие дела, дача советов, которым позавидовал бы сам Капитан Очевидность и бессмысленное заступничество — вот три качества, выбранные последним для самоутверждения и удовлетворения желания быть значимым. Более того, он искренне считает, что окружающие его люди слишком глупы, чтобы принимать какие-либо решения без его помощи, хотя и не говорит об этом вслух. Вместо слов-паразитов блин, типа, короче он, как «умный» человек, часто повторяет не, ну на самом деле, такого плана, и т. д. с лицом, преисполненным непоколебимой серьёзности. Впрочем, иногда «Мудрый и Бывалый» позволяет себе пошутить, но делает это очень уж неудачно. Все эти моменты автор отразил в данной повести без изменений. К сожалению, он не включил туда присущие знакомому неординарный смех фальцетом с полным обнажением передних зубов, всегда завершающийся неразборчивым «а ну» под нос и чередование комментариев истинного знатока с громкими нецензурными выкриками при просмотре футбольного матча. Справедливости ради надо отметить, что «Мудрый и Бывалый» даёт «ценные» рекомендации всё-таки не всем. В частности, он практически никогда не советует своим друзьям, предпочитая подстраиваться под них и угодливо поддакивать, чтобы не потерять их, а также нетолерантным особам, могущим послать за совет куда подальше или даже избить. ГО же не проявлял подобной селективности и советовал всем подряд, в чём и состоит лёгкая авторская гипербола.

В мире существует немало людей, чьи имена и фамилии совпадают с таковыми у героев произведений. Некоторые из них становятся объектов бесконечных насмешек и сравнений с литературными персонажами. Автор ВС — один из немногих писателей, кто предусмотрел это и дал второстепенным героям редчайшие, а то и вовсе выдуманные имена и фамилии. Не самым удачным примером служит Марк Строка, живущий в одной комнате с ГО. Однако это очень удачный пример анаграммы, намекающий прозорливому читателю, что в образе Марка есть небольшая частица от автора. У него уйма положительных качеств: усердие в учёбе, умение находить общий язык не только с «ботаниками», невмешательство в чужие дела или отзывчивость по обстоятельствам — но к автору это относится в куда меньшей степени. Но если сравнивать всех троих обитателей 47 комнаты (последние две цифры года рождения Григория Остера), то он больше всего похож именно на Марка.

Если описание студентов 6 группы бредоведческого факультета началось с главного героя, то с преподавателями дело обстоит иначе. По авторской задумке, сначала читатель знакомится с «второстепенными» преподавателями, которые имеют одну общую черту — злостное взяточничество, а потом только с их антиподом — профессором абсурдологии. Для пущего интереса знакомству с ним предшествуют несколько диалогов студентов, откровенно боящихся строгого и принципиального профессора. Собственно, автор не имеет никакой учёной степени по абсурдологии, но большинство критиков склоняется к тому, что в образе Иванова скрывается куда бо́льшая часть от автора по сравнению с образом Марка Строки.

Профессор абсурдологии — эдакий университетский Чак Норрис. На первый взгляд кажется, что он обычный педант, однако под этой маской скрывается настоящий самодур, позволяющий себе множество вольностей, но по-прежнему держащий студентов в ежовых рукавицах. Казалось бы, что самым авторитетным в вузе должен быть ректор, но автор придумал кое-что получше: в конце произведения читатель узнаёт, что ректор ЛГУН — это сын Вальдемара Квадратовича. В конце семестра Иванов неожиданно проявляет доброту и лояльность по отношению к студентам-бредоведам. Но это — не те хорошие качества, которые проявляет строгий отец по отношению к детям, покидающим родительское гнездо, а психологический приём, используемый многими влиятельными людьми в реальной жизни, чтобы их бывшие студенты остались навеки благодарны им и считали за честь выразить свою благодарность тем или иным способом.

Противостояние ГО и профессора абсурдологии — главная сюжетная линия в ВС. Это не банальная борьба добра со злом — будь они в Годвилле, ГО был бы нейтральным героем, а Иванов — нейтральным богом. Нет, речь идёт о гораздо более оригинальных противоположностях: альтруизм, заботливость и угнетённость против эгоизма, начхательства и властолюбия. Кроме того, художественные антиподы если не равны, то хотя бы соизмеримы по силе, чтобы схватка между ними не напоминала избиение младенца. Автор же пренебрёг и этим сложившимся стереотипом, сделав ВС уникальным произведением в своём роде.

Исход судьбы главного героя разочаровывает своей предсказуемостью, но это не значит, что у повести нет шансов стать шедевром мировой литературы начала XXI века. Название фильма «Побег из Шоушенка» — уже спойлер сам по себе, но это не помешало ему занять первое место в рейтинге IMDb.

В заключение хотелось бы добавить, что автор не лишён самокритики. Это очень хорошее качество для писателя, которого некому критиковать.

Критика критики[править]

Не суди, да не судим будешь.

~ Автор про критика, намекая на критика критика

Эта критика (вернее, не эта, а та, что выше) была написана 11 ноября 2012 года, хотя никто из знакомых критика в этот день не рождался. Последний, очевидно, хотел написать её ровно через полгода после появления ВС на свет, но на один день поспешил, будучи не столь пунктуальным, как автор.

В отличие от автора ВС, автор критики (он же критик) не такой графоман. При написании критики «Вредных советов» (далее КВС) он обошёлся без тетради и написал всё за один присест. КВС вышла примерно в 17 раз меньше ВС, однако автор написал повесть куда больше, чем за 17 присестов, из-за тщательного продумывания никому не нужных мелочей, которые упомянуты в третьем абзаце КВС.

Далее критик упоминает некоего знакомого автора, ставшего прототипом ГО. Как автор, так и критик отозвались о нём негативно, из чего можно было бы предположить, что оба они жили с ним в одной комнате. С другой стороны, критик пишет так, будто никогда не жил в одной комнате с автором, следовательно, это предположение ошибочно.

И, конечно же, нельзя не упомянуть профессора абсурдологии. Критик нарочно не написал, что он не кто иной, как литературная Мэри Сью, чтобы не обидеть последнего. Также в повести фигурирует Марк Строка — эдакая дочь Мэри Сью, у которой всё впереди. Абсурдик Вальдемарович, ректор ЛГУН, хотя и приходится в повести сыном профессора, но по отношению к Мэри Сью он даже не дальний родственник.

С противостоянием ГО и Иванова критик явно перегнул палку: на его фоне даже противостояние слона и Моськи кажется более здравым.

Критик ВС, или автор КВС, как и сам автор ВС, также не лишён самокритики. Есть даже мнение, что это один и тот же человек. Более того, есть мнение, что тот, у кого есть предыдущее мнение, вообще пишет сам о себе. Как бы то ни было, самокритика — очень хорошее качество для критика, которого некому и которому некого критиковать.

См. также[править]

Абсурдотека:Вредные предрассудки

Совет

Понравилось — покажи друзьям.

Бестселлеры в свободном доступе

TOP 10: Самые выдающиеся штурманы всех времён и народов ❖ WikiLeaks. Извранные материалы ❖ Абсурдопедические басни ❖ Аватар ❖ Анекдоты про землян ❖ Баллада о Вильгельме Завоевателе ❖ Вестник Викиреальности ❖ Волк и семеро козлят ❖ Вредные советы ❖ Гарри Поттер и шарообразный колобок ❖ Дело о кошкином доме ❖ Десять сказочек про рыбака ❖ Исповедь уборщика ❖ Квантовая сказка ❖ Крестьяне 21 века ❖ Лекарство от скуки‎ ❖ Незнайка и его друзья‎ ❖ Несдаваемый экзамен ❖ Один день революции‎ ❖ Охотничьи рассказы ❖ Песнь контуженного аса люфтваффе ❖ По щучьему велению ❖ Показательный футбольный матч ❖ Похождения Гуманиста ❖ Похождения капитана Пикирка ❖ Праздничные будни ❖ Произведения школьной программы в длинном пересказе ❖ Разные версии сказки «Репка» ❖ Сборник пословиц и поговорок русского языка ❖ Собрание лучших школьных сочинений ❖ Суровые сказы ❖ Тест при приёме на работу ❖ Форум о мыле ❖ Черновик любовного письма ❖ Что такое хорошо и что такое плохо. Анализ

п·о·в Города Абсурдоляндии с населением свыше 50 000 жителей
Вредносоветская область	Вредносоветск · Абсурдодефицит · Бауманка · Бнопнянск · Вагинолизск-в-Кубе · Вреднопредрассудск · Злойск · Зюганово · Иосиф-На-Волге · Летопроводное · Лос-Карнегис · МВДск · Старые Васюки · Носоломов · Оленинск · Онотолеполь · Праздбуднрг · Рио-де-Пусси · Рашка · Русо-говнянск · Хорошево-Плохойск · Чейск · Школьно-Приключенческое
Цивилизацбургская область	Цивилизацбург · Викиликск · Взятково-Злоупотребленское · Владипутинск · Владипутинск-на-Войне · Герман-Датский · Жизнезаводск-4 · Звёздновойск · Котэск · Мерседерск · Мистолэва · Печкинград · Полуживойск · Прикольное · Рыбак-сити · Сильномирное · Снюсоедово · Старый Сочи · Триллерск · Тувалуск · Усо−Шляпнинск · Худшеаниминск · Чернокотэск · Черчиллийск · Швединск · Шляпнинск · Шрёдинберг
Джекославская область	Джекослав · Абсурдово · Башкиркинск · Возмездное · Восемнадцатилетнеподростск · Горячепсинск · Живопсинск · Запретск · Запретск-Детский · Земля-2 · Коронавируйск · Ленинград · Мокрицын · Мумуйск · Неразборчивое · Николаев-Т · Паранойск · Пикиркинск · По-Моему-Тепск · Праздницкий · Разлучайск · Рамида-3,14 · Репковецк · Танкистопсинск · Хохловск · Ясос-Бибирево
Пересказовская область	Пересказово-Длинное · Антимилитаристск · Арабфаннийск · Гомовампиршк · Город Тупых Автомобилистов · Гуманиполь · Дровоёбино · Игропрестольный · Любомудриевка · Навуходопоносоровийскбургоград · Нон-Гратск · Поттерград · Поттерград−Зелёный · Поттерград−Колобковский · Поттерград-Учебный · ‎Хижинбург
Шахматская область	Шахматск-на-Форсе · Алконаркотск · Асбест-Планетарный · Афрожопск · Бакунино · Воинск · Влюбийск · Звёздносистемск-1 · Мероопорск · Метро-2 · Младший куст · Норрисполь · Пингвинопитекск · Сканвординск · Суровый · Тачкинск · Физийск · Херлохо-Шилдск · Хлебноотдельск · Хондаград · ‎Челябинск · Черножопск · Юниорский Бонсай
Стихоквадратская область	Стихоквадратск · Абаба-Галамага · Абсурдоляндия · Бартонск · Второе Краснотревожье · Гоа'отти · Десятикознинск · Дофигайск · Зеленозубск · Землемерск · Малоквадратск · Мужевыборг · Николаев-2 · Ожиговое · Отморожье · Робописайск · Травмайск · Чердак-Пучковский · Чердаки-Пучковские · Шледственный Изолятор Англо-Французский Дружественный

Абсурдотека:Вредные советы

Критика[править]

Критика критики[править]

См. также[править]

Навигация

Действия на странице

Действия на странице

Персональные инструменты

Навигация

Инструменты

Поиск

Инструменты

Абсурдотека
Библиотека нетленной классики

Книжные завалы
Читальный зал · Книгохранилище · Случайная книга
Найти книгу
Об авторе данного шедевра