Абсурдотека:Десять сказочек про рыбака

Библиотека нетленной классики
Абсурдотека
Книжные завалы
Читальный зал · Книгохранилище · Случайная книга
Найти книгу
Об авторе данного шедевра

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью? А оно нам надо?

~ Народ про сказку

Рыба ищет, где глубже, а человек — где рыба.

~ Пословица про рыбака

Рыба — понятие неоднозначное

Сказочка первая (российская)

Жил да был один рыбак, на берегу синего моря (вообще-то называлось оно Белое море, но цвету своему не соответствовало), и работал он рыбаком, в рыболовецком колхозе.

…Бонд, Джеймс Бонд…, очень крупная рыба попадёт Ивану в невод…

Злостно утраченное плавсредство

И вот стоял однажды Иван-рыбак на берегу, махорку курил, да в море глядел. Долго ли — коротко ли, он энтим делом занимался, про то не известно. Только прибежал к нему председатель колхоза, и говорит таки ласковы слова: «Всё стоишь, Иван, да перекур устраиваешь, а колхоз там времени рыбопо́ставки народному государству проваливает… ! Раскудрить твою мудрить!»

— Вот тебе, Иван, плавсредство, снасти свои возьмёшь, и айда в море — план выполнять! — сказал ему председатель, швырнув ему под ноги разбитое корыто.

Делать нечего. Почесал Иван-рыбак маковку, невод взял, крюк с канатом — кошку, стало быть, погрузился в корыто да в море пошёл.

Вышел на самую его середину. Взял, да и забросил невод в Белое море. Забросил… И стоит, как дурак, без невода. Не знает, как же его оттудова добыть.

Подумал малость, решил кошкой его зацепить. Закинул кошку в море и снова стоит, как дурак, уже без ничего. А как доставать своё добро из моря — того не ведает.

Ещё немного подумал Иван-рыбак, по карманам пошарил, достал динамиту малость самую — килограмм пятнадцать, к кирпичу привязал, детонатор вставил, фитиль от самокрутки подпалил — да и забросил всё это в Белое море.

И свершилось чудо! Бабахнуло где-то в глубине морской. Вспучилась гладь морская и отдало море Белое невод рыбака, да не один невод за него и кошка зацеплена, а в неводе-то невесть что запуталось — не иначе чудо — юдо морское.

Прицепил Иван канат с кошкой к корыту, да пошёл к берегу на рывках, так грёб, что аж ещё с версту по берегу перемахнул на вёслах. Пока в сосну со всего маху не врезался, так что корыто в конец разбилось.

Встал Иван-рыбак, отряхнулся, решил на улов посмотреть. А там — в неводе, не понять чего крутится, брыкается, кувыркается. Не то зверь морской, не то человек какой. Распутал его Иван, а тот шкуру, аки аспид сбросил, и оказался, что человек стоит, одет не по-нашему. Решил Иван крест животворящий сотворить, да вспомнил, что Бога ещё в 1917 отменили, и потому просто треснул его веслом по башке и связал быстренько.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. В общем успел наш Иван сто грамм замахнуть, да неводом с морскою травою занюхать — очухалось Чудо-Юдо. Очухалось да и молвит:

— Не бей меня Иван, я есть отчень важный гражданин иностранного государства -весьма бо-о-льшой рыб, так сказать, пришёл к вам в Россию с очень важной миссией. Помоги мне, Иван, не выдавай, а я тебе за это чего хошь изделаю. Озолочу, осеребрю, платиной покрою, осчастливлю, но в пределах ассигнований бюджета, конечно.

«Дык, вот ты как, шельма! — подумал Иван, — шпыён заморский, купить меня вздумал, аспид, предать Велику Родину, ГАД!» Да и снова его веслом по башке. Тот сразу и с ног долой.

Подхватил его тогда Иван, да и в НКВД сволок. А там того уж, добры молодцы, взяли под белы рученьки и на допрос, чтоб знал, как шпионить.

Хотел было Иван до дому отправиться, да добры молодцы его догнали и повязали немедля. — За что ж так, меня? — спросил он.
— Ещё спрашиват! — удивились добры молодцы из внутренних органов, — ты, вредитель, колхозно плавстрество под отчёт брал?
— Брал! — ответствует Иван.
— Ты, саботажник, его собственноручно о сосну разбил? — спрашивают они.
— Разбил! — сознался Иван — только я в голову не возьму, вы то откуда дознались?
— То есть государственна тайна, но тебе скажем — ты шпыёна к нам приволок — приволок, вот он то всё о тебе и сказал! — Молвили добры молодцы.
— Да и как не сказать-то, коли главный следователь наш такой душевный товарищ, коли, спрашивать начнёт, так не только сказку расскажешь — былину сочинишь и летопись напишешь. — добавили добры молодцы.

Понял всё Иван-рыбак и не стал упираться. Потому дали ему всего-то десяток годков и лопату- канал копать.

Ну, Иван-рыбак, не будь дурак, за три года канал выкопал, до самых земель варяжских, да там и осел. НКВД его оттудова сковырнуть никак не смогло.

Иван же там семью завёл, да на скрипке играть выучился, народ молвит — здорово у него получалось. Так и остался он в землях тех жить — поживать, да НКВД поминать, чтоб тем икалось.

Сказочка вторая (самостiйна та незалежна)

Волшебная кувалда — дар благодарности

Жил да был Остап-рыбак, на берегу синего моря (вообще-то называлось оно Чёрное море, но цвету своему не соответствовало). Жил он себе да был, рыбу ловил. Сам ел. Лишнее же чумакам на соль менял. Добрая жизнь была. Да вот беда. Каждый божий день была на столе у Остапа рыба, да рыба. И так ему это еда надоела, что дюже захотелось ему сала. Просто мо́чи нет, как захотелось.

А где ж взять? Свиней в этих местах отродясь не водилось. Климат не тот. И вот в задумчивости о трудностях жизни своей, привычно спустил он свой рыбацкий човен. Поплыл верши проверять. День выдался таким же трудным как остаповы думы — верши были пустыми. И вот добрался он до последней. Верша была тоже пуста, верней почти пуста, ибо была в ней только одна рыбёшка, да и та по какой-то непонятной прихоти провидения — оказалась речной щукой.

— Отпусти меня, Емеля, ой, тьфу, опять сказки перепутала, то есть Остап! Я тебя отблагодарю! — совсем не на державной мове заговорила рыба. — Э-э-э-э-э, — подумал Остап, — зря я сегодня с утра горилки принял. Надо ж так, чтоб в море попала речная рыба, да ещё и говорящая, да ещё чтоб по москальски… Скажу куму — не поверит.
Щука же, тем временем продолжала: — Отпусти меня, Остап, мне в другую сказку пора, ждут меня там. — А как благодарить станешь? — поинтересовался Остап.
— А так, вот тебе, Остап, волшебная кувалда, как захочешь чего, так молви: «По щучьему велению, по моему хотению, яви мне, кувалда, чего хочу». Тресни себе по башке, оно и сбудется, да только не слишком усердствуй, там три заряда, волшебных, всего осталось. Так ты думай сначала чего желать! — ответила Щука.

Тут же из ниоткуда, в руках у Остапа появилась кувалда, а верш рассыпался на прутья, Щука выскользнула и была такова.

«Вот чудеса!» — смог лишь сказать Остап и направил свой човен к берегу. Скоренько вытянул его, Привязал как следует, вёсла и парус запер в сарай, под замок, чтоб не угнали човен. Ключ перепрятал. Взял волшебную кувалду и в хату пошёл.

В хате Остап задумался крепко, как же ему желания придумать, чтоб мечту свою осуществить. Для просветления принял ещё горилки чарку малую, да и сказал: «По щучьему велению, по моему хотению, яви мне, кувалда, чего хочу. А хочу я, какую-никакую морскую свинку, раз уж нормальных здесь не водится…»,— и тюк себя по темечку кувалдой.

Очнулся он когда уже взошло солнце. В хате рядом с ним на полу стояла клетка с маленькой пушистой зверюшкой, вовсе не похожей на свинью, но довольно звонко хрюкающей.

«Не попробуешь — не поймёшь», — разумно решил Остап и в этот же день зверюшку заколол. Его ждало разочарование: сала в зверюшке не было напрочь, мясо только, да и того — крохи. Полный досады, что так лохонулся, Остап вновь схватился за кувалду.
— По щучьему велению, по моему хотению, яви мне, кувалда, чего хочу. А хочу я, какую-никакую морскую СВИНЬЮ!, — и снова приложился кувалдой себе по голове, теперь уже сильнее.

Очнулся он снова утром. В хате было пусто. Тогда он вышел во двор. А там… На невесть откуда взявшемся столе огромных размеров лежал другой зверь. Причём уже освежёванный и разделанный.

Сала было в изрядном количестве. Радость Остапа была огромна. Он набросился на разделанные куски заветного продукта, одновременно вспоминая разнообразные рецепты приготовления. И тут он обнаружил полное отсутствие соли. Благо мимо проезжал очередной чумацкий обоз и те, с радостью обменяли такой чудно́й продукт Остапу на соль. Соли теперь было в огромном избытке. Остап даже на радостях выдал залихватского гопака. Но вновь обнаружил отсутствие сала. Он сменял его на соль. Всё. Полностью. И вернуть уже не было никакой возможности, ибо чумацкий обоз уже пылил далеко на горизонте.

— Вот же чёрт! — сказал Остап, и кинулся к кувалде. Немного подумал и изрёк:

— По щучьему велению, по моему хотению, яви мне, кувалда, чего хочу. А хочу я, чтоб сало горой лежало, да так чтоб вся соль в дело пошла! — и снова пустил волшебную кувалду в дело.

А это — результат её применения

Когда он очнулся, было опять утро. Он быстро выбежал во двор… и лишился дара речи, на его земле, занимая весь участок, лежал невиданный зверь морской, опять освежёванный и разделанный.

Радости Остапа не было пределов. Он сумел воплотить все свои мечты, Засолить и закоптить сало всеми возможными и невозможными способами. Да кроме всего прочего понаделать из мяса огромного зверя чу́дной домашней колбасы. Правда, по совести сказать, что сало, что мясо, довольно сильно отдавало рыбой… , но Остап за свою жизнь уже привык к этому вкусу, и посему ничего непривычного для себя не заметил.

Теперь столь желанной еды у Остапа было припасено лет на триста, и он больше не рыбачил. Ему было некогда. Ведь каждую ночь, для сбережения такого богатства, его приходилось перепрятывать. А это большой труд…

Сказочка третья (дальневосточная)

Давным—давно жил да был один рыбак, на берегу синего моря (вообще то называлось оно — Жёлтое море, но цвету своему не соответствовало), и звали рыбака просто: рыбак Ли.

Каждый день по три тысячи раз закидывал он невод, но тот каждый раз приходил обратно пустым. Ли менял способы заброса, забрасывал в разное время, но всё было безрезультатно, и ему приходилось перебиваться рисом, что он выращивал на крохотном прибрежном участке, что принадлежал ему.

И вот, когда терпение Ли подошло к концу он решился спросить совета. Спустил в море свою джонку и отправился к отшельнику — великому мудрецу, который жил на одинокой скале посередине залива.

Мудрец — отшельник, живущий на скале по середине залива

Встретившись с мудрецом, он поведал тому свои беды. Отшельник же отвечал ему: «Сначала Ли, укрепи своё тело, вот тебе священные письмена, что так замечательно написаны на шёлке, изучи их, развей свой кунг-фу».

Ли в точности последовал словам мудреца. За год он стал мастером кунг-фу, чемпионом Циньской империи, но когда в очередной день, он забросил невод очередные три тысячи раз, невод снова был пустым.

Ли отправился во второй раз на скалу к отшельнику-мудрецу. — Укрепился ли ты телом, Ли? — спокойно спросил тот.
— Да, мудрейший, — ответствовал рыбак, — мой кунг-фу не имеет себе равного, во всей империи Цинь!
— Достойно! — сказал отшельник, — но это только начало пути, вот тебе другое писание, запечатлённое на драгоценнейшей тончайшей рисовой бумаге, изучи его, упорядочи свои мысли.

Ли взял свиток с мудростью и отправился назад к себе. Он изучил мудрый текст и многие другие мудрые тексты на которые он ссылался, окончив подробное изучение, Ли за три дня, написал философский трактат, затмивший труды самого Конфуция. После чего, Ли снова три тысячи раз забросил невод. Невод был пуст.

В третий раз направил Ли свою Джонку на скалу к отшельнику-мудрецу.

— В порядке ли твои мысли, Ли? — спросил его отшельник.
— Да, учитель, — скромно ответил ему Ли, низко поклонясь.
— Вот мой трактат, философы империи говорят, что он может затмить славу Конфуция, — добавил Ли.
— Это всего лишь середина пути, — изрёк мудрец-отшельник, — теперь тебе нужно укрепиться духом.
— Вот тебе уникальные знания, набранные изумрудами на золотых пластинах, изучи их, — напутствовал Ли мудрец.

Ли вернулся домой и начал постигать мудрость золотых пластин, а постигнув — промедитировал целый год, после чего написал книгу о природе и происхождении вселенной и законах по которым она развивается, с аргументами и стройными доказательствами. Он не стал говорить другим людям про своё открытие, ибо понимал, что эти знания преждевременны и могут навредить людям. На этот раз Ли забросил невод десять тысяч раз. Но тот не принёс улова. Тогда Ли взял свою рукопись и снова направился к мудрецу отшельнику.

— Окреп ли ты духом, Ли? — спросил его мудрец.
— Да, учитель, вот мои мысли, они посетили меня в момент озарения, когда мой дух вознёсся к неведомым пределам вселенной, — отвечал ему Ли, и с поклоном передал свой труд мудрецу.
Тот прочитал книгу, удивлённо приподнял бровь и снова спросил:
— И что? Невод всё ещё возвращается пустым?

— Да, учитель, — вновь отвечал ему Ли. Тогда отшельник сказал:
— Хорошо! Твоя беда стоит того, что бы мне на некоторое время покинуть мою уютную скалу. Вези меня к себе и покажи, как ты пользуешься неводом.

Обрадованный такой чести, Ли, тотчас же доставил мудреца-отшельника на берег.

Он взял невод, забросил его в воду. Невод пришёл пустым. Ли замахнулся второй раз, но был остановлен окриком отшельника.

Тот внимательно посмотрел на Ли и изрёк:
— Ли, повернись назад, там ты увидишь море, садись на джонку, отплыви подальше и забрасывай невод там. А в рисовом чеке, хоть и есть вода — но рыбы нет! Только сначала доставь меня обратно на скалу, я готов написать новый труд, полный мудрости.

Ли в точности исполнил пожелания отшельника и впервые за много лет вернулся домой с уловом, с богатым уловом. Он обрёл счастье и мир в душе́, в чём был безгранично благодарен мудрецу-отшельнику.

Отшельник же просто промолчал, улыбнувшись, ведь он был мудрец.

Сказочка четвёртая (африканская)

Жил да был один рыбак, на берегу синего моря, там где выдаётся в Индийский океан Африканский рог (вообще-то называлось оно Красное море, но цвету своему не соответствовало), звали его Мбвайо. Жил он себе, не сказать, чтобы хорошо, но и не так чтобы плохо. Рыба в этих тёплых водах водилась, и Мбвайо удавалось сводить концы с концами.

Шло время, рыбы почему то становилось всё меньше и меньше, пока она не исчезла вовсе. Поначалу Мбвайо не отчаивался и продолжал упорно забрасывать свой невод. Нельзя сказать, чтобы улова не было, но в сети попадались то старые автопокрышки, то разбитые штормом деревянные ящики, то старую якорную мину, принесённую в эти места штормом из Суэцкого канала. Один раз Мбвайо даже удалось подцепить потерянный морской контейнер с удобрениями. На вырученные от их продажи деньги Мбвайо, собственно говоря, и жил последние полгода. Но и они подошли к концу.

Мбвайо долго думал, но не смог прийти к лучшему решению, чем спросить совета у местного колдуна.

Колдун внимательно выслушал Мбвайо и сказал:
— Мбвайо, разве в море плавает только рыба?
Рыбак в начале не очень хорошо понял, куда клонит колдун, но тот разъяснил:
— Посмотри, Мбвайо, на море — там полно кораблей, они большие, и внутри у них есть вещи гораздо более привлекательные, чем просто еда, нужно просто вместо рыбы ловить корабли.

— А как я узнаю, когда и какой корабль нужно ловить? — резонно спросил Мбвайо.
— А у меня есть специальный фетиш, — отвечал ему колдун, демонстрируя рыбаку мобильный спутниковый телефон, — великий и могущественный дух, заключённый в нём, мне подсказывает, где, когда и почём.

Местный колдун, его один раз не послушали, а зря…

Затем колдун направился в хижину, и вернулся оттуда с автоматом Калашникова и ящиком патронов.
— Вот тебе снасти и наживка! — сказал он.
— А вон там стоят люди, они тебя с удовольствием в артель ловцов кораблей примут, — добавил колдун. — Только помни, Мбвайо, остальным я уже это говорил, скажу и тебе: никогда не нападайте на корабли, которые хоть каким то краем причастны к России, мне трудно объяснить тебе почему, я учился в этой стране шесть лет, так что просто поверь мне на слово. И тебе будет всегда удача. Я замолвлю словечко перед духами.

Ловцы кораблей радушно приняли к себе Мбвайо, и скоро он нашёл себя в новом деле. Жизнь стала гораздо доходней и легче. Мбвайо отремонтировал и расширил свою хижину. Она теперь стала похожа на настоящий дом. Он сделал запас еды, завёл огород, и даже подумывал взять себе третью жену. Ловить корабли оказалось выгоднее, чем рыбачить. Да и дело то было не очень опасное, надо было только пострелять из автомата, товарищи сбивали из гранатомёта радиомачту, после чего по канатам, на ходу нужно было взобраться на борт. Сопротивление, как правило, было вялым. А доход по африканским стандартам весьма неплох.

И так бы оно продолжалось ещё долго, пока опьянённая доходами от неправедных трудов банда забыла таки наставление колдуна.

В этот раз команда повела себя странно, вместо того чтобы бояться ловцов, матросы окатили их кипятком из пожарного рукава, затопив одну из резиновых лодок, а когда Мбвайо полез по канату на борт, ему засветили прямо в лоб полудюймовым шариком от подшипника.

Свет померк в глазах Мбвайо и он упал назад в лодку.

Очнулся он на берегу, рядом с хижиной колдуна, куда его вынесло течением. На голове была огромная шишка, она болела. Рядом сидел колдун и прикладывал к шишке какое то зелье. Боль немного отступила. Когда Мбвайо смог соображать, то сразу накинулся на колдуна: «И где ж твоё везение, жалкий обманщик, а ещё колдун называется, блин!»
Колдун спокойно выслушал его и сказал: «Заткнись, Мбвайо, тебе повезло, да ещё как, твои дружки залезли на борт к русским и пока их искали на огромном корабле, подоспела их морская пехота. Твои дружки сейчас в сидят в Йеменском зиндане, и местный кадий никак не может решить, отрубать им головы, или повесить.»

А затем добавил: «Я ведь, вас, козлов, предупреждал!»
— И если уж ты, Мбвайо, такой козёл, то от этого дела уходи, разводи скот что ли. Тут я тебе помогу, ежели чего, — закончил свою речь колдун.

Мбвайо пошёл к себе домой. Достал кубышку, и на сбережения купил себе молочное стадо. Колдуна надо слушаться, а то шишка до сих пор болит.

Сказочка пятая (американская)

Жил да был Джон-фишермэн (то бишь: рыбак), на берегу синего моря (вообще-то называлось оно Берингово море, и синим, оно бывало очень редко, по причине суровости климата, но для красоты слога нужно, чтоб было так), да и рыбаком—то, собственно говоря, Джон не был. Просто по той причине, что он, вот уже десять лет вёл краболовный бизнес, унаследованный им по завещанию дедушки.

Бизнес имел доход, но со временем вести его стало трудно, даже почти невозможно. Мешал тому строгий американский закон, запрещал ловить крабьих самок, ради сохранения экологического равновесия. А именно они, вот уже второй сезон подряд заполняли ловушки почти что на девять десятых. Можно было бы немножечко побраконьерить. Но местный морской шериф был справедлив, но очень строг, кроме того, он был дьявольски информирован.

Вот и сейчас, только Джон задумал в тихоря спрятать пару десятков ловушек, так сразу же из—за низких облаков вынырнул серебристый вертолёт с синей полосой и восьмиконечной звездой на брюхе. Вертолёт завис над палубой джонова краболова и на неё ловко спрыгнул шериф.

— Служба шерифа! Сэр! Чем занимаетесь, Сэр?! — спросил хранитель закона, после чего достал свой кольт сорок восьмого калибра и выстрелил вверх пять раз, не глядя.
На палубу упало три мёртвых баклана, в воду рухнул самолёт наркоторговцев. Шериф посмотрел в стальное, пасмурное небо и произнёс с досадой:
— Вот дьявол, один раз промазал!
Но тут в море рухнула объятая зеленоватым пламенем летающая тарелка, ударилась о воду, после чего затонула.
Это событие сильно подняло настроение шерифа, и он сказал:
— А нет, не промазал.

Джон решил, что ему пора отвечать на вопрос шерифа, но тот его опередил.

— Снова самки, сэр, — произнёс тот сочувственно, — надеюсь, вы собираетесь их выпустить в море, сэр.
Джон молча стал выпускать свой улов. Шериф проследил, пока последний краб не прыгнул за борт.
— Всё в порядке, сэр, закон не нарушен. Вы даже не представляете, сэр, такая же фигня идёт по всему округу, я тут беседовал с яйцеголовыми из Анкориджа, они назвали это экстремальной приспосабливаемостью. Оказывается, за тридцать лет с тех пор, как Джимми Картер, повёлся на поводу у зелёных, и подмахнул этот закон о запрете отлова самок крабов, членистоногие приспособились. Теперь в ловушки заползают только самки, они выбрасывают наживку самцам, после чего Вы их отпускаете, сэр, — сказал на одной ноте шериф. — Спасибо за сотрудничество, сэр!
После этого шериф запрыгнул в пролетающий на уровне фальшборта вертолёт и был таков.

В придачу ко всему, сразу как шериф скрылся из виду, начался шторм. «Краббастер» — сейнер Джона — три дня болтало по морю. Джон решил укрыться в одной из тихих бухт Аляски, встал на якорь и начал ремонт. Ремонтировался он не долго, но на бухту упал туман, и выйти в море стало невозможно. Джон скучал со всей своей немногочисленной командой, и потихоньку поминал спиртным второй загубленный сезон подряд. Было скучно, но внезапно, тишина бухты была нарушена криками человека. Джон спустился по трапу на берег и поднялся наверх скалы.

Забавность картины его улыбнула. На каменном столбе стоял человек, отчаянно балансируя. У основания столба стоял крупный медведь время от времени смотрел наверх, и толкал своим боком столб. Столб шатался. Человек балансировал. Вдоволь насмотревшись, Джон решил помочь. Он тихонечко, подкрался к медведю с наветренной стороны, и со всего размаху пнул его в заднюю полусферу.

Косолапый от неожиданности подскочил, но, противореча инструкции по обращению с медведями департамента природной охраны США не умер, а поскакал прочь. Впрочем, пробегая мимо ручья он схватил крупного лосося, ускорившись, скрылся. Человек со столба ловко спрыгнул и подошёл к Джону.

Великий вождь Знающиий, где рыба и его родовой тотем

— Великий вождь племени Чиньгачгуков, Знающий, где рыба, приветствует тебя, бледнолицый друг, — изрёк он торжественно.
— Привет! — ответил Джон.
— Благодарю, тебя, ты спас мне жизнь, честь нашего племени и духовную целостность нашего мира, бледнолицый друг. Медведь — это наш тотем. Я не мог его убить — это табу. Скорее я должен был отдать себя ему в жертву. Но великий Маниту прислал мне тебя в помощь, и все свершилось к лучшему, — сказал он ещё более торжественно.
Потом, он закурил трубку, предложил Джону, и забрал её себе, как только тот попробовал затянуться.
— Как мне отблагодарить тебя? — Спросил Знающий, где рыба.
И тут Джона прорвало, он выложил индейцу всё, что наболело и накипело у него на душе.

— Великий Маниту послал большие испытания тебе, мой бледнолицый друг. Но тебе повезло, я закончил Гарвард и мне известно то писание, которое тебя так огорчило. Там есть сорок шестая поправка, в которой говорится, что закон не действует на жителей определённых этнических групп, коренных жителей Аляски. Тебе повезло, Джон, мы попали в этот список. Чиньгачгуки могут ловить ВСЕХ крабов в Беринговом море. Так гласит закон, — сказал вождь.
— Это хорошо, и я рад за вас, но меня-то это не касается, — с горечью отвечал Джон.
— Коснётся! Я Великий вождь, великого племени Чиньгачгуков, Знающий, где рыба, объявляю тебя своим сыном, отныне твоё имя Тяжёлая нога. Теперь ты наш. Хау! Я всё сказал!
После чего он сердечно обнял Джона и сказал:
— Пошли, я выдам тебе документ, заверенный нотариусом, заодно и отметим это событие.

Они отмечали это дней пять, после чего Джон с благодарностью и подарками вернулся на свой сейнер и начал лов краба.

Как только, трюм наполнился самками крабов. Завыла сирена, Вспыхнул прожектор. Из Вечерней мглы появился сторожевик Береговой охраны США с морским шерифом на борту.

Он ловко запрыгнул на борт сейнера, осмотрелся, достал кольт, отстегнул никелированные наручники. — Сэр! — начал он, — Вы совершили преступление, нарушив федеральный закон об экологическом равновесии Аляски, Сэр. Никуда не уходите. Я сейчас зачитаю вам ваши права.
— Засуньте себе свой кольт в зад, сэр! И проверните его раз двадцать по часовой стрелке!!! — Отвечал ему Джон.
— Ты что, перепил или обкурился? — побагровел шериф., — Ты что? Не понял? Это я здесь шериф!!! И это я могу войти к тебе во двор, пристрелить твою собаку, сломать твою дверь и тра…
— Полегче на поворотах, шериф! Это же детская сказка! — урезонил его Джон.
— Простите, сэр! Но вы меня сами спровоцировали, сэр! Объяснитесь! Сэр! — Отвечал шериф.
— Вот вам, СЭР, согласно сорок шестой поправки, я имею права на любой лов, СЭР!!! — откровенно поиздевался Джон.
После чего, протянул шерифу документ, выданный ему Знающим, где рыба. Шериф полчаса изучал бумагу, но придраться не смог. Только зубами скрипел.
— Извините, сэр, произошло недоразумение, удачного лова сэр, до свидания! — выдавил из себя шериф и ловко перепрыгнул на борт сторожевика.

«Так-то вот, ковбой. Против Гарварда не попрёшь, а радиста уволю, стучит козёл», — подумал Джон и продолжил свой лов.

И ловил ещё краба долго и выгодно.

Сказочка шестая (народная, северная)

Жил да был Тэгрыгын — рыбак в стойбище на берегу синего моря (вообще-то называлось оно Чукотское море, и чаще всего оно было сковано льдом, но чукчам было бы приятно, если бы оно было синим).

Шибко хорошо в этом году жил Тэгрыгын, рыбы поймал много, и в прок заготовил, и сменял кой чего, всей своей семье подарки купил, и теперь ехал на своей упряжке к себе в стойбище и пел весёлую песню:

Быстро — быстро, едет домой Тэгрыгын Ждёт — не дождётся его в далёком стойбище Его любимая семья, шибко ждёт, однако Тэгрыгын совсем верит, что в его чуме хорошо Шибко верит, верит, так же как и верит в то, что Сейчас наступила весна и грядёт полярный день А если он ошибётся — не беда, всегда можно пойти И утопиться в полынье…

На его беду, в том месте, где проходил его путь летал колдун — Ворон Кутх. Пришла весна, проснулись лемминги и полярные мыши, и Ворон Кутх радовался будущей добыче. Он летал и кружился и пел и гонял бакланов, и пребывал очень в хорошем расположении духа. И вот он сверху заметил упряжку Тэгрыгына. Спикировал вниз, увеличился в размере до роста оленя и встал на его пути.

Ворон Кутх, шибко сильный колдун, однако…

Тэгрыгын, шибко метко стреляет, однако…

— Постой, однако, Тэгрыгын, удачливый рыбак! — сказал он.
Тэгрыгын удивился явлению Кутха, но упряжку остановил.

— Здорово Тэгрыгын, однако! — продолжил Кутх.
— Сам здорово! — отвечал ему Тэгрыгын.
У Кутха было всё ещё хорошее настроение, поэтому он не заметил, что Тэгрыгын ему вовсе не рад.

— Послушай, Тэгрыгын, — снова начал Кутх, — мне сейчас шибко хорошо, однако, но чтобы мне было совсем шибко хорошо, сыграй мне на варгане самую весёлую твою песню!

— Некогда мне, однако, — отвечал ему Тэгрыгын,- совсем шибко тороплюсь.
— Зря ты так, однако, со мной, Кутхом, неприветливо. Я совсем сердиться могу. Шибко плохо будет! — начал сердиться Кутх.
— Не боюсь я тебя, Кутх, ступай своей дорогой! Не приставай, однако, к мирным чукчам! — храбро отвечал Тэгрыгын.
— Значит, не будешь играть, однако?! — продолжал своё Кутх.
— Нет, уходи, однако! — упорствовал Тэгрыгын.
Тут Ворон Кутх рассердился и стал увеличиваться в размерах. Тогда Тэгрыгын достал из нарт свой Винчестер и стал стрелять в Кутха. Метко стрелял, все перья из хвоста у Кутха отстрелил. Тот сразу уменьшился и стал удирать прочь.

— Так тебе и надо! Зачем приставал, однако! — негодовал ему вслед Тэгрыгын.
— Погоди, Тэгрыгын, пожалеешь, однако, шибко пожалеешь!!! — откаркнулся Ворон Кутх.
И улетел. Тэгрыгын же продолжил свой путь в стойбище к семье, продолжая петь свою весёлую песню.

А тем временем Кутх прилетел в своё логово. Сотворил большой чум, бубен и большой костёр. Обернулся шаманом и стал камлать. Он танцевал около костра, и бил в бубен, и луна танцевала на небе вслед за звуками его бубна.

Тэгрыгын же спокойно доехал до стойбища, одарил всех подарками и по этому случаю в стойбище был большой праздник.

Отдохнул Тэгрыгын немного и решил на рыбалку отправляться. Только вышел на берег, только спустил байдару, только её нос коснулся воды, тут же налетела пурга. Рыбачить было совсем нельзя. Только он вытянул байдару на берег, пурга стихала.

Три месяца пытался Тэгрыгын выйти на промысел, но каждый раз налетала пурга. Тогда пошёл Тэгрыгын к шаману за советом.

Шаман неподвижно, закрыв глаза, сидел в своём чуме и ничего не делал.

— Здравствуй шаман, однако, — поздоровался Тэгрыгын, — шибко плохая жизнь настала: как моя байдара касается моря, приходит пурга, рыбу ловить нельзя. Запасы совсем закончились, однако, скажи что делать?
Шаман открыл глаза.
— Помирать надо, однако, — ответил он и снова закрыл глаза.
И когда Тэгрыгын уже совсем было пошёл выполнять совет шамана, тот его окликнул:
— Погоди, однако, Тэгрыгын, а ты Кутха три месяца назад не встречал?
— Встречал, шибко мы поругались, однако, — ответил Тэгрыгын.
— Я помогу тебе, Кутх шибко распоясался, учить пора, однако. Вот тебе бивень древнего зверя. Бери его и езжай на метеостанцию, там будет метеоролог. Сменяй у него бивень на три бутылки огненной воды. Одну отдашь мне, а две другие помогут тебе с Кутхом совладать.

Тэгрыгын всё сделал, как велел шаман. И вот он с бутылкой огненной воды приехал к логову Кутха.

— Эй, Кутх, выходи, однако! Говорить шибко нужно! — стал кричать Тэгрыгын.
Кутх услышал, спустился с высоты, вырос до размеров взрослого охотника и подошёл к Тэгрыгыну.
— А вот и ты, — сказал он, — ты, Тэгрыгын, шибко смелый, однако, да я-то шибко хитрый!
— Ладно, ладно ты победил, Кутх, я испортил тебе веселье, вот тебе волшебная настойка — она вернёт тебе твоё хорошее настроение, — сказал Тэгрыгын и отдал Кутху бутылку огненной воды.
— Это шибко хорошо, — обрадовался Кутх, — но шибко мало, однако. Ты, Тэгрыгын, теперь будешь всегда, когда я захочу, играть мне на варгане весёлые песни, а я буду веселиться, играй!

Тэгрыгын стал играть, а Кутх выпил огненной воды и стал веселиться и летать и кружиться и радоваться жизни. Так он веселился долго, пока не свалился от усталости и уснул.

Утром Кутх проснулся от сильной головной боли.
— Что, не спится, однако? — спросил Тэгрыгын.
— Совсем шибко худо, в моей голове поселилась тысяча леммингов, и копают там свои норы! — пожаловался Кутх.
— Однако, я знаю как помочь! — Сказал Тэгрыгын.
— Говори, однако! — взмолился Кутх.
— А ты верни мне моё слово назад! Усмири пургу, и слово давай никогда не вредить мне и моему стойбищу! — потребовал Тэгрыгын.
Тогда Кутх вновь обратился шаманом, взял бубен и начал камлать, и солнце плясало на небе от звуков его бубна.

— Всё, Тэгрыгын, проклятие снято, я даю слово не вредить тебе и твоему стойбищу, никогда, однако!
— Хорошо, однако, — сказал Тэгрыгын, — чтобы голова не болела надо, однако, выпить сто грамм огненной воды, и всё!
— Наливай, однако! — попросил Кутх.
— Однако, погоди, я тебе обещал сказать, что надо делать, я и сказал. А вот давать тебе ещё огненной воды — я не договаривался, однако, — ответил ему Тэгрыгын.
Затем он выпил последнюю бутылку водки, сел в нарты и погнал упряжку в стойбище, играя на варгане весёлую песню.

А Ворон Кутх ещё долго мучался от похмелья, и потом зарёкся впредь связываться с Тэгрыгыном.

А рыбак снова отправился на промысел, и рыбачил ещё много-много лет, и всегда привозил шибко большой улов. Однако.

Сказочка седьмая (кошерная)

Жил да был один рыбак, на берегу синего моря (вообще-то оно называлось Мёртвое море, да и не море было это вовсе, а озеро, но израильтянам нравится, что у них есть ещё одно море, ну так и пусть нравится) и звали его Ицхак. Вообще то рыбак — это было прозвище, а не профессия, поскольку в Мёртвом море никакой рыбы, да и вообще живности, кроме купающихся туристов, не было. Да и откуда ей там взяться? Море то — мёртвое.

Всё выше пересказанное вовсе не означает, что Ицхак был бездельником. Нет. Ицхак был гончаром, почти художником. Он из глины, что в изобилии залегала рядом с посёлком, делал фигурки рыб, в натуральную величину, раскрашивал их очень натурально. Обжигал, глазировал, готовил к упаковке. Каждую фигурку Ицхак снабжал специальным документом, очень солидно выглядящим, сообщающим, что эта фигурка — есть точная копия одной из тех самых рыб, коими Иисус накормил страждущих. Документ был составлен на древнеарамейском и повышал стоимость глиняной рыбы вдвое (зря, что ли, Ицхак заплатил пятьсот шекелей студенту-лингвисту из Тель-Авива). Вот этих самых рыб Ицхак — рыбак и впаривал многочисленным туристам в своей сувенирной лавке, где заправлял его племянник — Перец.

Сегодня как раз истекала вторая неделя текущего месяца, а значит сегодня к вечеру, приедет Перец, они вместе упакуют всех рыб, Перец оставит отчёт по финансам, а потом можно устроить себе выходной.

Изделие Ицхака…, да, он не реалист, а что делать…? Он так видит

Ицхак уже расставил весь товар на упаковочный стол, когда, из соседней кибуцы подъехал олим — молочник. Он посигналил гудком своего не нового фургончика, давая знать Ицхаку — молоко доставлено. Ицхак, вышел, поприветствовал молочника, взял пятилитровую канистру с молоком и попрощавшись вернулся в мастерскую. Он с трудом отыскал место, куда бы пристроить канистру. Свободное место было только на подоконнике. Ицхак, не долго думая, и занял его канистрой.

Документ подтверждающий подлинность рыб, не верите? — Прочтите…

И надо же было случиться такой беде в тот момент, когда Ицхак полез в подвал за документами для рыб. Хамас решил обстрелять посёлок, где находилась его мастерская. Дюжина «Кассамов» прилетела со стороны пустыря. Как будто специально, один из них пробил дырявое ведро, что висело на заборе у мастерской Ицхака и взорвался. Осколки пробили окно мастерской и разнесли канистру с молоком, так легкомысленно оставленную им на подоконнике. Вся партия рыб подготовленных к упаковке была забрызгана молоком.

Когда Ицхак всё это увидел, в глазах у него потемнело от горя, весь товар, двухнедельный труд был самым бессовестным и подлым способом испорчены.

Ицхак начал метаться по двору, кляня во весь голос Хамас, трудности жизни, размеры налогов, «Кассамы», трудную судьбу себя любимого.

За этим занятием его и застал местный раввин Соломон, который проделывал свой ежедневный моцион, не обращая никакого внимания на «Кассамы», потому что он верил, что смерть для него не может прийти с неба. Так ему нагадали в молодости, и это предсказание вот уже тридцать лет действовало.

Раввин Соломон, известен своими решениями

— Шалом, уважаемый Ицхак-рыбак, — сказал он, только войдя во двор.
— О! Шалом, уважаемый рэби, как здоровье? Как жена? Как дети? Как себя чувствует тётя Циля из Хайфы? — ответил Ицхак.
— Спасибо, уважаемый, слава Богу, с ними всё таки очень хорошо. Но вы не почтёте за то, что я лезу не в своё дело, если немножечко поинтересуюсь: А зачем вы таки устроили такой шум и крик, что даже хамасовская боёвка на пустыре, я сам видел — разбежалась на все четыре стороны? — спросил Ицхака раввин.
— Горе, рэби Соломон, великое горе, я таки даже не знаю, что ж мне кушать прямо завтра! Вся моя работа загублена! Я разорён!!! Проклятый Хамас!!! Чтоб их пусковые трубы отскочили во время выстрела, и попали им прямо по голове! — снова начал причитать Ицхак.
— Я правильно надеюсь, что вы хотите сказать мне: «Кассам» именно сегодня попали в цель? — удивился раввин.
— Нет, «Кассам» как раз таки только разнёс ржавое ведро, но вот осколки… Да вы только поглядите рэби Соломон! — сказал Ицхак и провёл раввина в мастерскую.

Раввин посмотрел, немного подумал и спросил:
— Уважаемый Ицхак, где же вы наблюдаете проблему, таки достойную того шума, что вы так талантливо устроили?

— Вы делаете мне больно, рэби, разве в Торе не сказано про рыбу и молоко таки напрочь нельзя смешивать. Вы будете долго смеяться, рэби, но я теперь и прикоснуться боюсь… к этому… Да я разорён, у меня ствол Галлила почти изношен, и патронов всего двести штук, скажите как тут жить?! — отвечал с болью в голосе Ицхак.

— Посмотрите люди! Он меня учит Торе! — возмутился раввин, — как будто я и сам не знаю, не смешите мои тапочки Ицхак, я сказал, что НЕ ВИЖУ здесь проблемы и всё!

— Можете прибить меня священным писанием на этом месте, но я вас таки не понимаю! — Отвечал Ицхак.

Соломон улыбнулся доброй улыбкой и сказал:
— Успокойтесь, уважаемый, с такими друзьями как я и наша община, вам таки не будут страшны никакие проблемы, у меня есть один знакомый, в Аммане. И надо же такому случиться — он торговец сувенирами. Сколько вы выручаете за каждую рыбку здесь?
— Сто пятьдесят восемь шекелей, — ответил Ицхак.

Раввин достал мобильный телефон, набрал номер, поговорил минуты три с кем-то по-английски и убрал телефон. После чего снова улыбнулся и сказал:
— Чтоб вы знали, Ицхак, в Иордании такие сувениры стоят в три раза дороже, и я готов съесть сразу целую свинью, если через час, сюда не приедет торговец Селим, и не купит у вас всю партию рыб по ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ шекелей.

Ицхак физически почувствовал, как чёрная пелена спала с его будущего. Он посветлел лицом и сказал: — Рэби Соломон, вы просто таки спасли меня, что я могу сделать для вас?
— Для меня ничего не надо, а вот нашей синагоге, просто перечисляй десять процентов от твоих доходов и трудись себе на радость. Кстати, это и налоги снизит, — скромно ответил раввин, после чего и распрощался с Ицхаком.

Ицхак так и сделал. Более того, он снова связался со своим знакомым студентом и заказал тому празднично оформленный список свитков Торы, тысячу шекелей не пожалел.

А потом ещё долго мастерил своих рыб и выгодно их продавал, теперь уже в двух местах.

Сказочка восьмая (латиноамериканская)

Жил да был один рыбак на берегу синего моря (вообще-то это было Карибское море, даже точнее Мексиканский залив, но оно действительно было синим, пока не началась эта сказочка). Звали его Пабло Пескадор, что собственно и означало — рыбак.

Ловил Пабло рыбу и прочих морских гадов на продажу. Уловы глаз радовали, доходы были не то чтобы огромны, но жить можно.

Но вот однажды, на одной из нефтяных скважин, что наполняли залив в изобилии, что-то не срослось. Нефть вырвалась наружу. Загадила весь залив. Рыба ушла и морские гады ушли, а те что не ушли — сдохли.

Рыбакам стало невмоготу, и собрались они всей своей общиной на собрание. Решить, как дальше жить.

Долго они спорили, не один десяток сигар скурили. Пока слово не взял Пабло.

— Компадрес! Зачем попусту сотрясать воздух. Проклятые гринго испортили нам залив, так давайте ударим по ним с двух сторон! — сказал он.

Когда же его спросили: «А каким образом?», Пабло поправил своё сомбреро, затянулся сигарой и произнёс:
— Компаньерос! Мы сейчас напишем письмо нашему губернатору — Педро Гомесу. Пусть идёт к гринго, повиляет там своим задом, надавит куда нужно и вытрясет из них компенсацию, иначе клянусь Святой Девой Марией Гваделупской, на выборах через месяц, ни один рыбак за него не проголосует!!!

— Ловко задумано! — согласились рыбаки, — а другая сторона?
— Есть и другая, камарадос, завтра, мы обмотаем наши сети паклей и пойдём в залив, будем тралить нефть. Она впитается в паклю, а мой сын Раулито сделает вам чертёж, он нашёл его в Интернете, как сделать из старого бензовоза, что ржавеет на свалке, небольшую нефтепергонку. Мы соберём много нефти, сделаем из неё бензин и солярку и продадим проклятым гринго!« — сказал им Пабло.

Нет рыбы — не беда, можно тралить нефть

На следующее же утро закипела работа. Через неделю, община получила первый бензин и соляру. Через месяц все рыбаки расплатились с долгами, потому что нефть из-за аварии подорожала. А потом и Педро Гомес подсуетился, выбил таки деньги из проклятых гринго, да хранит его святой Августин. Да потом ещё зелёные подкинули немного, за сбор нефти из залива.

Дела пошли в гору, и община уже подумывала, как бы открыть собственную бензоколонку, а может быть не одну…, как проклятые гринго починили скважину. Нефть перестала вытекать, а ту, что вытекла сами гринго и собрали с помощью хитроумных судов.

Снова собралась община. Нужно решать, как жить дальше?

Пабло не стал ждать, пока рыбаки наговорятся. Он встал первым и сразу сказал: „Сеньоры, именно сейчас наступил тот момент, когда не нужно ничего делать, просто пойдёмте в церковь Святого Причастия, поставим свечи, и помолимся во избавление наших бед!“

Поскольку Пабло был авторитетным и уважаемым рыбаком, вся община пошла в церковь и истово молилась всю ночь. Никто не заметил, как с задних рядов церкви проскользнула к выходу чья — то тень. Утром, со скоростью Эль Ниньо, разнеслась по побережью весть: На злополучной скважине снова что—то не срослось и нефть снова хлещет прямо в залив.

Пабло Пескадор вышел на берег, взял мегафон и громко объявил: „Компадрес, вы знаете что делать, за работу!“

А потом тихонько улыбнулся. Не зря, совсем не зря Пабло потратился на дайверское снаряжение и мощный пневмоперфоратор.

Ска-а́-а-зочка ддевя́ттая (приббалти-и́-йская)

Жилл та былл одди́нн рыпа́кк, на перрегу́ си́ннего мо́рря (вобще́тто этто́ бы́лло Баллти-и-и́-йское мо́рре, но оно у насс в Эсто-о́-онии, са́ммое си́ннее). И зва-а-лли его — Эйно. ́ Пошел какк-то Эйно в мо́рре — ры́ппу лови́тть. Ло́витт он ло́ввитт, а в сетти Эсто-о́-онская ры́ппа не поппада-а́-ается. Не шпро́тта, не салака, не килька. А поппада-а́-ается то-о́-олько шпротта, килька и салака — не гра-а́-аждане. А такую ры́ппу лови́тть — мо́-о-о-ожно, а ку-у́-ушатть никка́кк нельзя. Таков закконн, вот.

Э́тта ры́ппа не гра-а́-аждане, прохо-о́-отту отт неё совсе́мм нетт

И ппошёл то-о-огда Эйно к властям в Та-а-аллиннн и спросил, какк же ему бытть.
— Ника́кк не бытть, — оттвеча-а́-али вла-а́-асти, — поттому́ что на-а́-а-аши друзья из НА́ТТО сказа-а-али:
—У о́-о-острова Эйзель что-тто сиди́тт на дне мо́рря имеша-а-а́-ает эсто-́о-онской ры́ппе, а ры́ппе негра-а́-ажданам — фсё по-о́-оффигг.

И пошё́лл тогда Эйно к мо́ррю, сел в свой баррка-а́-асс, и оттпра-а́-авился к о́-о-острову Эйзель. А коггд-а-а́ он достигг э́ттого-о о́-о-строва, сталл на аккордеонне рыппа-а́-ацкие пе-е́-есни петть и вессло-о́-омм по воде стуча́тть. И такк он стуча́лл, покка-а-а́ не по́явилось из мо́рря чу́ддо-о-о-овище.

— Ты кто, тако́е есть! Са́ттана Пя́рркеле! — спросилл его Эйно, — вотт я, на-а́-аппримерр есть э-эсто-о́-онский рыппа́к!
— Я́-тто — Чу́ддо-Ю́ддо!» — отвечалло чудо-о-овище.
— То-о-оже должностть не ма-а-аленькая, — согласился Эйно.

Но чудо-о́-овище рассерди-и́-илось, что его Эйно рассбуди-и́-ил и такк кри-и-ича́лло:
— Ты зачемм меня-я́-я, рраззбуди-и́-ил, Эйно, я теппе́ррь будду на тебя-я-я жа́-а-аловатться в Европейский Судд, за то, что ты бесспоко-о́-оишь рели́ктовый существо-о-о́, нарруша-а́-аешь экколо-о-о́-огию и ттебя тамм бу́ддут о́ччень си-и́-ильно накка-а-а́-азывать, а ммене́ плати́тть болшо-о-о́-ой коммпенса-а́-ация!
— Скажи-и-итте пожа-а-алуйста… — на́-а-ачалл Эйно, с и́-и-издёвккой.
— Пожа-а́-алуйста, — оттвеча-а-ало ему Чу́ддо-Ю́ддо.
— Не боюсь я ттебя́, Чу́ддо-Ю́ддо! — хрра-а́-аббрро оттвеча-а́-ал Эйно, — я пе́ррвый будду на тебя-я́-я жа-а́-аловатться в Европейский Судд, за то что тты тутт спишь, храпи-и́-ишь, ры́ппу ппуга́-а-аешь и нарруша-а́-аешь экколо-о́-огию, и ттебя пе́ррво-о-ого тамм буддут о́ччень си-и́-ильно накка-а́-азывать, а ммене́ плати́тть болшо-о-о́-ой коммпенса-а́-ация!

Тутт Чу́ддо-Ю́ддо заду-у́-умалось и сказа-а́-ало:
— Посто-о́-ой Эйно, этто что-о́-о же такко-о́-ое получа-а́-аеттся, мы с ттобо́й бесспла́ттно дерьма-а-а́ на́-а-аедимся.

—Ппо-о́-охоже на тто, — оттве-е́-етил ему Эйно.

И то-о́-огда Чу́ддо-Ю́ддо и говори-и́-итт: — А ттава́й, Эйно, вме́ссте бу́ддем жа́-а-аловатться в Европейский Судд, на ру-у́-усских, поттому́ что они постро-о́-оили тутт, свой газопрово-о́-од, нару-у́-ушили экколо-о́-огию, из-за чего-о-о́ я ста́лло храппе́тть во сне-е-е́, а у ттебя́, Эйно, проппа-а-а́ла ры́ппа и ттогда́ их тамм бу́ддут о́ччень си-и́-ильно накка-а́-азывать, а намм платитть болшо-о́-ой коммпенса-а́-ация.

Такк и пореши-и́-или. Напписа-а́-али жа-а́-алобу, и ста́лли ждатть когда-а-а́ же Европейский Судд запла-а́-аттит им компенса-а́-ация.

Сказочка десятая (арабская)

На земли падишаха Шахрияра пришла ночь, и Шехерезада продолжили дозволенные речи:
— Дошло до меня, о Великий Падишах, да продлит Всевышний годы твои вечно. Что жил да был один рыбак на острове Бахрейн (что уже вот как десять лет, охраняется сенью твоих сабель, могучий Шахрияр, да не укусит тебя скорпион ни на том, ни на этом свете) у самого синего моря (вообще-то это был Индийский океан, но это не важно). И звали его, Селим — рыбак. Селим жил небогато, но четыре дня в неделю он снаряжал своё доу и, сотворив утренний намаз, отправлялся на промысел, остальное же время он возделывал небольшой участок земли на берегу, чем и жил. Вот однажды, как всегда, Селим, вышел в море, на свой участок вблизи берега, что так богат рыбой, и забросил сети. Но тут налетел ветер, и доу Селима погнало ветром дальше в море, пока сеть по воле Аллаха, не зацепилась за что-то на дне. Селим, чтобы освободить сети нырнул в море, и увидел на дне, что сеть зацепилась за большой сундук. Тогда Селим вернулся на своё доу, взял канат и снова нырнул в море, обвязал сундук и призвав на помощь волю Всевышнего поднял его на свой корабль. Влекомый любопытством, Селим открыл сундук, и обнаружил в нём сосуд, запечатанный печатью с пентаграммой. Любопытство овладело Селимом окончательно и он сломал печать на сосуде. Тот час же сверкнула молния, грянул гром и из сосуда…

И тут взошло солнце, и Шехерезада прекратила дозволенные ей речи. — Что же, что же было там внутри сосуда, расскажи! — воскликнул Шахрияр.
— О Великий Падишах, об этом, я расскажу тебе в следующую ночь, в тобой же назначенной время, да восславят подданные имя твоё, — ответила ему Шехерезада.

В этой бутылке был закупорен Джин

А это — Джин, который в этой бутылке был закупорен

Когда же наступила следующая ночь, Шехерезада продолжила дозволенные речи: — …Дошло до меня, о Великий Падишах, что овладеваемый любопытством Селим, сломал печать на сосуде, что он нашёл по воле Аллаха вечного и всемогущего, на дне морском.
Тот час же сверкнула молния, грянул гром и из сосуда появился могучий джин. Он вышел из сосуда, поклонился Селиму, и пророкотал: — Благодарю тебя, добрый Селим, ты освободил меня из этого сосуда, куда меня обманом и хитростью заманил злой некромант и каббалист, подлый Дауд аль Хаддад, да будет вечно мучаться от похмелья он и все его потомки на десять колен вперёд! Теперь же я свободен, и полон мщения! А за твою доброту я помогу тебе, Селим, сделать твою жизнь не столь унылой и полной трудов, какова она сейчас. С этими словами Джин отковырнул одну из раковин, которыми оброс сундук на дне морском. Щёлкнул пальцами, раковина открылась. В раковине была жемчужина размером с крупную фасолину, голубоватого цвета, словно сияние Луны в ясную ночь, с блеском достойным глаз прекраснейшей Пэри. Он щёлкнул второй раз, и открылась другая раковина. В ней была жемчужина в два раза крупнее первой, золотистого цвета. Она сияла точно луч солнца, посланный на землю аллахом в час ненастья. Он щёлкнул третий раз, и сундук заполнился жемчугом, крупным, ровным, всевозможных оттенков.

— Но это ещё не всё, — сказал джин, — вот тебе самый главный мой подарок…

И тут взошло солнце, и Шехерезада прекратила дозволенные ей речи.
— Что же, что же он подарил Селиму, открой мне! — воскликнул Шахрияр.
— О Великий Падишах, об этом, я расскажу тебе в следующую ночь, в тобой же назначенной время, да пребудет с тобой милость Аллаха вечно, — ответила ему Шехерезада.

Когда же наступила следующая ночь, Шехерезада продолжила дозволенные речи: — …Дошло до меня, о Великий Падишах, что спасённый Селимом Джин, В благодарность за спасение, одарил Селима сундуком полным жемчуга, и сказал:
— Вот тебе самый главный мой подарок, Селим, в этом писании сказано, как можно преумножить богатство и сделать своё благосостояние вечным.
С этими словами у джина в руках появился свиток пергамента с письменами написанными золотом.
— Селим, тебе не придётся напрягать свою голову, ибо я помогу тебе познать истину! — сказал джин, и провёл ладонью правой руки над головой Селима. Селим почувствовал, как в его голове пробудились новые знания и возникли новые мысли.

— Спасибо тебе, могущественный джин! — поблагодарил он.
— Не за что, — ответил джин,- свобода дороже, прощай! — и с громом и молнией исчез.
Селим же сотворил вечерний намаз, ибо солнце клонилось к закату, и восславил имя Аллаха за полученные богатства и знания. После чего, вернулся на своём доу к острову.

В то же вечер, Селим рассказал о местах, где водятся жемчужные раковины другим рыбакам, и показал им жемчуг. Удивлению рыбаков не было предела.

Утром селим отправился в порт, где стоял корабль богатого купца из Дамаска, и очень выгодно обменял половину своего жемчуга на серебро и золото. Когда же возвращался — то увидел, что все места, где водились раковины-жемчужницы, кишели от судов и судёнышек рыбаков, которые отныне забросили рыбный промысел и стали добытчиками жемчуга. Несмотря на это, Селим продолжал ловить рыбу и в добычу жемчуга не вмешивался.

Ставшие быстро богатеть бывшие рыбаки стали говорить ему вслед: « Гляди! Вон идёт, Селим — глупец! Счастье и богатство было у него в руках, он же сам отказался от него!»
И смеялись. И продавали жемчуг, и тратили вырученное за него серебро и золото на роскошь удовольствия и излишества.

Так прошло три месяца. И снова собрались рыбаки обсудить свои дела, пришёл и Селим. Бывшие рыбаки, а ныне ловцы жемчуга, похвалялись друг перед другом своей удачей и доходами.
И решив, ещё раз посмеяться над Селимом, спросили: «А как у тебя доходы, Селим, наверняка с нашими то и не сравнить?»
— Доходы мои не плохи, благословеньем всевышнего, достаток есть. Чего ж ещё желать правоверному? — отвечал им Селим,- а вот вам, достопочтенные ловцы есть чего опасаться…

И тут взошло солнце, и Шехерезада прекратила дозволенные ей речи.
— Что же, угрожало ловцам? Скажи, сладкоголосая, — воскликнул Шахрияр.
— О, Великий Падишах, об этом, я расскажу тебе в следующую ночь, в тобой же назначенной время, да не окончатся твои благословенные годы на земле, — ответила ему Шехерезада.

Когда же наступила следующая ночь — Шехерезада продолжила дозволенные речи: "… Дошло до меня, о Великий Падишах, что Селим предостерёг ловцов Жемчуга.
— Скажите, почтенные, — начал он, — почём вы продали первую партию жемчуга?
— По пятьсот динаров за унцию, — отвечали ему ловцы.
— А последнюю? — вновь спросил Селим.
— По сто пятьдесят, но жемчуга было столь много, что получилось большая выручка! — радовались ловцы.
— Предсказываю вам, берегитесь, в следующий торг, никто не даст вам больше пятидесяти динаров, — предупредил их Селим.
— И что же, мы выловим ещё больше жемчуга, всё равно получим большие деньги и посмеёмся над твоими предсказаниями! — отвечали ему ловцы.

— Слушайте дальше, — не унимался Селим, он достал из мешка рыбу, а из кошелька жемчужину, — пусть у вас проснётся разум, и отступит алчность! Вот эта рыба растёт три года, а вот эта жемчужина — пятьдесят лет, как вы думаете, если вы с каждыми торгами будете вытаскивать всё больше и больше жемчуга, откуда возьмётся новый? — Потом добавил:
— Впрочем, предупреждаю вас — на торгах через три недели жемчуг вообще никто покупать не станет.
— Ты завидуешь нам, Селим! Потому и несёшь всякую чушь! Мы смеёмся тебе в лицо, уходи!
— Да видит Аллах всемогущий, я желал вам добра, — сказал Селим и удалился к себе домой.

Прошло три недели, и стало всё как говорил Селим: спрос на жемчуг упал и ловцам не удалось продать ни унции. Ещё через месяц у них закончились сбережения, закончилось всё, что они не успели потратить на роскошь удовольствия и излишества.

Более того, жемчужные отмели опустели, ведь они добывали жемчуг без меры. Тогда ловцы решили вновь заняться рыбной ловлей, но тут выяснилось, что все они продали аренду рыбных участков за гроши Селиму, считая его глупцом. Они хотели развести огороды, но опять выяснилось, что вся земля, хот как-то пригодная для земледелия принадлежит Селиму, они сами продали её ему за бесценок.

Красота… , только есть нельзя

Тогда ловцы собрались и пошли к Селиму и позвали его на разговор. Селим вышел и спросил ловцов….

И тут взошло солнце, и Шехерезада прекратила дозволенные ей речи.
— Что же он им сказал? — воскликнул Шахрияр.
— О Великий Падишах, об этом, я расскажу тебе в следующую ночь, в тобой же назначенной время, да не прервётся жизнь твоя в неудобное время, — отвечала ему Шехерезада.

Когда же наступила следующая ночь — Шехерезада продолжила дозволенные речи: — …Дошло до меня, о Великий Падишах, что Селима позвали ловцы жемчуга, чтобы поговорить. Селим же вышел к ним и сказал:
— Зачем пришли вы ко мне, ловцы жемчуга, чем может помочь глупец, столь мудрым и почтенным людям?
— Добрый Селим, взмолились они, верни нам наши рыбные ловли, мы заплатим тройную цену против той, что платил ты! — взмолились они.
— Нет! — ответил им Селим, — это не продаётся.
— Селим, ну тогда верни нам наши земельные наделы, мы заплатим в пять раз против того, что платил ты! — взмолились они опять.
— Нет! — Отвечал им Селим, — это не продаётся.
— Что же нам делать? Нам грозит голод! — запричитали ловцы.
— Попробуйте есть жемчуг, не зря ведь всевышний учит нас: да будет всякому во благо то, что добыто трудом праведным, — ответил он им.

Опечалились ловцы такой непреклонностью Селима и пошли прочь. Но на следующее утро они снова пришли к нему. И спросили: — Чего же ты хочешь, Селим, за рыбные ловли и землю?
— Вы просите всё, что есть у меня, так заплатите всё, что есть у вас: жемчуг в тугих кисетах, и серебро в риелях и золото в динарах и персидские ковры и дорогую посуду… , всё, на что вы так бездумно потратили свой труд! — ответил им Селим.

Зарыдали ловцы от такого горя, но на следующее утро, принесли положенное к дому Селима. Селим посмотрел на них и сказал:
— Поняли ли вы, почтенные, о чём я вас предупреждал ещё два месяца назад?
— Поняли, мудрый Селим! — отвечали ловцы.
— Раскаиваетесь ли в своих поступках? — снова обратился он.
— Раскаиваемся и просим прощения за все наши насмешки, о добрый Селим! — говорили ловцы и слёзы текли по их лицам.
— Хорошо, тогда вот вам ваши рыбные ловли и земельные наделы, — сказал Селим возвращая ловцам договоры на продажу, — на чужом горе нельзя сделать своё счастье, забирайте всё своё добро и живите с миром, да пребудет с вами мудрость Аллаха!

С тех пор не было на Бахрейне человека, более уважаемого и почитаемого, и жил он долго и счастливо, пока Аллах не призвал его к себе в положенное время.

— Какая удивительная и поучительная история! Воистину сказано: мудростью всевышнего держится этот мир! — воскликнул Шахрияр.

— История удивительна, но не удивительнее истории о хитроумном охотнике на тигров Абубакире! — ответила Шехерезада.
— Немедленно расскажи мне о нём! — потребовал Шахрияр.
И Шехерезада продолжили дозволенные речи:
— Дошло до меня, о Великий Падишах, да будет всегда над тобой тень Всевышнего. Что жил да был в далёком царстве Великого Могола один охотник на тигров, и звали его Абубакир хитроумный…

Впрочем, это уже будет совсем другая сказочка, не про рыбака, а потому… ну её нафиг!

Совет

Понравилось — покажи друзьям.